-- Господа! Вот рекомендую, некто Крюков, бывший питомец университета, -- закричал Порецкий, вводя в зал Крюкова.

Некоторые обратили внимание, а очень многие даже не посмотрели.

-- Ну, ты прокурор! Вот познакомься! Материал для тебя... Слышишь? А ты его не бойся, -- добавил Порецкий, обращаясь к Крюкову.

Прокурор, хмельной, но еще вполне приличный, несколько сконфузился и молча подал руку Крюкову.

-- А вот наш старейший "питомец"... Эскулап, старший врач больницы... Несколько тысяч уж отправил ad patres!

Эскулап тянул какую-то жидкость из стакана и поздоровался с рекомендуемым тоже молча, глядя куда-то мимо...

-- А вот и тот студиоз, брат Варин, о котором я говорил тебе... Последнее "издание"! Тоже сидит, как сыч, в углу, не пьет, не кушает, молчит; одним словом, вы -- два сапога пара!

-- Игнатович! -- серьезно отрекомендовался студент, слабо пожал руку Крюкова и опять сел в кресло, в углу.

-- Крюков! Бывший студент, -- ответил Крюков.

Дальнейшая рекомендация оборвалась, ибо Порецкий, приглашенный кем-то выпить, бросил обоих "сычей", ушел и забыл об их существовании.

Крюков взял свободный стул и подсел к Игнатовичу.

-- Давно вы здесь? -- спросил Крюков.

-- Только сегодня приехал.

-- Надолго?

-- Не знаю.

-- За что?

-- Тоже не знаю... -- тихо ответил Игнатович, искоса посмотрев на соседа...

Посидели, помолчали. Разговор не клеился. Игнатович оказался человеком несловоохотливым.

Крюков поднялся со стула и пошел бродить по комнатам.

Публика разбилась на группы: более солидные си-дели за столом, другие уединенно беседовали по углам, сидя и стоя. Из приемной слышалось: "Трефы! Мои. Бубны! Мои. Пас! Вист!"

Помощник Красавина взял Крюкова за талию и начал с ним разговор о студенчестве, вспомнил "наше время, когда", не совсем лестно отозвался о своем принципале, Красавине, пожаловался на скудость практики в Н-ске и не без пафоса произнес:

-- Разве мы, идеалисты, можем когда-нибудь устроить свое благосостояние? У нас -- разные принципы, убеждения!.. Все это подлецам на руку... Я, например... да разве я не имел бы давно уже состояния, если бы захотел? Мы, батенька, жертвы своей собственной порядочности...

-- Виноват!.. Я сейчас... извините! -- проговорил Крюков и оставил вертлявого господина в пенсне и с широкой закинутой за ухо тесьмой. Этот господин раздражал Крюкова; долго он сдерживался, терпел, но больше не стало сил: -- улизнул от "идеалиста".

XII.

Освежившись от потока шумных и бестолковых впечатлений и успокоив вызванное разговором с "идеалистом" раздражение мимолетной беседой с Варварой Петровной, Крюков опять пошел в зал.

В одном углу сгруппировалась кучка гостей и крикливо спорила. Подойдя поближе, Крюков услышал, что стоящие то и дело упоминают о "марксистах". Это его заинтересовало; он пододвинулся еще поближе.

Центр группы составляли три лица: молодой земский врач в очках, с пышной шевелюрой и с семинарским выговором на "о"; кандидат на судебные должности, худой, с длинной шеей и чахоточным лицом, и, к удивлению Крюкова, -- земский начальник Оболдуй-Тараканов.

Вокруг них стояло несколько человек, которые хотя непосредственного участия в споре не принимали,

но, тем не менее, -- проявляли это участие: мимикой, жестами, односложными восклицаниями "верно!", "чепуха!", "само собою разумеется!" и т. п.

Подошел еще Порецкий, послушал, вмешался и влез в центр. Земский врач с семинарским акцентом ругал самыми обидными словами марксистов. Упоминались журнальные полемические статьи и произносились буквальные выдержки из них. Кандидат на судебные должности защищал марксистов. Оболдуй-Тараканов ругал всех: и народников, и марксистов, и либералов...

