Город являлся довольно безопасным, поскольку российские военные подразделения обеспечивали не только внешнюю защиту, но и косвенно внутреннюю как минимум своими присутствием и видом, содействуя гражданскому порядку, следить за которым должны были всё таки местные полицейские и прочие служащие. В каком-то смысле в XXI веке африканцы повторили историю Российского государства, добровольно призвав внешние силы на установление режима. Земля их и правда была богата, а порядка в ней не было, вот наиболее прагматичные и рассудили, что зависимость и беды от западных внешних сил и угрозу бандитизма и политических переворотов помогут преодолеть призванные на помощь союзники. Конфессии в обмен на суверенитет казались выгодной сделкой для обеих сторон. Русский, китайский и индийский миры пользовались в Африке довольно большой поддержкой и популярностью из-за отсутствия исторической неприязни, гуманитарной помощи и кредитов, которые часто не только давались, но ещё и время от времени прощались, что особенно нравилось африканским режимам в отношениях с русскими. Частное, а затем и официальное военное присутствие, возобновленное Россией во втором десятилетии текущего века с Ливии, ЧАДа, ЦАР, Мали, Судана, имело цель не только закрепиться в северном и центральном регионах, но и плавно выйти в Африканскую Южную Атлантику, что и сделало для нашего героя возможным уже второй, в каком-то смысле тоже казённый, визит сюда.
Легко шаркая сандалиями по плитке Макоко и разминая шею обретённого тела, Любомир заглядывал наперёд в уличные лавки через две-три, ища того самого, запомнившегося ему, старичка-повара. “Почему бы и не лобстер, если я здесь вновь, здорово бы откушать!” – вернувшееся авантюрно-игривое настроение и предвкушение ужина приятно застелили холодным одеялом кострище недавнего шока, поэтому вопрос откуда взять денеги пока не заботил, как и мысли об истинном владельце тела. Найдя нужную лавку, он как-то интуитивно, по телесной памяти сунул руку в карман и, вынув пачку пластиковых купюр, выбрал приличного океанического здоровяка и заранее расплатился с поваром, попросив подать вместе с деликатесом свежую лепёшку и салат. Сев за аутентично-обшарпанный пластиковый столик, Любомир стал наблюдать за движением на базаре. Фланёрство принесло несколько философских мыслей, одна из которых, наконец, обнажила вопрос: “Если моё тело сейчас лежит в Антарктиде, полностью обеспечено и ни в чём не нуждается, по крайней мере, точно не хочет есть, то чьё тогда это голодное тело, в котором сейчас моё сознание, на каких я в нём правах, и где сознание, которому должно принадлежать это тело?… Н-да. Здесь, как сказал бы… Ладно! Отставить лирику… Вопросы ясны. Что у нас есть в дано?” – сунув руку в другой карман, он вытащил аналоговое удостоверение личности, в Африке их ещё использовали. Конечно, он мог бы пробить информацию о теле и через консоль, но любопытство, граничащее с манией самолюбования фокусника-новичка, обрётенной после удачного трюка с деньгами, брало верх.
III
Спустя пару секунд после подключения к крио сотрудника службы информационной безопасности Антарктической Лаборатории при Российском Федеральном Производственно-Исследовательском Кластере по разработке устройств и операционных систем вспомогательного мышления и виртуальной реальности Любомира Версальского сообщение о внутренней угрозе появилось в штабе лаборатории и мозгах всех дежуривших этим вечером администраторов. Ситуация являлась нештатной, поскольку смена Любомира уже закончилась, но привычной для всех сотрудников, поскольку Любчик – фанат своего дела -, неспроста считавшийся кадром ценным, если ни сказать гениальным (а иначе в свои двадцать семь он и не мог претендовать на то, чтобы оказаться в подобном месте с его-то уровнем доступа), довольно часто работал сверхурочно и залезал в самые глубины алгоритмов, принося крайне неординарные и ценные результаты, которые помимо государственной пользы, давали известные плоды коллегам по цеху и начальству в виде повышенного доверия, продвижения, премирования и социального рейтинга. И в этот раз беспокойства коллеги не только не испытывали, но и радостно потирали руки, а то и держали кулачки за ещё сохранившийся юношеский энтузиазм Любчика:
– Во парень-то наш опять даёт! Другой бы на его месте уж час как шашни крутил в Антарктик Холл!
