Мэри залилась весёлым смехом, но тут же осеклась, увидев, что Диксон не смеётся вместе с ней.

— Крейг, а что вы скажете о самолётах, которые попадают в ураган? Кажется, мистер Фриман что-то говорил о них как раз перед тем, как ему понадобился рвотный пакет. Такие самолёты выдерживают турбулентность, вероятно, даже хуже той, что мы пережили сегодня вечером.

— Но люди на них знают, что их ждёт, — ответил Диксон. — Они морально готовы. Это справедливо для многих коммерческих рейсов. Ещё до взлёта пилот сообщает: «Ребята, извините, но сегодня вечером нас ждёт слегка неприятный полёт, так что пристегните ремни безопасности».

— Я понимаю, — сказала Мэри Уорт. — Морально подготовленные пассажиры могли бы… наверное, вы бы назвали это объединённой телепатической силой, которая способна удержать самолёт. И только нежданная турбулентность требует присутствия кого-то уже подготовленного. Напуганного… ммм… не знаю, как бы вы назвали такого человека.

— Эксперт по турбулентности, — тихо произнёс Диксон. — Так их называют. Так называют меня.

— Вы же не серьёзно.

— Отнюдь. И я уверен, что прямо сейчас вы думаете, что едете в одной машине с человеком, страдающим серьёзным расстройством, и вам не терпится побыстрее выбраться отсюда. Но это и правда моя работа. Мне хорошо за неё платят…

— И кто же? — спросила Мэри Уорт.

— Я не знаю. Звонит некий мужчина. Я и другие эксперты по турбулентности — нас несколько десятков — называем его куратором. Иногда между звонками проходят недели. Однажды мне позвонили только через два месяца. В этот раз прошло всего лишь два дня. Я летел в Бостон из Сиэтла, над Скалистыми горами… — Диксон приложил ладонь ко рту, не желая вспоминать, но всё равно вспомнил. — Скажем так — это было сурово. Не обошлось без пары сломанных рук.

Лимузин повернул. Диксон выглянул в окно и увидел указатель с надписью «СИЕСТА-КИ, 2 МИЛИ».

— Если это правда, — произнесла Мэри, — зачем, ради всего святого, вы этим занимаетесь?

— Хорошо платят. Прекрасные бытовые условия. Я люблю путешествовать… или, во всяком случае, любил; лет через пять-десять все места начинают выглядеть одинаково. Но в основном… — Диксон подался вперёд и взял руку Мэри в свои. Он подумал, что она может отстраниться, но она этого не сделала. Она зачарованно смотрела на него. — Это спасение жизней. Сегодня на том рейсе было более ста пятидесяти человек. Только авиакомпании называют их не просто людьми, они называют их душами, и это правильное слово. Сегодня вечером я спас сто пятьдесят душ. И с тех пор как я этим занялся, их насчитывается уже тысячи. — Диксон покачал головой. — Нет, десятки тысяч.

— Но вы каждый раз испытываете ужас. Сегодня я смотрела на вас, Крейг. Вы были в смертельном ужасе. Как и я. В отличие от мистера Фримана, которого якобы вырвало из-за качки.

— Мистер Фриман никогда бы не справился с этой работой, — сказал Диксон. — Вы не сможете выполнять свою работу, если при каждой турбулентности не будете убеждены, что погибнете. Вы убеждены в этом, хотя знаете, что именно вы являетесь гарантией того, что этого не произойдёт.

Шофёр тихо произнёс по внутренней связи:

— Пять минут, мистер Диксон.

— Должна признаться, это была увлекательная беседа, — сказала Мэри Уорт. — Могу я поинтересоваться, как вы вообще получили эту уникальную работу?

— Меня завербовали, — сказал Диксон. — Так же, как я сейчас вербую вас.

Мэри улыбнулась, но в этот раз не рассмеялась.

— Хорошо, я сыграю в эту игру. Предположим, вы всё-таки завербовали меня? Что вы с этого получите? Какой-то бонус?

— Да, — ответил Диксон. Минус два года своей будущей работы — таков был его бонус. На два года ближе к отставке. Он говорил правду о своих альтруистических побуждениях — спасение жизней, спасение душ, — но также говорил правду о том, что путешествия в конечном итоге стали утомительными. То же было справедливо и для спасения душ, когда ценой этого были бесконечные секунды ужаса высоко над землёй.

