– Ты со свадьбы сбежала? Подвезти? Да ты садись, не бойся, я не маньяк. – засмеялся мужчина, заметив мою нерешительность. А я в свою очередь рассуждала в этот момент, что если бы мужчина знал, кто я и откуда пришла, то боялся бы он сам.

– Спасибо, – поблагодарила я, решившись, я подобрала подол платья и залезла в грузовик, – а то совсем замерзла.

– Вижу, аж белая вся, – заметил мужчина, – чаю налить?

– Ага.

– Жених к подружке что ли ушел? А ты тут как оказалась? – спросил водитель, наливая из термоса чай в кружку.

– Это я от стресса сюда добежала, – соврала я, – хожу, брожу и не знаю, что делать. – а это уже была настоящая правда.

– Понимаю, – кивнул мужчина, – ну ты не печалься, может еще помиритесь. Куда тебя отвезти-то?

– А вы случайно не едете мимо Александровска?

– Так далеко? А тебе точно туда нужно? – с подозрением посмотрел на меня водитель

– Очень нужно. Причем побыстрее.

– Случайно еду.

– Тогда подбросите?

– Подбросим. – кивнул мужчина и мы поехали.

В Александровске водитель высадил меня в нескольких кварталах от нужного места. Он пытался узнать мой номер телефона, чтобы удостовериться позже, что со мной все хорошо, но номер я не сказала. Во-первых, потому что сама не знала, во-вторых не видела смысла. Может я вообще сегодня умру окончательно, кто знает, а зачем расстраивать хорошего человека? Я вышла из машины, искренне поблагодарив мужчину за помощь, и сверяясь с навигатором на телефоне принялась искать нужное место. И наконец, найдя его, я подумала, что кто-то жестко разыграл меня. Я стояла у ворот церкви, не зная, что делать дальше. Рядом со мной прошла бабулька в платочке, и с подозрением глянула на меня. Чувствую, дай ей волю, погнали бы меня отсюда поганой метлой. Но у бабки судя по всему, таких полномочий не было, и она прошла мимо, бурча что-то себе под нос. Немного постояв у ворот, я все-же решилась и прошла внутрь. И что я буду здесь искать, или кого? Тут, из церкви вышел батюшка, сурово глянул на меня, и сказал:

– А, добралась-таки? Долго ты, я уж думал не успеешь. Ну пошли.

Он спустился по ступенькам и пошёл вглубь двора, к одноэтажному зданию. Ну и я пошла за ним, искренне сомневаясь в своей вменяемости и в реальности происходящего. Поп завел меня в дом закрыл дверь на замок, а потом прошел в комнату и сел за стол. Покопавшись в ящике стола, он достал из него жуткого вида книгу, потрепанную и старую, и принялся тщательно в ней что-то записывать.

– Так, – окончив сказал он, – Гоффман Эльвира Константиновна, на момент смерти тридцать лет. Мертвородилась десятого сентября, все верно?

– Н-наверно. – запинаясь сказала я.

– Ну все, я записал можешь идти.

– К-куда? – с возрастающим страхом переспросила я.

– Куда? Да куда тебя черти твои пошлют! – разозлился поп. – Иди с Богом с глаз моих, или кто там у вас! Ну!

Я растерянно смотрела на него, потом развернулась к двери и спросила:

– Вы мне откроете?

Поп подошел ко двери, открыл замок, и развернулся, стараясь не смотреть мне в глаза.

– Спасибо. – поблагодарила я и взялась за ручку.

– Погоди, взгляд у тебя вроде не злющий пока, обычно тут такие приходят… – Батюшка горько вздохнул, посмотрел на меня и сказал, – пойдем сядем.

Мы села за стол, батюшка на свое место, а я, напротив.

– Ты как, уже чувствуешь темные силы в себе? – спросил он.

– Темные силы? – удивилась я.

– Ну, злобу неудержимую чувствуешь или лютость какую?

– Неудержимый голод чувствую. – попыталась отшутится я.

Батюшка удивленно посмотрел на меня.

– Объясните мне уже, что происходит?

– Расскажи, что ты помнишь? – вопросом на вопрос ответил батюшка.

– Очнулась на кладбище, довела какого-то мужичка до обморока, забрала его телефон и куртку, потом письмо нашла около могилы, на котором адрес Ваш был написан, ну и приехала сюда на попутке.

– Долго мужчина в обмороке был?

– Да минут пять-десять, точно не помню.

