— Я не могу с вами об этом говорить. — пошла она на попятную.

— Не можешь? — нехорошо поинтересовался наставник. — Какой у нас был уговор, когда я взял тебя в ученицы?

— Ничего не скрывать, даже если очень стыдно, потому что вы должны знать все, чтобы предотвратить выброс дара.

— Ну и?

— Мне очень стыдно.

— Я могу залезть в твою голову.

Эверилд помотала головой и прошептала:

— Я увидела очень красивую девушку и захотела познать ее ближе.

Учитель широко улыбнулся.

— А ты не перестаешь меня удивлять. Поздравляю, тебе нравятся девочки. В этом нет ничего постыдного среди вампиров. У нас даже есть одна семейная пара, состоящая из женщин. Ты бессмертная и для твоих желаний нет границ. Это люди навешивают на себя ограничения, потому что живут мало. К нам, вечно живущим это не относиться. Ну, раз ты влюбилась, попробуем твою пассию забрать, если ты готова.

— Да, только ей ничего не говорите. И, кстати, она проститутка. — отвела глаза Эверилд.

Она не могла поверить, что влюбилась в человека своего пола, ведь Бог осуждает подобные связи. А с другой стороны, для нее всемогущий Бог не страшен, ведь ей не светит ни рай и ни ад, а только земля, по которой ей суждено ходить вечно.

Стоила ей вспомнить о своей неуязвимости, как она с легкостью приняла новый факт о себе.

— Тогда иди, собирай вещи. До рассвета осталось всего четыре часа. Детей возьмут молодые вампиры, можешь о них не беспокоиться, они им очень понравились. А тебя еще рано подпускать к ним с твоим не постоянным даром.

Вампирша приняла и этот факт.

— Тогда мне всего лишь надо захватить тогу, паранджу и деньги, чтобы выкупить девушку.

— Девчонку я заберу сам, и никаких денег не потребуется. — ответил Ромео и вампирша покинула кабинет.

Детей в ее комнате уже не было. Эверилд взяла свою любимую тогу фиолетового цвета и сложила флейту, подарок от несостоявшегося жениха. Это все, чем она дорожила. Учитель ждал ее у выхода с заплечным мешком. До чуткого слуха кровососки доносились раздраженные голоса мужчин, они шли на расправу с домом колдуна. Эверилд вздрогнула.

— Готова?

— Да.

Они пошли к потайному ходу, ведущему прочь из города. Пока они бесшумно передвигались, Эверилд спросила:

— А у вампиров такая же религия, как и у людей?

— Нет, мы не верим в Богов, догмы людей нам не подходят. Не ты, не я не угодим в рай или ад, даже реинкарнация нас не ждет. Мы верим в прародительниц вампиров, они должны прийти в этот мир или открыть нам путь в другие миры, где можно жить спокойно.

Из старых воспоминаний, Эверилд выдернул отдаленный гул самолетов, это были бомбардировщики. За окном расцветали сумерки. Эверилд вскочила, молниеносно переместилась к двери, и побежала по коридору, крича:

— Встаём! Быстрее! Летят бомбардировщики!

Эверилд раскрывала двери, без остановки повторяя одни и те же слова. Жители сонно мычали, отмахиваясь от беспокойной гостьи, и подорвались только тогда, когда раздался вой сирен.

— Бежим в часовню! — скомандовала Эверилд.

Она первая прибежала в главный зал, открыла проход, а через пару минут подтянулись и остальные жители. Все спешно стали спускаться в часовню, и вампирша услышала первый взрыв. Оставалась секунд пятнадцать до того момента, когда самолеты окажутся над домом.

Последний ребенок вошел в убежище, и дверь встала на место. Вампирша всем своим телом чувствовала, как содрогается земля. Слышала гул моторов и взрывы, один за другим. Дети плакали, а мамочки пытались успокоить детвору. Эверилд села на скамейку.

