«Воспоминания детства воскресли…» Воспоминания детства воскресли: Девочка с книгой в прабабкином кресле, Белые джунгли на зимнем окне, Синие тени на бледной стене. Небо срывается вниз снегопадом. Девочка смотрит невидящим взглядом, Словно бы зная уже, что вот-вот Кто-то незримый её позовёт. Длится снежинок таинственный танец, И отражает ей зеркала глянец: Снежной владычицы хладный венец, Хмурого севера зимний дворец. В страшные сказки влюблённое детство. Кресло и зеркало – это наследство Девочки с книгой от старых времён, Грозных судеб и семейных имён. Снег невесомо над миром витает. Девочка с жадностью книгу читает, А у стены зазеркальный двойник Тоже к загадочной книге приник. Тишь – только шёлковый шелест ресницы, Снега полёт да шуршанье страницы. И предо мной возникает, как встарь, Странного детства волшебный фонарь. И повторится до боли сердечной В зеркале девочка с книгою вечной — Из зазеркалья, из давнего дня, Словно не видя, глядит на меня. Памяти брата Мир без тебя так безнадёжно пуст. Хоть полон света, страсти, упоенья… Читают пусть в церквах сорокоуст, Чтоб дал Господь тебе упокоенье. Как боль чиста, как боль моя остра! Но обретеньем стала вдруг утрата: Теперь ты понял – ближе всех сестра, Теперь я знаю – нет дороже брата. Кого винить? Да некого винить. Хоть горький плач из горла так и рвётся… Но наших уз серебряная нить И там, в краю заоблачном не рвётся. «А мне по тебе убиваться…» А мне по тебе убиваться, Мой милый, теперь до конца — Лет тридцать, а, может быть, двадцать, Не смахивать слёзы с лица. Пусть выплачут слёзы другие, А мне этих слёз не унять И чувство острей ностальгии, Зато уж его не отнять. Вымаливать милость у Бога В ночи и в сиянии дня. А ты подожди нам немного, Пока не отпустят меня. «Взвесь каждую мою слезу. Потянет три карата?..» Взвесь каждую мою слезу. Потянет три карата? И ограни её потом – здесь нужно мастерство. Всё дело в том, что ты мне так напоминаешь брата, И с этим, я боюсь, нельзя поделать ничего. Как будто в нашем мире он, не за чертой могильной, И мне не надобно во сне искать его следы. А можно просто позвонить отсюда на мобильный, И он ответит мне, смеясь, с какой-нибудь звезды. На сходстве том судьба моя сыграла вероломно, Как ни пытайся, ничего мы в этом не поймём. Но чувство, павшее на нас, так странно и огромно, И, как в тумане светляки, мы исчезаем в нём. Что по сравненью с ним тщета, прорывы и победы? Спалило душу нам дотла, как молнией гроза. И лишь мерцает в небесах Туманность Андромеды, Как в затуманенных глазах дрожащая слеза… «О, если бы не было всё так плачевно…» О, если бы не было всё так плачевно, То разве б решилась спросить я тогда: «О, сердце моё, одинокий кочевник, Куда же ты чувств моих гонишь стада?» Над нами раскинулась звёздная млечность, И надо бы к дому, но движемся прочь. И чувство моё – беспредельно, как вечность, И горе моё безутешно, как ночь. Чьей волей мы брошены в дикую местность? Не видно нигде человечьих примет, И рвётся струна, и томит неизвестность, И кто-то во тьме произносит: «Кисмет» [3]… Но чья там мелодия темень тревожит? Ни друга кругом, ни костра, ни жилья… Кто плакать не может, тот песню не сложит. О, сердце, о чём эта песня твоя? О трудной судьбе в одиночестве ночи, О том, кто мне дорог и близок, как брат, О долге идти, хоть и нет уже мочи, Идти, чтоб дождаться утра без утрат. «Теперь ты – вся моя семья…» Теперь ты – вся моя семья, Теперь ты – вся моя родня. Не одинока больше я — Ты стал судьбою для меня. А я теперь – любовь твоя И радость хрупкая, и боль, Твой свет во мгле житья-бытья, В похлёбке быта – смысла соль. «Пульки из одной обоймы…» Пульки из одной обоймы… Ах, проказы и приколы! Что тут скажешь? Ведь с тобой мы Вышли из девятой школы. Где росли, всё отвергая, Та мечтательность и доблесть? Улица совсем другая И совсем другая область. Но Москва нас породнила — Не Саратов и не Вятка, Но тетрадки и чернила, И рисунки, и девятка. Ныне, присно и покуда, И отселе, и доколе Мы с тобою верим в чудо В память о девятой школе. вернутьсяКисмет (араб.) – рок, судьба, предопределение. |