– Наверное, поэтому пока не чувствуешь лютость, сытая еще.

– Сытая чем? – удивилась я.

Батюшка вздохнул и отвел глаза, потом аккуратно похлопал по книге и сказал:

–Эта летопись лишь одна из многих, десятки были до нее, и, к сожалению, страшно представить сколько будет после. Всякие черти, бесы или мертворожденные, вроде тебя, должны быть записаны у нас в течение 24 часов после появления в нашей области, в других областях другие книги, и другие летописцы. Меня зовут отец Сергий, я уже почти тридцать лет эту летопись пишу, кого только не видел в этой комнате… – отец Сергий горько вздохнул.

– А кто такие мертворожденные? – спросила я.

– Твои коллеги тебе объяснят точно. Я только знаю, что нечисть вы. И быть вас на свете не должно бы вовсе, всю душу вы из простых людей выжимаете, жизни не даете. И беды все от вас, как бы мир отчистился если…– отец Сергий снова замолчал, уйдя в свои мыли.

– А что будет с теми, кто не придет и не запишется в летопись? – спросила я, прервав молчание.

– Ну, для таких у нас специальная служба есть, УНН, называется, то есть учет нелетописных нечистей. У них приборы разные есть, исследуют, если где-то стало слишком много горя происходить – значит нечисть лишняя там затесалась, ну или своя разбушевалась. Если оказывается, что своя разбушевалась, тогда зовут УЛН, они с летописными вопрос решают. Ну, а если находят нечисть, которой в летописи нет, то…

Тут дверь распахнулась и в домик зашел красивый молодой мужчина лет тридцати, одетый в рясу. Не обращая внимания на отца Сергия, он посмотрел на меня и спросил:

– Записалась уже?

– Вроде да. – неуверенно ответила я, посмотрев на отца Сергия, тот лишь хмурился, глядя на вошедшего мужчину.

– Ну и потопали, чего сидеть тут.

Я снова посмотрела на отца Сергия, тот кивнул мне и сказал:

– Иди, несчастное дитя.

Я вышла вслед за мужчиной, тот с интересом посмотрел на меня и спросил:

– Ну, как самочувствие?

– Хорошо.

– Хорошо? – с улыбкой растянул мужчина и захихикал. Несмотря на то, что он непрестанно улыбался мне, мужчина не вызывал у меня никакого доверия, скорее наоборот, едва преодолимое желание убежать от него подальше. Видимо моя настороженность читалась во взгляде, потому что мужчина сказал, – Да ты расслабься, я знаю, что мой прекрасный лик вызывает у тебя безудержное желание побыстрее прыгнуть ко мне в кроватку, но это чуть позже, – мужчина вновь премерзко захихикал.

С чего он сделал такой вывод было совершенно непонятно, но выглядел он весьма уверенным в себе. Мы вышли за ворота церкви, прошли квартал, и остановилась у самого странного здания, которое я видела в своей жизнь. Трехэтажное нечто, совершенно непонятной архитектуры, со статуями в виде крылатых чертей и страдающих грешников, обнесенное железным забором с пиками, вызывало одновременно страх и отвращение.

– Чувствуй себя как дома. – улыбнулся мужчина, отворяя ворота.

Мы прошли во двор, а затем поднялись во высоким ступеням здания. Внутренность строения полностью советовала внешнему облику, высокие окна задрапированы темными шторами, странные картины и скульптуры окружали со всех сторон холла, а я почувствовала еще больший холод, чем тот, что не отпускал меня с момента, когда я очнулась на кладбище.

– Вот это наше пристанище, – обвел мужчина холл рукой, – потом сама разберёшься где и что, а пока пройдем на кухню, поешь там, а заодно поболтаем.

Мы разулись и прошли на большую, и довольно современно, особенно на контрасте с холлом, выглядящую кухню. Мужчина принялся делать кофе на кофемашине и нарезал бутерброд, а я спросила:

– Как вас зовут?

– А как тебе нравится? – подмигнул мне тот. – То личико, которое ты видишь на мне, это лицо человека, которого ты любила в своей прежней жизни, но ты ведь не помнишь ни его, ни как его зовут? – мужчина снова захихикал. – Это мое изобретение, хоть ты и не помнишь ничего, но где-то далеко внутри твоя растрёпанная душа, от которой скоро ничего не останется, все равно хранит память. И благодаря этому у меня быстрее получается перейти к более доверительным отношения, ты же понимаешь, о чем я? – и снова этот мерзкий смех.