— Давайте, я расскажу вам сказку. Когда-то ведь не было железных дорог, и люди ездили на подводах. Вот один еврей как-то раз поехал к цадику, и взял из конюшни своего верного друга с гривой серого цвета. Дело было в пятницу, он собрался рано утром, и выехал из своего скромного дома. Еврей ехал верхом целое утро, в полдень поел вяленое мясо с сухарями и тронулся дальше в путь. Скачет он уже двенадцать часов, а знакомых улиц не видать и тогда еврей понял, что заблудился. Едет-едет, вдруг, видит свет и подъехал ближе. Перед ним возвышался кованый забор, и ворота с изображением ангела с мечом в руке, занесенным над чертом. Озадачил его рисунок, почесал он лысину, и посмотрел на небо, уже сильно темнело. И отбросив сомнения, он въехал прямо в ворота. Во дворе стояли три еврея. Спрашивает он их: можно ли ему остаться здесь на субботу? Отвечают ему: да, но к нам, если заезжают, то обратно не выезжают. Тут понял еврей, что попал к разбойникам, и стал просить отпустить его, пожалеть его, но те в ответ одно: от нас выхода никому нет. Тогда еврей стал плакать, предлагать деньги, а те отвечают: мы денег не берём, мы берём душу. Тут еврей стал ещё пуще умолять, упрашивать. Тогда один из разбойников говорит: знаешь что, спросим у нашей матери, как она скажет, так и сделаем. Зашли в дом. А в доме на столе лежала белая скатерть, и стояли две свечи. Подошли к комнате матери, она заперта, но через замочную скважину гость видит, что разбойница молится. Женщина помолилась, открыла дверь и вышла к ним. Сын-разбойник рассказал ей о просьбе гостя отпустить его со двора.

— Об этом не может быть и речи. — отвечает мать. — Сто и одно — все одно. У моего сына легкая рука и очень острый нож, вы даже не почувствуете.

Тогда гость ещё больше стал её упрашивать, а она свое:

— Отпустить мы вас не можем. Мы разве разбойники? Мы убиваем только тех, кого приводит к нам Бог, да будет благословенно его имя! Вы только не тревожьтесь, выберите себе любую кровать, а уж остальное сделает мой сын, у него легкая рука и острый нож, вы даже не почувствуете.

А он все просит, чтоб его отпустили: так, мол, и так, оставил дома жену, детей, хозяйство. Разбойница в ответ:

— Не говорите глупостей. Дети будут жить без вас, хозяйство будут вести без вас. Сто и одно — все одно.

Короче говоря, видит еврей: ничего не получается, и стал упрашивать, чтобы хоть отложили его смерть до завтра. А разбойница говорит:

— Нет, до завтра не получится. В субботу мы не убиваем.

— Тогда пусть будет в воскресенье или в субботу вечером. — попросил гость.

Мать разбойников подумала и решила:

— Ладно, пусть будет в субботу вечером.

Ну, переночевал еврей эту ночь у разбойников. Утром вышел во двор и видит за домом груду человеческих костей, отрубленных голов, рук и ног, чуть в обморок не упал. Идет дальше и видит: тропинка. Была, не была, думает: надо бежать! Не убежишь — вечером зарежут, а убежишь и поймают — все равно зарежут. Короче говоря, пустился еврей бежать по тропинке и бежал, пока не выбрался в поле. А там мужики косили рожь. Он и спрашивает, как ему попасть в местечко. Они подробно объяснили, что надо, мол, идти до речки, а через речку вплавь. Подошел еврей к речке, вдруг слышит за спиной крик: «Не ходи! Не ходи!». Смотрит, бежит к нему какой-то человек. Он испугался: не из тех ли он вчерашних разбойников? Нет, бежит мужичок. Подбежал и говорит:

— Здесь не плыви, здесь утонуть можно. Иди вон там, там вброд перейдешь.

Еврей так и сделал, перешел речку вброд и попал в местечко.

Вот и все.

Дети захлопали в ладоши, и одна девочка предложила поиграть в благородную разбойницу.

— Эври. — ребенок замялся, пытаясь вспомнить имя гостьи.

— Называй меня Эври.

— Эври, ты будешь в роли суфлера, а я буду мамой разбойников. — распорядилась Ахуна, и ткнула в мальчиков близнецов.

— Авигалий, Джон, будете моими сыновьями. — потом Ахуна ткнула пальцем в бледного и худого мальчика лет десяти.

— Авель, тебе отдаю главную роль ученика, спешившего к учителю.

Она посмотрела на Данну:

— Вы с Агнешкой будете изображать крестьян.

Данна возразила:

— Почему это ты будешь матерью разбойников. Я хочу играть разбойницу. — девочка уперла руки в бока.

Данну мать природа наградила густыми, черными волосами, шоколадными глазами, упрямым подбородком и ямочками на щечках. Также у нее был шрам на виске, родинка под курносым носом, а одета она была в зеленое платье из льна. Девочке было не больше восьми лет. Ахуна нахмурила брови и прикусила алые, пухлые губы.