* * *

Когда Славка выпрыгнул из окна, всех, кто находился в штабе, на мгновенье охватило оцепенение. Никто сразу ничего не понял. Раньше других пришел в себя Шишмарев. Он привык к неожиданностям войны и поэтому почти без промедления сообразил, что произошло. Встретил милого, скромного, культурного мальчика, да еще похожего чем-то на собственного сына, расчувствовался, размяк, потянуло к семье, сказалась усталость кочевой жизни. Вообразил, что мальчик испытывает такие же чувства.

Шишмарев тут же подскочил к окну, выхватил револьвер и крикнул:

— Стреляйте же, стреляйте! Там оперативная карта!

Надо отдать справедливость, и прапорщик Численко и Ряжский без промедления кинулись вдогонку за мальчишкой.

Но это оказался какой-то бес! Не успел выпрыгнуть, как перескочил через забор, даже не споткнулся, молнией пересек улицу, скатился в овраг, а там… Поминай как звали! Растворился во тьме и был таков… Несомненно, у реки его ждали.

Преследователи постреляли, постреляли и вернулись ни с чем. Шишмарев озверел, попадись ему сейчас под руку этот милый мальчик, он бы его пристрелил.

На выстрелы прибежал вездесущий Кияшко. В расстегнутом кителе, без фуражки. Пришлось рассказать. Кияшко только присвистнул.

— Я вас предупреждал…

На поиски не оставалось времени, на рассвете полк выступает. Речь могла идти только о возмездии. Кияшко предложил сжечь Астаховых: дом, амбары, сараи — словом, все. В пылу гнева Шишмарев готов был согласиться, но тут в комнату ворвался Павел Федорович.

— Да вы что, в уме? — возопил он. — Жечь своих?!

Шишмарев сразу взял себя в руки, волевой человек, распускаться на войне не приходится.

— Вы откуда взялись?

— Из соседней комнаты! — выкрикнул Павел Федорович. — Очумели, что ли, если паршивый мальчишка помутил вам рассудок?!

Павел Федорович вне себя, терять ему нечего — что он без дома, без хозяйства? Он костьми ляжет за свой дом.

Шишмарев оборвал:

— О чем вы?

— О том, что жечь хотите!

— Подслушивали?

— Да как же не подслушивать?! Я в своем дому, и меня жечь…

— Ну, это еще не решено, — сказал Шишмарев. — Ваш племянник, я уж не знаю кем подосланный, обокрал штаб.

— Да какой он мне племянник! — завопил Павел Федорович. — Пришей кобыле хвост, вот он кто мне! Привез брат, подобрал их, голодных, и оставил! Какое я имею к ним отношение?

— А вот найдите мальчишку, — вмешался Кияшко, — тогда поверим вам…

— Да где ж я его возьму? Он сам рад меня сжечь! Гольтепа! Разве генерал Деникин за то, чтобы жечь помещиков?

— Но ведь вы не помещик, — сказал Шишмарев. — Вы кулак, торгаш…

— А кулаки Деникину разве враги?

— Не кричите, — сказал Шишмарев. — Вы лучше помогите найти…

— Мне он не исповедуется, — не без насмешки уже отозвался Павел Федорович. — Спросите мать, может, та знает.

— Правильно! — подхватил Кияшко. — А ну, Астров, позвать!

Астров нашел Веру Васильевну в галерее, она стояла и вслушивалась в темноту.

Астров тронул ее за плечо.

— Просят…

— Да, да, — тотчас отозвалась Вера Васильевна. — Я понимаю.

Вошла в зал. Шишмарев всегда очень любезный, на этот раз не предложил даже сесть.

— Вы знаете, что сделал ваш сын?

— Нет.

— Похитил очень важный документ.

Вера Васильевна пожала плечами.

— Где он?

— Не знаю.

Тут опять вмешался Кияшко:

— Мы поведем вас по селу, и вы будете громко его звать.

— Нет, — сказала Вера Васильевна.

— Значит, вы с ним заодно?

— Нет.

— Тогда вы поможете его найти.

— Нет.

— Да что вы заладили все нет и нет… — рассердился Шишмарев. — Он у вас лжец, вор и обманщик!

— Нет.

Кияшко гадко усмехнулся.

— А вы…

— Ротмистр, без оскорблений! — вмешался Шишмарев. — С женщинами я не воюю.

— Она такая же предательница, как и ее сын, — ответил Кияшко. — Астров, выведите ее и посторожите. И вы тоже уйдите, — сказал он Павлу Федоровичу.

