– Кто?..

– Неважно. Понимаешь, Пауль – мужик на «полстакана».

– Что?..

– Упрощенный слишком… Глубина в чем бы то ни было ему чужда, жизнь для него однозначна. Просить его остаться со мной было бы перекройкой его личности. Так что кого выбрала, тем и получила по мозгам. Я же знала уже через пару месяцев после того, как мы начали встречаться, что он такой. Но все думала: у нас же любовь, он естественный такой, что мне еще надо?.. А когда мне так нужно было, чтобы он меня понял, он даже и не слышал, что я говорю. И развелся со мной по имейлу…

– Думаешь, он не мог бы измениться?

– Это уж его дело, а не мое, – заключила Ляля. – А для тебя любовь что такое?

– Уже не знаю, – пожал плечами Артём. – Хотелось бы, чтобы женщина осталась со мной, была со мной рядом… Чтобы ей нравилось то, что я делаю для нее… Вот как-то так…

– А она для тебя что должна делать?..

– Она? Даже не знаю.

– А надо знать. Подумай об этом.

– Ладно.

Ляля улыбнулась.

– Динка была красивая очень и такая страстная. Но потом как будто лед, – произнес Тёма.

– Одной рукой притягивает, второй отталкивает, – проговорила Ляля.

– Точно! Я все для нее делал… Но она ушла. У меня нет внешности Пауля, диссертацию я защитить не смог, перевелся на простую должность…

– У тебя хорошая внешность. Поверь, женщины по-настоящему хотят тебя, когда что-то складывается внутри и начинают чувствоваться исходящие друг от друга волны. Тогда все в порядке.

– Не знаю…

– И любовь, настоящую, сильную, ничем не подменишь и не сдвинешь. Она начинает любить твои слабости, и чем больше узнает, тем больше хочет быть с тобой. Я видела этот огонь. Он у нас с Пашкой сначала был… Потом затух, правда… Но у многих пар не тухнет. Сейчас не принято об этом говорить. Вроде женятся все, когда решают завести детей, а встречаются для взаимного удовольствия… Но на самом деле огонь-то все равно есть, даже если про него не говорят. И без него в отношениях настолько чего-то не хватает… А ты носишься и не можешь найти, чего бы в них еще запихнуть… Но никак…

– Как у Пауля с новой женой?..

– Типа того.

– Я бы женился на Динке. На руках бы ее носил… Детей бы ее любил…

– Она, Артём, хотела другого. Пьедестала. Обожания и обоготворения. От всего мира. Ты бы не мог ей этого дать, вернее, ей всего было бы мало. И чем больше ты бы ей давал, тем больше ей бы не доставало. И ты был бы несчастен, поверь, я же вижу твой характер. Тебе мягкость нужна и ласка.

– Она бы могла, если бы постаралась…

– Она с тобой была, как с представителем рода мужского вообще. А если бы она даже в тебя влюбилась, она не перестала бы изводить тебя и требовать что-то тебе неизвестное. Прилагала бы усилия, но только чтобы доказать, что она лучшая женщина на Земле.

– Лучшей женщине нужен лучшей мужчина, – Артём вспомнил какую-то старую притчу. Лялька усмехнулась: он все-таки стоял на своем.

– Я завтра снова зайду в лабораторию. Там Влад будет дежурить. Мы с ним поступали вместе в аспирантуру. Может быть, узнаю что-то еще, что нам поможет.

– Врачи в больнице и так в шоке от изменения моих анализов. Хочешь их вообще довести? – улыбнулась она.

Лялька давно забралась в кровать, пользуясь статусом больной. Хотя после начала лечения прошла уже целая неделя, и она успела почувствовать себя лучше. Как и ее кровь, которую пропустили сегодня утром через внимательную аппаратуру. О выздоровлении, конечно, было говорить слишком рано.

Ляля увидела, что Артём задремал на диване, прервав бесконечные разговоры о жизни, которые потоками лились из вечера в вечер.

– Ляля?

– А? – она подняла взлохмаченную голову.

– Я заснул. Я, наверное, пойду.

– Нет, куда ты пойдешь? Ложись здесь. Я одеяло принесу и подушку.

– Неудобно как-то…

– Что неудобно? Мы оба взрослые и свободные люди. А если уж что-то произойдет, то и ладно. Вдруг ошиблись насчет того, что между нами только дружба.

