…Домой Слава явился как ни в чем не бывало. Все шло заведенным порядком. Только что кончили ужинать. Вера Васильевна ушла к себе. Павел Федорович стоял у притолоки, курил и рассказывал Пете, почему он не стал учиться. «Деньги считать можно и без ученья». Петя сидел на лавке и скучал. Надежда толкла в чугуне картошку, свиньям на утро. Федосей в закутке плел чуни.

— Пришел? — иронически спросил Павел Федорович. — Надежда, дай ему поужинать.

— Я ужинал, — отказался Слава. Никто не поинтересовался где. Он не ел с обеда, но есть не хотелось, нервное возбуждение отбило аппетит.

В штабе тоже ужинали. Бумаги на большом столе сдвинуты, Ряжский и еще два офицера ели нарубленную на мелкие кусочки и поджаренную с картошкой свинину, перед ними стояла бутылка самогона, пили из рюмок, одолженных у хозяев. Шишмарев не допускал свинства, сам он и Кияшко сидели тут же, но не ели: они ужинали у себя на квартирах.

Разговор вел Кияшко, все прикидывал — что правда и что неправда, донос Кудашкина вызывал сомнения, странный пожар… Шишмарев отмалчивался, верил только своим умозаключениям.

Слава тихо стал у порога, но Кияшко сразу его заприметил.

— Поди, поди, расскажи, для чего ты лягушек ловишь…

Противно и жестоко вязать лягушек гирляндами, но сегодня приходится взять это на себя.

Шишмарев брезгливо пожал плечами:

— Для чего?

Ряжский услужливо рассмеялся.

— Парочка идет по аллее, а их по губам, по губам… Лягушками!

Шишмарев неприязненно взглянул на Ряжского.

— Вы находите это смешным?

Всем стало не по себе. Кудашкин донес, что в лесочке по вечерам появляется один из руководителей местных коммунистов, указал место, а секрет, направленный для поимки, нашел там огромный костер.

У каждого своя версия. Кудашкин хотел заманить солдат? Кулацкий подголосок и большевик? Глупо! Все предположения несуразны, Ряжский и его сотрапезники мололи языками, Кияшко прислушивался, Шишмарев думал сам по себе.

Ворвался Гарбуза.

— Разрешите… Поймали!

Кудашкин и не думал скрываться. Сам пришел в штаб поинтересоваться — живым взяли «убивцу» Быстрова или пристукнули.

— Для чего ты сказал, что в лесу прячется комиссар? Как у тебя очутились ведра?..

Запутали вопросами, заплакал мужик.

— Истинный бог…

— Бог истинный, а тебя судить будем военным судом. Разберемся!

Кияшко приказал запереть Кудашкина в амбар.

…Вера Васильевна не спала, даже не раздевалась.

Сидела на клеенчатом диване и ждала сына.

— Ты почему не спишь? — с досадой спросил мальчик.

— Нам надо серьезно поговорить, Слава. Неужели я не вижу, как ты нервничаешь. Что с тобой? Маленький, не таись, признайся, ты меня так беспокоишь…

Ах, этот мамин голос, всегда ласковый и тревожный!.. Не может, не может ничего сказать Слава. Не имеет права!

— Какие глупости, — говорит он нарочито грубо. — Вечно ты выдумываешь…

Даже не поцеловал ее перед сном, сердится за то, что не сумел скрыть своего возбуждения. Разделся, лег, его познабливало, давали знать нервы. За стеной тихо. Спит Рижский, он ночует при штабе, спит дежурный телефонист… Засни и ты, неизвестно еще, как обойдется все завтра!

11

 Проснулся Слава ни свет ни заря: за стеной звонил телефон, раньше обычного появился Шишмарев. — Выступаем, — уловил Слава.

Оделся поскорей и неумытый явился приветствовать Шишмарева.

— С добрым утром!

— А! — рассеянно промолвил тот. — Прощаться пришел?

У Славы замерло сердце.

— Почему?

— Выступаем.

— Куда?

— На Тулу, братец, на Тулу, массированный удар!

— А когда?

Шишмарев усмехнулся.

— Военная тайна, братец!

Слава покраснел, насупился, отвернулся — все летит к черту!

— Обиделся? Плохой ты военный… Ну, ничего, еще целый день впереди, завтра на рассвете…

Сразу отлегло от сердца. Значит, еще не поздно! Суетились писари, офицеры, телефонисты: готовились к выступлению, лихорадка движения уже овладела людьми. Слава побежал искать Кольку, тот вместе с Петей запускал на бугре змея, змей жалкий, маленький — листок из тетрадки — крутился над ветлами.