Офицеры остались одни.

Астров застыл у двери, шутки с Кияшко плохи. Вера Васильевна и Павел Федорович безучастно смотрели на Астрова, только Вера Васильевна ушла в себя, а Павел Федорович старался не пропустить ни слова из того, что говорилось за дверью.

Офицеры совещались вполголоса.

— Преступление не может быть оставлено без возмездия, — сказал Кияшко.

Шишмарев не ответил.

— Передайте ее в контрразведку, — сказал Кияшко.

— То есть вам? — спросил Шишмарев.

— Вот именно, — сказал Кияшко.

— А что вы с ней сделаете? — спросил Шишмарев.

— Повесим, — сказал Кияшко.

— Она ни в чем не виновата, я уверен, — возразил Шишмарев. — Она ничего не знала.

— Это не имеет значения, — сказал Кияшко. — Я устрою так, что мальчишка найдется.

— Каким это образом? — недоверчиво спросил Шишмарев.

— Очень просто, — сказал Кияшко. — Оповещу и Успенское и Семичастную. Это нетрудно. Если к десяти ноль-ноль Вячеслав Ознобишин не явится с повинной, его мать будет повешена.

— Но она не будет повешена? — спросил Шишмарев.

— Будет, — сказал Кияшко. — Если преступник не явится, я повешу его мать, иначе население перестанет верить в неотвратимость возмездия.

Наступило молчание. Павел Федорович прислушивался уже совсем откровенно.

— Делайте как знаете, — устало согласился Шишмарев. — Штаб выступит на рассвете, не хочу видеть, как будут вешать невинную женщину. Я оставлю вам взвод охраны, закончите все и нагоните нас в Скворчем.

— Отлично, — сказал Кияшко не без насмешки. — Кур все мы едим, а зарезать курицу не позволяют нервы…

Дверь распахнулась, и Кияшко встал на пороге.

— Вот что, Астров… — Кияшко указал на Веру Васильевну. — Возьмите двух солдат и отведите ее в амбар, заприте, а ключ принесите мне.

— Ну и правильно, — угодливо поддакнул Павел Федорович: была бы лишь цела своя шкура.

Кияшко бросил на него подозрительный взгляд.

— Вас самого надо посадить!

— А меня за что?

— А чей был мазут, которым разжигали костер? Топливного мазута, кроме как у вас, ни у кого нет на селе. Я выяснял. Да и ведра у Кудашкина оказались ваши, клейменые.

— А при чем тут я? Это мой работник, Федосей. Сам мне признался, что дал ребятам мазута…

Это совпадало с тем, что узнал Кияшко.

— А ну-ка, Астров, посадите заодно и Федосея, — распорядился он. — Все барыньке будет не так скучно.

13

Громадный двор наполнен шорохами, тенями, опасностями. Петя выскочил во двор, осмотрелся…

Что наделал этот дурак Славка, Петя не очень понимал. Но, наверное, что-то серьезное, более серьезное, чем тогда, с пожаром… На ступеньке у крыльца часовой. Даже без винтовки. Сидит себе и попыхивает цигаркой.

— Ты что, мальчик?

— Ничего.

— Гуляй себе.

Вот Петя и гуляет. Перед часовым. Тот и внимания не обращает на мальчика. Петя делает зигзаг к сараю. Прямо белеет амбар. Возле никого, да и зачем? Там болты и замки, как в средневековом замке, ни сломать, ни взорвать, а ключи в кармане у Кияшко. Петя перебегает лунную дорожку, обитая железом дверь отходит внизу, Петя ложится на землю, приникает лицом к щели и громко шепчет:

— Мамочка! Мама!

— Я здесь, здесь, — слышит он совсем рядом, мама ласковыми пальцами притрагивается к его лицу. — Петенька.

Петя деловой человек: мама способна долго говорить нежности, а ведь всегда могут подойти и прогнать.

— Ты, мама, говори, а то еще прогонят.

— Славу не поймали?

— Ну что ты!

— Ты знаешь, где он?

— Разве он скажет?!

— Постарайся его найти. Сходи к его приятелям, где-нибудь же он прячется, не мог далеко уйти… Скажи, чтоб не появлялся, пока белые не уйдут из села. За меня пусть не беспокоится. Это все пустые угрозы, чтобы выманить Славу. Мне ничего не сделают. А его могут убить. Но если Слава выдаст себя, это меня действительно убьет…