Но они не ошиблись. Это было зарождение платонической любви, которой и Платон мог бы удивиться.

Артём проснулся часа в четыре от звука плача.

– Ты что?.. – он кинулся к Ляле, опасаясь, что это обострение болезни или лекарства дали непредсказуемый эффект.

– Суслик, прости меня… Я претендую на какие-то умные истины, а сама… Когда я представляю Пауля с его белобрысыми детишками, меня такое отчаяние берет… Как же этот пес мог… Он даже слушать мои доводы не стал, сказал, что я глупости несу, он всегда так говорил, когда что-то расходилось с его мнением. Он как стена… Большая тупая Берлинская стена…

– Лялька, ну что ты… Мне очень приятно тебя слушать. Я и сам знаю, как больно, когда отношения рушатся, – он взял ее за плечо. – А ты – самый смелый и необыкновенный человек, которого я знаю. Я в этой больнице от страха умер бы…

– Я чуть и не умерла… и от страха тоже… Фрустрация, ограничение способностей! Меня выгонят с работы, а значит и из этой квартиры через три месяца, если я не восстановлюсь хотя бы на три четверти. А из меня до сих пор еда вылезает обратно. Бред какой-то!.. Эта квартира, мебель – единственное, что у меня осталось! Подлая дизайнерская кровать сюда еле вписалась! Она достанется вместе с моей несчастной должностью какой-нибудь лошади с красивыми бедрами!.. А я отправлюсь в пансионат для тех, кого списали в утиль!.. И буду до конца дней смотреть за облаками! Я даже… даже… мысли путаются… я даже думать нормально не могу.

– Ляля, Ляля, – Артём пытался успокоить рыдающую женщину. Голос его звучал мягко и небывалая уверенность – откуда он ее брал? – передавалась слушающей. – Никакого пансионата не будет. И увольнения тоже… Ты хорошо мыслишь, просто устаешь быстрее. И ты уже можешь есть хоть что-то. У тебя улучшились анализы. Врачи рты открыли, сама говоришь. Я буду рядом. Я достану еще лекарств, доработаю, улучшу… Тебе будет становиться лучше с каждым днем. Я буду… я отстою тебя перед начальством, докажу, что для ограничения нет оснований, у меня ж есть юридическое образование еще… Правда я его не закончил.

Нынче все получали по три-четыре высших просто ради саморазвития. Так было принято.

– Тёмка, не бери на себя тюк, который завтра не захочешь нести…

Но Артём был слишком близок к самому смелому и решительному выбору в своей жизни. Этот хороший мальчик, который всегда слушался родителей и учителей – так думала про него Лялька, – готов был идти на любые ухищрения, нарушать все человеческие законы и едва ли не законы физики и химии, чтобы помочь ей. Теперь она была нужна ему больше всех на свете. Он бы затух, потерялся, если бы не смог слышать ее голос.

Артём не успел ответить.

Дверь сотряс показавшийся безумным в ночной тишине звонок.

– Это что еще за…? – Лялька включила виртуальный экран своего чипа-компьютера и увидела на нем через камеру наблюдения пространство перед дверью, на котором топтался мужчина с букетом цветов. Она мигом забыла про все остальное.

– Да это Пауль!.. – воскликнул Артём, узрев знакомое лицо.

Лялька вскочила и замерла на цыпочках, глядя на экран, а затем засеменила в коридор.

– Что это он?.. – Артём был тут как тут.

– Да он опять в хлам! – воскликнула Лялька.

– Что он хочет?.. Он расстроится, если узнает, что я тут… Он же…

– Пауль, ты окончательно сдурел? Ты знаешь, сколько времени?.. – Лялька включила передатчик звука, маленьким устройством приютившийся возле косяка.

– Ляля, открой! Я люблю тебя!.. Я не мог терпеть до утра!.. Я женюсь на тебе снова!..

– Действительно в хлам, – прошептал Артём.

– Ты представляешь, насколько нелепа эта ситуация?! Иди быстро домой и придумай для жены отговорку получше!..

– Ляля, я не могу без тебя… Она меня извела… Она как мороженое, а когда поднесешь ко рту оказывается из картона… Я хочу тебя!.. И больше никого!..

– Меня отравили какие-то отщепенцы, меня рвет всем, чем только возможно, а ты опять – за старую песню?!.. – Ляля подивилась, из каких пыльных углов фактически отсутствующей фантазии бывший муж вытащил подобное сладкое сравнение.