— Коль, ты нужен!

Петя удивленно взглянул на брата.

— А я?

Слава не хотел обижать брата.

— Тебе будет другое дело…

Велел Коле сразу после обеда быть у школы.

Тут вниманье мальчиков привлек шум возле волости. Мужиков двадцать скучились на утоптанной площадке, столько же солдат стояло у крыльца, двое ставили скамейку, Кияшко дирижировал стеком, и вот от Астаховых показалось шествие — Кудашкин в сопровождении четырех конвоиров.

«Да ведь его же пороть, — сообразил Слава. — Впрочем, так и надо…»

Кияшко что-то крикнул, Кудашкин взметнулся, повалился ему в ноги. Кияшко крикнул опять, и солдаты подняли Кудашкина. К скамейке подошел ефрейтор, Слава подумал, бить будут шомполами. Он не представлял себе, как бьют шомполами, но солдат взмахнул кавалерийской плеткой, и Кудашкин сразу же заорал…

Удары можно было отсчитывать по его воплям: удар — ай! — удар — ой! — удар — ох! — удар — о-аа!..

— Противно, — сквозь зубы процедил Слава.

— Жалко, — пожалел Колька.

— Жалеть-то нечего, — с презрением сказал Слава, — Кудашкин — предатель.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю…

И вдруг…

Кудашкин сорвался со скамейки и побежал в сторону Поповки, придерживая сползающие портки. Трое или четверо солдат кинулись было вслед.

— Отставить! — возбужденно и весело остановил их Кияшко. — Черт с ним!

Он вытянулся перед мужиками, поднял стек, салютуя им, как шпагой.

— Эй, вы!.. Цените великодушие нашей армии!

Мужики, конечно, оценили, расходились потихоньку, чтоб не разозлить лихого ротмистра, — тише едешь, дальше будешь.

Пошли восвояси и мальчики.

Слава оказался перед школой еще в полдень, но что удивительно, почти одновременно появились Саплин и Сосняков. Можно только подивиться, когда и как успел их оповестить Быстров, а может быть, даже помог добраться до Успенского? Позже всех пришел Колька, даром что всего лишь перебежать овраг.

Четыре комсомольца скрылись за дверью, присели на ступеньки лестницы. Их командир достал из кармана листок и карандаш, начертил план операции, придуманной накануне Быстровым.

— Если бы кто из нас взялся выполнить поручение самостоятельно, его неизбежно подстрелили бы. Успех зависит от того, насколько дружно мы будем действовать, действовать вчетвером, но так, чтобы белые думали, будто здесь один человек. Я хватаю сумку, прыгаю в окно, замираю в кустах. В это мгновение Кирилл, притаившийся под окном, перепрыгивает за забор и скрывается позади хаты Волковых. Коля бросается к дому Заузольниковых и ныряет в крапиву, а с бугра вниз бежит Иван. Понятно? Белые должны думать, что бежит один человек, фигур в темноте не разглядеть, видна будет только светлая рубашка. Стрелять будут, но четверо избегнут задержек, которых не избежал бы ни один из нас, действуй он в одиночку…

— А что мы будем друг другу передавать? — поинтересовался Сосняков.

— Ничего, — сказал Слава. — Ваша задача: заставить белых преследовать «похитителя», в то время как я…

— Что ты?

— Буду выполнять другое задание…

Всем страшновато, и не так-то уж они между собой дружны, но Ознобишин знал, кого выбрать, они все преданы идее, за которую поклялись отдать жизнь.

Слава тронул Саплина за плечо.

— Сумеешь спрятаться в палисаднике?

У Саплина только глаза блеснули.

— Яблок, что ли, не воровал?

— Время? — деловито спрашивает Сосняков.

— Часами пока не обзавелись. Как стемнеет, сразу быть наготове.

Условились, с сумерками каждому быть на своем месте…

…Вот уже все уложено. Даже «ремингтон» упакован и перевязан веревкой. Шишмарев что-то грустен. Ряжский озабочен. Зашел Кияшко, пошнырял по комнате пытливыми глазами и ушел. Заходили ненадолго офицеры, прибегали за приказаниями солдаты. Вошел Слава, прошелся по комнате, постоял у фикуса, сел у стола. Шишмарев, поглощенный горячкой сборов, нет-нет да и взглянет на мальчика.