– Н-да, там сегодня, я слышал, будет живое выступление модной бразильской группы. Туристическим круизом занесло. Ребята на живность и айсберги приплыли посмотреть да на полюс слетать отметку поставить. Ну вот и сюда заодно – выступить.
– Слышал, наши их вербуют. Глядишь, на экскурсию заглянут.
– Посмотрим… На выступление я б сходил, жалко дежурство… Солистка там просто… – м-м-муа! Какой голос, черты! Плавные… И мимикой вот это она так… Умеет. Глазами – р-р-раз!..
– Ха-ха-ха! Придёт на экскурсию – возьму тебе автограф, а то сам-то не подойдешь! В краску ударишься! Ме да ме опять! Ха-ха!
– А вживую, вживую, знаешь, как прямо? Уши щекочет, когда они играют и голос её… Ты его прям по-другому чувствуешь… Это тебе не вот этот фаст-фуд электро-нейронный, когда раз и всё! – сразу в голове… Язык свесил, волосы привстали… А тут нутром чувствовать нужно, понимаешь?!…
– Ох и сладко ты щебечешь! Точно дышишь неровно… Я тебе говорю: влюбился! Сотню социального рейтинга или тринадцатую ставлю – покраснеешь!
Если что в мире и осталось неизменным с пришествием нового поколения технологий, так это старая добрая любовь к игре во всех её проявлениях. Как и раньше, она единственная вносила искры задора даже в скучные процессы и предсказуемые отношения. Действительно, как ещё скоротать время в социуме? Ни мирной забавой, так войной. Удел созерцания и созидания, самодостаточная увлечённость каким-либо предметом или явлением по-прежнему являлись доступны малочисленным белым воронам, жившим по какому-то собственному, с неясными мотивациями и смыслами укладу. Большей части населения Земли требовались придуманные занятия и развлечения, повестка. Утолив голод, люди охотно приняли программную сетку послевоенного светлого будущего, освоив обновлённые правила учёта репутации и социального рейтинга, быстро адаптировались для игры в него, как некогда адаптировались к взаимодействию с деньгами, статусом, популярностью и другими внешними атрибутами. Не то чтобы кто-то внедрял или выбрали эту игру по доброй воле. Сознательно ей и не удалось бы серьезно препятствовать в силу мощи идеи и уже набранной динамики, меняющей систему оборота ценностей, наверное, так же фундаментально, как первые деньги сменили чистый обмен товарами. В странах, чьи руки оказались развязаны от долговых обязательств, технологии первыми позволили вернуть финансовую систему в похожее состояние, сделав деньги многосоставным виртуальным активом, сообщающимся где-то внутри, в то время как на виду крутились только товары.
В противовес публике антиутопистов XX века, сформировавшей отталкивающее представление о социальном рейтинге и тотальнойной прозрачности, современники тридцатых годов только и ждали, когда, наконец, выйдет новая версия иерархических лестниц и лифтов, – они-то к этим идеям уже созрели. Теперь каждый находился в прямом эфире: все проявления так или иначе засчитывались, принося или убавляя социальные очки. Сделал доброе дело – повлиял на стольких-то людей – молодец! Затем уже они под твоим влиянием совершили энные поступки – тоже зачлось. И так далее и в обратную сторону. Нанёс вред, совершил преступление? – извини, не скроешь, воздастся… В остальном, выставление на показ или скромность – дела лично-рекомендательные. Система в любом случае всё документировала и считала коэффициенты, которые ложились в основу сложной экономики.
Вопрос социального баланса обрёл совсем не психологический, а вполне финансово-материальный смысл. Вспомогательная система ориентировала пользователя в те сферы, где он являлся полезным и социально-приемлемым так ловко, что он мог и не замечать её вездесущую руку. Пока что рекомендациям разрешалось не следовать. А при твердом нежелани ещё находились пути и вовсе игнорировать саму технологию. Но кому от этого было лучше? – путь не из легких. Слывшие по-началу разговоры о том, что свободы воли якобы сделалось меньше, в процессе парировались тем, что её и до того насчитывалось столько же, а с учётом реализации скрытых потенциалов, теперь стало даже больше. Альтернативно мыслящим и желающим себя опробовать наперекор оставалась витиеватая дорога, хоть и на свой риск. И современные, максимально регламентированные, системы продолжают держать её приоткрытой так, что по-настоящему нуждающийся в ней и решившийся платить справедливую цену непременно её отыскивает.
