Через три дня Ксюша сама пришла ко мне и объявила:

– Я тебе сейчас кое-что скажу, только поклянись, что выслушаешь до конца и не будешь смеяться.

С облегчением откинув версию сумасшествия, ведь невозможно одновременно и совершенно одинаково сходить с ума, мы возомнили себя чуть ли не волшебницами, способными предвидеть будущее. Однако длилась эйфория недолго: очень быстро стало понятно, что плохого в этом знании намного больше, чем хорошего.

Во-первых, если должно было случиться нечто дурное, мы начинали замечать тревожное повсюду. В доносящемся издалека вое сирен, в слоганах на рекламных щитах, в соринке, попавшей в глаз, в опрокинувшемся стуле и сколе на лестничной ступеньке. Страшные сны, чудные видения, оживающие тени и голоса из ниоткуда. Причем каждое отдельно взятое явление было осознаваемо и объяснимо, но, преломляясь через наше сознание и имея массовый характер, знаки сливались в параноидальное состояние помешательства. Нет, хорошее мы тоже могли предчувствовать, но плохого всегда оказывалось больше.

Во-вторых, даже если мы приблизительно догадывались, что именно должно произойти, то далеко не всегда получалось это изменить. Так, Ира Леонова сломала палец, хотя мы ее предупреждали, чтобы в тот день не выходила из дома, и она даже послушала нас, но, затеяв уборку в своей комнате, уронила на ногу утюг. Мама посмеялась над моими опасениями, что она потеряет телефон, а через два дня его вытащили у нее из кармана в магазине. Мы с Ксюшей бойкотировали школьный поход в театр, но Бобров все равно подцепил там гадкий вирус и заразил весь класс.

О чем-то глобальном и говорить было нечего. Когда в новостях писали о несчастных случаях или катастрофах, мы смутно ощущали некую особую сопричастность, но вмешательство в подобное существенно превышало наши возможности.

Вдоволь наигравшись в провидиц и намаявшись, мы с Ксюшей дружно решили, что больше этого не хотим. Пытаясь отыскать Розового Фламинго, катались неделями на метро, перерыли весь интернет в надежде получить хоть какие-то ответы, даже сходили к двум экстрасенсам и одному магу. Однако поиски успехом не увенчались, а эзотерики поразили нас исключительно актерскими и коммерческими талантами, содрав кучу денег, но не ответив вразумительно ни на один вопрос.

По-настоящему нам помогла только прабабушка Иры Леоновой, когда мы зашли навестить Иру. Несмотря на наши настойчивые просьбы никому ничего не рассказывать, Леонова все же разболтала, что мы пытались уберечь ее от перелома, и прабабушка позвала нас к себе в комнату, велев плотно прикрыть за собой дверь.

Старушка полулежала на высоких подушках в кровати, но выглядела весьма бодро. Гордо поднятый подбородок, аккуратная стрижка, внимательный взгляд, громкий уверенный голос.

– Я кандидат физико-математических наук, – завидев нас, объявила она, – сообщаю для информации, чтоб вы знали, что ни в какую магию и прочую чушь я не верю.

Мы растерянно встали около кровати. Присесть нам не предложили.

– Все, что вам кажется непонятным, является исключительно результатом сложной работы головного мозга, обрабатывающего информацию из внешнего мира и выводящего вероятности из тысяч происходящих вокруг событий, которые без должного фокуса остаются за пределами вашего внимания.

– Э-э-э, – растерянно протянула Ксюша, – и что это значит?

– Только то, что вы отлично научились слушать свой внутренний голос или, проще говоря, у вас отличная интуиция. Эйнштейн говорил: «Интуитивный разум – это священный дар, а рациональный – верный слуга».

– Понятно, – сказала я, потому что не знала, что еще сказать.

– Я позвала вас потому, – прабабушка перешла наконец к делу, – что мне не хочется, чтобы вы забивали Ирочке голову своими предсказаниями и предчувствиями. Она у нас готовится поступать в математический класс, и эта антинаучная ерундистика настраивает ее на нерабочий лад.

– Мы просто хотели помочь, – оправдываясь, пробормотала Ксюша.

– Ну и? Помогли? – Старая женщина скептически скривилась.

– Но кто же мог предположить, что она уронит утюг? – ответила я, чувствуя, как закипает негодование, оттого что Ира на нас донесла.

