– А нас не поймают тут? Наверняка ведь есть сторожа. Может быть, даже с собаками, – опасливо уточнил я.

– Не беспокойся! Тут один сторож на всё кладбище, а оно огромное. С охраной тут заморачиваться не стали, ведь довольно сложно незаметно утащить вагон, пусть и ржавый. Тем более, непонятно кому принадлежащий. Сторож периодически обходит территорию, но нас он всё равно не догонит.

– Звучит… убедительно, – с сомнением заметил я. – Ну а мы тут что будем делать? Запчасти воровать?

– Оставь воровство терзаемым сиюминутными страстями. Мы пришли сюда за кое-чем другим. За тем, что невозможно своровать, а можно только подарить, и подарить навсегда.

– Глубокомысленно.

Она не стала вступать со мной в спор или пытаться объяснить свои слова. Вместо этого она направилась куда-то решительным шагом. Я последовал за ней. Мы пробирались между вагонов и под ними, перелезали через вагонные тележки, и я постоянно оглядывался и смотрел по сторонам, чтобы не упустить из виду сторожа, который мог появиться ниоткуда в любой момент. Её же это, казалось, совсем не заботило.

Наконец мы добрались до старенького тепловоза, должно быть, годов семидесятых. Красная краска на нём облупилась, ржавчина подъела кое-где железо, нижние фары были выбиты, и только верхний фонарь сохранился в целости и сохранности. Тяжёлые колёса давно не двигавшегося локомотива поросли вьюнком, пробивавшимся через скудно поросшую травой щебёнку, по которой пролегали побуревшие от времени пути.

Она подошла к локомотиву и, цепляясь за различные детали, быстро-быстро взобралась на крышу, как будто делала это уже тысячу раз. Я в лазании был не настолько искушён, поэтому поначалу мои попытки повторить её трюк не увенчались успехом. Тогда она посоветовала, куда удобно ставить ноги и за что хвататься, и с её подсказками я наконец взобрался тоже.

Кладбище поездов предстало передо мной во всей своей одичавшей красоте. Вдалеке виднелось ремонтное депо с разбитыми окнами. Его распахнутые ворота отчётливо демонстрировали тот факт, что здание уже давно не эксплуатировалось. Кое-где на усыпанной щебёнкой территории торчали бетонные плиты платформ. Изредка щебёнка перемежалась зелёными прогалинами, густо поросшими кустарником. И повсюду-повсюду на путях стояли поезда, прибывшие на конечную.

Взгляд мой упал вниз, туда, откуда мы только что залезли на локомотив, и я отшатнулся: высота была достаточной, чтобы переломать ноги при падении. Хорошо, что, забираясь, я не обратил на это внимания. Я с ужасом подумал о том, как я буду потом слезать с локомотива.

Ступни ощутили жар горячего металла под ногами. Было ещё утро, но солнце уже успело раскалить крышу локомотива.

– Кажется, подошвы моих кроссов сейчас расплавятся, – заметил я.

– Да уж, сейчас тут слишком жарко. Я просто хотела, чтобы ты увидел всю эту красоту и знал, где я буду ждать тебя вечером.

– Будешь ждать меня вечером?

– Ага. Сейчас тут просто интересно, а вечером будет поистине волшебно, обещаю. Приходи сюда в восемь. Я буду ждать тебя.

– Я вообще не понимаю, что происходит.

– Ты в этом не одинок. Но ведь это никогда никому не служило препятствием, чтобы жить. Главное, что что-то внутри нас знает, что нужно делать. И то, что внутри тебя, говорит тебе прийти сюда вечером.

– Вообще-то, мне это говорит не то, что внутри меня, а то, что стоит напротив. Вернее, тот, кто стоит напротив. Я даже не знаю, как тебя зовут.

– Зови меня Макс. Обычно я Макс. Ну, кроме понедельников. По понедельникам мне нравится быть Эвридикой. Есть версия, что это имя означает «вдохновительница». Как тебе? Ну, или, по другой версии – «свет зари, растекающейся по небу». Мне кажется, мне очень подходит.

– Допустим, тебя так зовут, хотя и не очень-то верится. Но как это так может быть, что в один день ты Макс, а в другой – Эвридика?

– Очень просто это может быть. Это ведь целые разные дни недели! А у людей, между прочим, даже в течение дня имена меняются: с утра – Игорюша, днём – Игорь Степаныч, а вечером – уже Крулл – король-воин! Имена ведь не просто номинально обозначают того или иного человека – они передают наше отношение к нему. Вот предки называли детей в соответствии с тем, какими видели или хотели их видеть: Светлана – «светлая», Владимир – «владеющий миром». Вот и я всю неделю хочу видеть себя Макс, а по понедельникам – Эвридикой.

Я был ошарашен. Впервые в жизни я слышал, чтобы человек так вольно обращался со своим именем. Я был уверен, что её зовут вовсе не Макс, но её рассуждения были вполне убедительными, чтобы оставить попытки выяснить её настоящее имя.

– Но почему именно Макс?

– Слишком много вопросов для человека с жареными кроссами!

Я опустил взгляд и, потоптавшись, обнаружил, что кроссовки уже реально прилипли к металлу.

– Пожалуй, мы продолжим беседу вечером, – заявила Макс. – Заодно у тебя будет ещё один стимул прийти.

– Может быть, – с несколько нарочитым сомнением ответил я: я и сам ещё не знал, пойду ли я на ночь глядя на кладбище поездов, хотя эта девушка уже вызывала непреодолимую тягу. – Как мы теперь отсюда слезем?

Макс так же ловко, как и взобралась, быстро слезла с локомотива и вновь указала на детали, за которые было удобно схватиться. Самым сложным в спуске было сделать первый шаг: нужно было подползти к краю крыши и, развернувшись спиной, опустить ногу на невидимую опору. Не то чтобы я сильно боялся высоты, но было страшновато. В любом случае не мог же я остаться на крыше навсегда. Преодолев страх, я всё-таки кое-как слез.

– Ну а теперь до вечера! – сказала Макс и, не дожидаясь ответа, направилась куда-то в другом направлении – не в том, откуда мы пришли.

– Стой! Мы не пойдём обратно вместе? Я не знаю дорогу.

– У тебя всё получится, – весело ответила Макс и скрылась за вагоном.

– Эй, мне нужен твой номер телефона, – крикнул я ей вслед.

– У меня нет телефона, – крикнула она в ответ.

– Отлично, – пробубнил я под нос и пошёл в направлении ограждения, где мы с Макс перелезали.

Эту часть пути я ещё помнил, потому что всю дорогу смотрел по сторонам. Меня больше беспокоила другая часть: пока Макс тащила меня за собой через какие-то глухие улочки, я совершенно не озадачивался запоминанием маршрута. Теперь оставалось только ориентироваться по мху на деревьях. Мои размышления вдруг прервал выстрел, прозвучавший, как гром среди ясного неба. Я подскочил, как ужаленный. По спине пробежали мурашки, волосы встали дыбом.

– Ах ты, паскуда! – раздался крик сзади.

Я оглянулся и увидел сторожа, который спешно засыпал в ружьё новую порцию соли. Вытаращив глаза, я стал было ждать, что будет дальше, но уже в следующую секунду инстинкт взял своё, и я развернулся и помчался так, что аж ветер в ушах засвистел. В мгновение ока я добежал до ограждения и перемахнул через него практически одним прыжком. Помчался дальше, стрелой преодолел луг и остановился уже только у гаражей. Оглянувшись и убедившись, что погони за мной не было, я наконец-то смог перевести дух и отдышаться.

– «Не догонит», блин, ага! – выругался я и уже не спеша пошёл между гаражей.

День пролетел так быстро, что я и опомниться не успел, как наступил вечер. Не то чтобы я был очень занят или не успел что-то сделать. Как таковых дел было мало: сходил в школу покрасить мебель – это была моя отработка – да в магазин сбегал за продуктами. Но времени мне действительно не хватило: не хватило на то, чтобы понять, идти на кладбище поездов или нет. Весь день я только об этом и думал и пытался понять, что я об этом думаю. Мысли были крайне противоречивые.

Красивая девушка пригласила меня вечером в уединённое место. Как же мне повезло! Наконец-то кто-то смог почувствовать мой богатый внутренний мир и полюбить меня таким, какой я есть. Мы будем сидеть вдвоём, и обниматься, и даже, наверно, целоваться. И все будут завидовать мне, какая у меня невероятно крутая девушка!