Должен ли он сказать ей, что войдя в организацию, ты уже не сможешь выбраться? Что это твоя сделка с дьяволом? Должен. Но не стал этого делать.

Лимузин завернул на кольцевую площадку перед кондоминиумом на берегу моря. Там ждали две дамы — несомненно, подружки Мэри Уорт.

— Не могли бы вы дать мне свой номер телефона? — спросил Диксон.

— Для чего? Чтобы вы могли позвонить мне? Или передать номер своему боссу? Вашему куратору?

— На всякий случай, — ответил Диксон. — Какой бы приятной не была наша встреча, Мэри, вероятно, мы никогда больше не увидимся.

Мэри задумалась. Её подруги чуть ли не приплясывали от волнения. Затем Мэри открыла сумочку и достала визитку, протянув её Диксону.

— Это номер моего мобильного. Вы также можете найти меня в Бостонской публичной библиотеке.

Диксон засмеялся.

— Я так и знал, что вы библиотекарь.

— Все так думают, — сказала Мэри. — Работа скучноватая, но, как говорится, на кусок хлеба хватает. — Она открыла дверь. Её подружки завизжали, как фанатки рок-группы.

— Есть более волнительные занятия, — произнёс Диксон.

Мэри с серьёзным видом посмотрела на него.

— Существует большая разница между временным волнением и смертельным страхом, Крейг. Думаю, мы оба это знаем.

На это Диксону нечего было возразить, поэтому он вышел из лимузина, чтобы помочь шофёру с багажом Мэри, пока она обнимала двух вдов, с которыми познакомилась в интернете.

Мэри вернулась в Бостон и почти забыла о Крейге Диксоне, пока однажды ночью не зазвонил её телефон. Это был мужчина с лёгкой шепелявостью в голосе. Они немного поговорили.

На следующий день Мэри Уорт уже летела прямым рейсом № 694 авиакомпании «Джетуэй» из Бостона в Даллас, сидя в эконом-классе в начале хвостового отсека. Центральное место в правом ряду. Она отказалась что-либо есть или пить.

Турбулентность застала её над Оклахомой.

Через полгода после смерти жены Ллойда Сандерленда, с которой он прожил сорок лет, к нему в Каймен-Ки из Бока-Ратона приехала в гости сестра. Она привезла с собой щенка — помесь бордер-колли и муди. Ллойд никогда не слышал о муди, и ему было всё равно.

— Бет, мне не нужна собака. Это последнее, чего я хочу на этом свете. Я едва могу позаботиться о себе.

— Это заметно, — сказала она, отцепляя почти игрушечный поводок. — Насколько ты похудел?

— Я не знаю.

Бет обвела его оценивающим взглядом.

— Я бы сказала, фунтов на пятнадцать. Что вполне допустимо, но дальше худеть не советую. Я собираюсь приготовить яичницу с сосисками. И тостами. У тебя есть яйца?

— Я не хочу яичницу с сосисками, — сказал Ллойд, разглядывая собаку. Она сидела на белом ворсистом коврике, и Ллойд гадал, сколько времени пройдёт, прежде чем она оставит на ковре свою визитную карточку. Да, ковёр не помешало бы пропылесосить, и, может быть, даже простирнуть, но, по крайней мере, на него ещё никто не мочился. Собака смотрела на Ллойда своими янтарными глазами. Казалось, будто она изучает его.

— У тебя есть яйца или нет?

— Да, но…

— А сосиски? Нет, разумеется, нет. Наверное, всё это время ты питался замороженными вафлями и супом «Кэмпбэлл». Я схожу в «Пабликс». Но сначала разберу твой холодильник — вдруг тебе ещё что-то нужно.

Бет была на пять лет старше Ллойда, и в основном воспитывала его после смерти их матери. В детстве он никогда не мог противостоять ей. Теперь они стали старыми, а он по-прежнему не мог противостоять ей, особенно после смерти Мэриан. Вместо внутреннего стержня у Ллойда образовалась пустота. Всё могло бы поменяться, или не могло. Шестьдесят пять — многовато для протестов. Но собака — против этого он мог устоять. Чем вообще думала Бети?