– В том-то и дело! – Подбородок старушки задрался еще выше. – Способность использовать священный дар напрямую зависит от работы верного слуги.

– В смысле? – Ксюша озадаченно поморгала.

– От мозгов зависит! Это ты понимаешь?! И если их мало, то ваши интуитивные домыслы только вредны.

– Если вы такая умная, – Ксюша воинственно скрестила руки на груди, – то наверняка должны знать, как от этого избавиться. Как перестать замечать эту информацию внешнего мира? Он нас не просто информирует, а уже забомбил всякой фигней, которую мы не в состоянии переварить.

– Это легко, – фыркнула она, – правило номер один: если тебе вдруг что-то показалось, немедленно забудь. Правило номер два: никаких взаимосвязей и домыслов. Сон – это просто сон, а сновидения – субъективное восприятие образов. Вороны каркают, потому что они не кукарекают, а зеркала бьются из-за неуклюжих людей. И, наконец, правило номер три: все, что ваше, должно оставаться только вашим, иначе это превращается в коллективную фантазию, лишь отдаленно имеющую отношение к действительности.

– Но мы же не можем не рассказывать друг другу о своих переживаниях! – удивилась я. – Мы же лучшие подруги!

– Можете! – отрезала женщина.

И пускай разговор состоялся не особенно приятный, а прабабушка Иры нас не переубедила, ее правила мы решили все-таки применять, и это действительно сработало.

Я так глубоко погрузилась в эти воспоминания, что совершенно не заметила, как подъехал следующий поезд и Ксюша с Ромой подскочили ко мне.

– Ты его видела? Разговаривала? – Ксюша горела от возбуждения. – Что он сказал?

– Ничего не сказал. Его там не оказалось.

– То есть как?! – разочарованно воскликнул Рома. – Вся эта беготня просто так? Ну ты, Серова, даешь! Восемнадцать лет тебя знаю, и все равно каждый день что-нибудь новенькое.

– Прости. Я сама расстроена.

– Мне это не нравится, – серьезно сказала Ксюша.

Я обреченно кивнула.

– То, что Гудвин написал о платье, вовсе не означает, что он там был, – сказала Ксюша. – Он вполне мог видеть запись. Извини, но тогда ты была звездой. А если он твой фанат, наверняка сохранил пару видосов для себя.

Я надевала красное платье всего один раз – на прошлый Новый год, и воспоминания, связанные с тем вечером, были не самыми лучшими.

Тогда я впервые перебрала с алкоголем. Это получилось случайно, ведь до этого я ничего крепче шампанского не пила, а после и шампанское тоже. Но именно из-за него все так и произошло.

Встретив Новый год дома, мы с Ксюшей и Ромой отправились в гости к Ромкиному однокласснику Степе Россу. Родители его уехали, и он пригласил ребят к себе.

Чтобы не идти в гости с пустыми руками, мы прихватили со стола открытую бутылку шампанского и вино. Но пока шли, пили шампанское прямо на ходу. Тогда казалось, что это очень весело, потому что сверкали салюты, играла музыка, попадались шумные, но доброжелательные люди, поздравляющие нас с Новым годом. Мы кричали на всю улицу «Новый год к нам мчится» и толкали друг друга в снег.

Идти до дома Степы было недолго, но шампанское мы допили прежде, чем попали к нему, и оставили пустую бутылку на ступеньках возле подъезда.

В квартире было жарко, душно и полно народа. Нас радостно встретили и немедленно сунули в руки бокалы. Последнее, что я относительно неплохо запомнила, как Ксюша тащит меня танцевать, а все остальное знала только по чьим-то рассказам и стыдным видео, ради полного изъятия которых в последующие полгода мне потребовалось потратить немало сил и вытерпеть достаточно насмешек.

Словом, вела я себя не лучшим образом, обнималась и целовалась со всеми подряд. Со стороны это выглядело ужасно, но меня переполняло ощущение, что я всех люблю. Всех-всех: ребят, девчонок, просто всех людей в мире и весь мир тоже. И эта всеобъемлющая любовь казалась мне такой огромной, что ее невозможно было выразить словами. Я танцевала с Ксюшей, с парнями, потом и вовсе одна. Толкала тост о том, что всех люблю, и в конечном счете оказалась с кем-то в спальне, откуда Мартов меня и вытащил. Упаковал в пуховик и, никого не предупредив, унес домой.