Крюков долго слушал и не стерпел: присоединился к земскому врачу, явившись весьма солидным для него подкреплением. Оболдуй-Тараканова побили. Этот постепенно уступал и начал переходить на сторону земского врача и Крюкова. Зато к кандидату на судебные должности присоединился доктор Порецкий... Начался горячий бой, хотя и достаточно бестолковый, хаотический, в котором оратор не только не щадил врага, но очень часто наносил крепкие удары даже самому себе, не говоря уже о союзниках...

-- Все для народа и все посредством народа, -- певуче формулировал что-то Крюков.

-- Позвольте-с! А если это одно лишь пожелание? Благими желаниями ад вымощен...

-- А как это "посредством"? -- загремел баритон Порецкого. -- Как-с? Это посредством того народа, который тебя, интеллигента, как пса смердящего, убивает, когда ты идешь защищать его от холеры? Который не понимает, кто его друг, который в нужде и невежестве своем...

-- Позвольте! -- сильно ударяя на "о", перебивает земский врач, поправляя спадающие очки. -- Надо этой нужде помогать, надобно просвещать, надобно...

Чахоточный кандидат на судебные должности не дает ему докончить:

-- Эка, Америку открыли! Эка... Не надо быть, кажется, и радикалом, чтобы...

-- Позвольте-с! Дайте мне докончить мысль! -- кричит земский врач. Но кандидат не обращает внимания и кричит еще громче, с пеной у рта:

-- Не надо быть радикалом, чтобы верить, что ученье свет, а неученье тьма! Достаточно не быть только идиотом. Я говорю о более широких задачах и программах... Вы мне докажите...

-- Позвольте-с!

-- Вы нам докажите, что ваша община способна создать в будущем новое общество, близкое к идеалам...

Тут кандидат вытянул шею, посмотрел, где сидит прокурор, и шепотом докончил:

-- Социализма...

Как только кандидат начал шепотом, Порецкий ударил баритоном, громким и смелым:

-- Известно, господа, что теперь даже ваши единомышленники сознаются, что община и все другие ваши "киты" не развиваются, а разрушаются... Стало быть, вопрос можно поставить так: способны ли мы, интеллигенция в широком смысле этого слова, остановить это разрушение; заметно ли такое направление и есть ли шансы к самой возможности повернуть клячу, именуемую прогрессом, в бок, в сторону?..

-- Есть, есть! -- послышались голоса из публики.

-- А я вам скажу: есть только одно ваше желание... Вопрос в том, где вожжи и кнут, чтобы стегнуть клячу?.. Вы стоите и думаете: "да если бы мне в руки вожжи и кнут, так я бы!"...

Раздался общий дружный хохот.

Заинтересовался, видно, спором и молчаливый Игнатович: он подошел и стал, скептически улыбаясь, слушать, но никакого желания вмешиваться не выказывал.

-- А в телеге сидит господин капитал и, если вы вознамеритесь присесть хоть на задок (вы, интеллигенты!), -- он стегнет вас кнутиком... -- с апломбом говорил Порецкий. -- Почему кляча вдруг, ни с того, ни с сего, повернет в сторону?..

-- Как ни с того, ни с сего?

-- А идеи? Наука?..

-- Господа! -- выступил опять кандидат: -- позвольте!

-- Вы говорите, что капитал съест сам себя? -- закричал на "о" земский врач: -- Почему? Где доказательства? А может быть, стадии его развития будут бесконечно повторяться, как повторяются видимые фазы луны?..

-- Оставим это! Что там будет в тумане времен, -- перебил кандидат, -- нам, положим, неизвестно. Но что происходит в данный момент, -- мы видим...

-- Ничего не видим! -- крикнул чей-то голос из публики.

-- Жаль! Возьмите глаза в зубы! -- огрызнулся на сторону кандидат и продолжал: -- цифры, факты, действительность, ежедневный опыт дают нам полное основание думать, что мы не ошибемся, если последуем за передовыми людьми Запада... если мы подготовимся и воспользуемся наглядным уроком истории...

-- Это мерси-с! Это вы насчет "котла", что ли? -- "заокал" врач из семинаристов...