Но жизнь идёт своим чередом! Окончив Литературный институт имени А.М. Горького, молодой Расул полностью вошёл в русло современной поэзии тех лет. Одна за другой рождались его поэмы и выходили сборники стихов» «Песни гор», «Год моего рождения», «В горах моё сердце», «Родина горца», «Горянка», «Две шали», «Письмена»… Даже в маленьких стихотворениях несколькими строчками он лепит свои восьмистишия и живописные афоризмы. Освоение наследия русской и мировой классики, как и дружеское покровительство Самуила Маршака и Александра Твардовского поставили Расула в один ряд с Ч. Айтматовым, В. Солоухиным, К. Симоновым, К. Кулиевым и другими писателями и поэтами. Лира Гамзатова, минуя пропасти и пороги, то затихает в доброй иронии, то по-граждански борется и негодует, требуя истины:
Другое омрачает мой покой,
Покуда жив, я буду опасаться
Того, что клетки совести людской
Вдруг в раковую ткань переродятся…
Тревога не оставляет поэта, а голос совести заставляет создавать «ковёр» – его поэтическое откровение – новаторскую книгу «Мой Дагестан». В этой книге Расул Гамзатов сравнивал народы Дагестана с горными ручьями, которые стремятся слиться в один поток и текут каждый по себе – напоминают цветы в узком ущелье, что склоняются друг к другу, но не могут обняться. Но, как поэт и провидец, Расул нашёл в Дербенте, подобно Петру I, своё «маленькое окно, открытое на великий мир океана» – заявил о значении Дагестана в мировой культуре. Строки поэта только подтверждают кропотливую работу души над образами родной земли:
Я, как малохольный хожу фольклорист,
По нашему бедному краю,
И каждое редкое слово, как лист,
В гербарий души подшиваю.
Жизненный опыт Расула – целая эпоха страны. Как депутат Верховного Совета СССР и член Президиума он прошёл через верхний эшелон власти и остался горцем, не изменившим самому себе. Шутки Гамзатова всегда удивляли острой формой и незлым юмором: «Опера стала эстрадой, балет стал лезгинкой!» И через 20 лет после ухода Расула его мысли современны и востребованы!
Стремительно менялось время! «Только безмозглый камень лежит, не меняясь», – говорил Расул. Но и, сохраняя старые обычаи, думая о судьбе женщин, – Гамзатов воплотил благородство и трудолюбие характера в поэме «Горянка», где до величественного обелиска вырос образ его родной матери:
Может статься, лишь затем дарован
Мне судьбою некий жизни срок,
Чтобы я тебя возвеличил словом.
Шаль тебе соткал из нежных строк,
Ты такой при жизни не носила.
Видишь, как нарядна и светла!
Не твою ли песенную силу,
Мама, сыну ты передала?
Я хочу, чтоб в эту шаль, чаруя,
Все цветы весенние вошли.
Эту шаль – о мама! – подарю я
В честь тебя
Всем матерям земли.
Память у Р. Гамзатова была благодарной, доброты и дружелюбия хватало на всех, кто встречался на его пути:
Люди, я прошу вас, ради Бога,
Не стесняйтесь доброты своей.
На земле друзей не так уж много,
Опасайтесь потерять друзей.
Неповторима улыбка Гамзатова – улыбка Дагестана, открытого для хороших людей, а мучительная боль поэта – это негодование горца против завладевшей людьми страстью к накопительству, отбросившему назад исторические традиции Дагестана.
Этот культ денег также связывал и вызывающе подавлял разумную и размеренную по Домострою жизнь России XIX века – быт и нравы героев А.Н. Островского. В 90-е годы XX века Гамзатов понимал и с горечью видел неизбежное расслоение, опасные рубежи тщеславия и потерю вековых обычаев, сохранявших его «КОНСТИТУЦИЮ ДАГЕСТАНЦА» (1997 год). Отсюда и его весомые строки, вмещающие в себя свод правил и нравственных законов Дагестана.
Это ли не тот – прорывающийся сквозь словесную ткань языка – подстрочник драм и пьес Островского, по праву ставшего родоначальником русского театра. Будто отвечая на его личные вопросы, гроза – как действо природы (Глас Божий) – откликается на отчаянный поступок Катерины во имя любви, достоинства человека и понимания таинственней женской души. Если Р. Гамзатов восклицает, что любовь лишает разума, то Островский показывает нам, как сильное чувство становится трагедией для любящего, разрушающего условные цепи принятого миропорядка. Бунт Катерины в драме «Гроза» – это порыв выбраться из заточения: ведь она была выдана против воли.
А пьеса Островского «Без вины виноватые»? Это ли не диагноз обществу, строящему семейный очаг по расчёту – материальной выгоде?..
А.Н. Островский царит в воздухе московской жизни, будто нашёптывая мне стихи, которые я пишу в двадцать первом веке:
Мы в нашем сердце виноваты,
Когда безумно влюблены
И платим горечью утраты
За романтические сны.
А сердце в юности порхает
И ворожит, как лунный луч, —
Оно ещё не понимает,
Как выпад зла обидой жгуч.
Как бес куражится в гордыне,
И хватко царствует корысть,
А нежность чувств, как хрупкий иней,
Что по весне пора забыть.
Беда ли в том, что жаждут света
Те, кто горяч в мечте своей…
Так сердце чуткостью раздето
И беззащитно для людей.
Островский – так – и сам посредник
Оживших в слове вечных тайн…
Кто виноват – прошёл, как пленник,
Свой возвышающий обман!
А какую цену платит Лариса (героиня пьесы «Бесприданица») за чудо любви? Может ли бесприданница быть любимой и счастливой? – быть не вещью, а человеком? Что изменилось за 200 лет?.. Театр перестал быть театром – вскрытые противоречия жизни оживают и в моих стихах:
Бесприданницы нашего века
Также бродят вдоль Волги-реки —
Среди мелких людей человека
Ждут расчёту ума вопреки.
В мире всё покупают за деньги —
Сила денег надёжна в миру!
Но без риска любви мы навеки
Лишь, как пешки, кончаем игру.
Пьеса жизни горька без восторга,
В праве чувств дорогая цена!
Кто остался на линии торга —
Выпил чашу страданий до дна.
Кто о правде высокой вздыхает —
Видит даль и свои берега:
Нам приданое сердце вручает,
Чтоб мечта побеждала века…
Время «бешеных денег» всё же уйдёт в небытие! Так мог предполагать А.Н. Островский, но свою точку отсчёта в жизни он нашёл ещё в детстве, в скромном родительском доме на Малой Ордынке, где с середины 80-х годов XX века открыл двери его Дом-музей, Здесь – из разных уголков страны собирались, оседали и строились старообрядцы, сочувствующие простому люду и свято хранившие заветы старины. Всех принимала Москва, а купечество сделало эти милые нам улицы, перекрёстки и храмы народным достоянием, памятниками зодчества и православной веры. Даже и татарская слобода не нарушала это старорусское единство, а красиво вписалась в колокольный перезвон и торговый гул ярмарок, гуляний и площадей:
