– Как вы себя чувствуете? – спросил для затравки врач, проверяя мне пульс.

Я видел своё отражение в тёмном зеркале его забрала, и мне было как-то не по себе, как будто это я сам у себя считаю пульс, и сам же себя не своим голосом спрашиваю.

– Нормально.

– Угу. Что болит?

– У меня? Ничего, ничего не болит.

– Так, хорошо. Сейчас померим ваше давление, снимем электрокардиограмму.

Доктор усадил меня в кресло, облепил датчиками, сам уселся за столик, уставился в экран ноутбука. Показания моего организма он снял за какую-то минуту, после чего повернулся ко мне и сказал:

– Так. А теперь возьмём у вас на анализ кровь.

– Что не так? – я забеспокоился. Зачем ему моя кровь?

– Не беспокойтесь. Это стандартная процедура в вашей ситуации.

– В какой ситуации?

– В ситуации контакта с объектом, представляющим биологическую опасность.

– Но я с ним не контактировал. Не прикасался к нему.

– Не важно. На вас могли попасть споры, или он выделял токсины при дыхании. Есть множество способов загрязнения. Лучше обнаружить проблему раньше, чем потом пытаться её купировать, когда она вырастит в болезнь, да?

– Ну да. Скажите, я что, заражён?

– Успокойтесь, пожалуйста. Ваши показатели в норме. Вот возьмём кровь, проведём анализы, тогда и узнаем. Но думаю, ничего страшного.

Куда меня привезли я не знал. Ехали мы часа полтора, после чего меня вывели из фургона, и я оказался в ангаре что ли. В любом случае, закрытое помещение. Грузовик пришвартовался к пандусу, и я с сопровождающими меня двумя космонавтами вышел наружу, а за нами выкатили телёжку с врачихой. Мы прошли до конца пандуса и встали перед воротами высотой в два человеческих роста. На правой створкой замигал синяя лампа и ворота открылись. Бункер какой-то. Ну Володька, ну грибник долбанный, угостил, называется, это из-за него я здесь. Пускай бы сам свой сраный паутинник лопал, урод очкастый. Я злился на приятеля, хотя и понимал, что он, по большому счёту, в моих бедах не виноват, но, обвиняя его, оскорбляя, мне становилось немного легче.

Меня повели в левую сторону, по левому коридору, а тележку с зеленоглазой докторшей покатили вправо. Миновав КПП – будка с охранником, вооружённым автоматом, в броннике и каске, турникет и прозрачные автоматические двери, открывшиеся после того, как мои сопровождающие вставили в щель их приёмника электронный ключ, – мы двинулись дальше. Коридор петлял и не имел острых углов поворотов, а если заворачивал, то делал это плавно, скругляя углы. Коридор был хорошо освещён, имел множество ответвлений, но ни одной двери. В конце путешествия нас ждал ещё один КПП, а за ним лифт. Лифт меня унёс на пять этажей под землю, а всего их было семь, о чём я узнал посчитав количество безымянных кнопок на панели управления.

Планировка пятого этажа была классической – коридоры, прямые углы поворотов, двери. Меня отвели в крыло карантинного госпиталя – так мне объяснили один из сопровождающих меня космонавтов, после того как утомлённый и немного взволнованный всеми этими переходами, секретами, я настойчиво попросил объяснить, куда меня ведут. На входе в карантин меня встретил уже не КПП, а пост старшей сестры, хотя он мало чем отличался от стеклянных будок, в которых потели в своей броне охранники. Ну хоть она, сестра, была не в защитном комбинезоне ядерного пожарника – только её лицо защищала прозрачная маска от возможной заразы, которую могли притащить сюда её друзья вместе с теми, кого предстояло обследовать, но не от моих взоров. Довольно милая, хотя и сердитая на вид девушка, как и полагается, в белом халатике и шапочке. Она поздоровалась и с космонавтами, и со мной. Правда, не улыбнулась, но на меня посмотрела внимательно и сказала:

– Семнадцатая палата. Михаил, доктор к вам придёт через час, отдыхайте.

– Угу. Какое уж тут… – Не до отдыха мне, милая, на нервах я, извёлся весь, еле ноги передвигаю, а знаю, что глаза не смогу сомкнуть, пока не узнаю про свои анализы и что там дальше будет.

Через две минуты я уже сидел на койке, у себя в палате. Холодильник, кондиционер, отдельный санузел, телевизор. Всё белое: стены, пол, потолок, бельё, холодильник, встроенные в стену электронные часы над дверью. Перебор. Я вообще белый цвет недолюбливаю, а тут его, как специально, прямо накачали в комнату до натужной рези в глазах.

Вроде бы всё есть, а как-то в палате пустовато. Это, наверное, от того, что она отдана мне одному в распоряжения. Да и вообще, мне кажется, что в этом карантине я один нахожусь. Покуда меня провожали до моей палаты, то все те палаты, которые мы проходили, стояли с открытыми дверьми и в них никого, и свет не горел – он горел только в семнадцатой, встречая меня издалека, высовываясь в коридор жёлтой ладонью в полумрак коридора. В этом крыле пятого этажа освещение было не таким ярким, а приглушённым, и лампочки горели через одну. Экономили они, что ли? Не знаю, но настроение создавалось определённое – тихое, бунтовать не хотелось, а хотелось подчиняться и угождать. Тьфу. Какие странные мысли лезут в голову. Кстати, я сразу не заметил – на двери в мою палату, да и на всех прочих, был глазок. Ага, как в тюрьме. То есть, меня могли закрыть (хотя фактически и так лишили свободы передвижения) и контролировать. Приходил бы раз в час надзиратель и подсматривал, что я там, тут, делаю. От таких мыслей я аж вспотел, сильно. А может не от этого? Не знаю. Мне вдруг очень сильно захотелось спать, клонило в дрёму. Но ведь ко мне должен прийти доктор. Надо бы его дождаться. Может, скажет что-нибудь хорошее и отпустит. А? В ушах шумело, и я сам не заметил как прилёг и отключился – отключился так быстро, словно лампочку моего сознания даже не вывернули, а разбили. Бах! – и темнота.

Не знаю, сколько я продрых, когда я проснулся, то на часах синим светилось: 2:00. Что это – два часа дня или два часа дня. Всё же мне казалось, что – ночи. Значит, без малого, я проспал почти двадцать часов. Ничего себе, молодец. Но чувствовал я себя странно. Бодро – да, спокойно – нет. Меня прямо таки распирало, внутри меня всё горело, я хотел пить. Легко слетев с накрахмаленных, похрустывающих простыней, как сухой лист с дерева – таким я себя чувствовал невесомым, – я кинулся к холодильнику. Внутри меня ждало удовлетворение моего вожделения… правда, временное. Минералка – две бутыли по литру, сок апельсиновый – два пакета, газировка – три бутылки – всё это изобилие влаги я вылакал, влил себя за один присест. Пока пил, чувствовал как жажда отпускает, а прекратил – она вернулась назад и показалось, что вернулась сильнее и жарче.

Я вытер ладонью обильно проступившей на лбу пот. Под моими пальцами упруго что-то спружинило. Обследовав, ощупав ещё раз лицо, я обнаружил, что под кожей у меня перекатываются маленькие желваки. Их было много, очень много. Такие же подкожные образования, катышки, обнаружил на предплечьях, на пояснице и паху. Мне бы испугаться, но мне как-то стало всё безразлично, единственное, что я хотел – так это пить. И ещё что-то мне надо было срочно сделать. Но вот что? Запах! Точно, этот знакомый запах, он поможет мне найти, поможет напиться. Да, напиться. Меня лихорадит, подёргивает от возбуждения, от вожделения. Я знаю, что надо делать, я знаю, куда надо идти.

Дверь заперта, меня закрыли. Я взялся за ручку и потянул – сначала легко – нет, заперто, тогда я поднажал, раздался хруст. В моих руках, пальцах, столько скопилось силы, что казалось я могу сдёрнуть дверь с петель, выломать вместе с коробкой… я придержал себе, не хотел, чтобы на шум пришли, поэтому я увеличивал усилие постепенно – и замок не сдюжил, язычок, разворотив паз, выскочил, и дверь, крякнув, щёлкнув, перестала быть мне помехой.

Не доходя десяти метров до поста медицинской сестры, я опустился на четвереньки и таким образом пробежал вплотную к будке, где сидел страж в белом халатике. Завернув на первом повороте, я встал на ноги. Мне нужно было в противоположное крыло этажа, там… А что там? Я не мог внятно ответить себе на этот вопрос, просто знал, что мне туда, и ни о чём другом я думать был не в состоянии. Вместо мыслей – одно огромное желание красного цвета. Чем ближе я был к цели, тем сильнее я становился.