– Спасибо, – прокряхтел я, пропуская слова, не предназначенные для нежных женских ушек. – Нельзя было предупредить заранее?

– Кто же знал, – виновато ответила сербиянка. – В последний раз этот люк открывали при Борисе Годунове. Я не ожидала, что тут все так резко сработает.

– Ладно.

Я посветил в открывшееся отверстие фонариком. Метрах в трех внизу просматривался пол. Можно было попробовать лихо спрыгнуть. Но никто не гарантировал, что видимая поверхность окажется прочной и не провалится под весом моего тела.

Я откинулся назад и поднял голову над верхним краем гробницы.

– Думаю тут лучше не лихачить, а спуститься, как цивилизованные люди, по веревке. У меня в сумке трос – закрепи один конец, а второй давай мне. Справишься?

– Да, мой повелитель, – весело ответила княжна и удалилась с фонариком, оставив меня в полной темноте. Так, что я на какое-то время ощутил себя митрополитом Петром, который, помнится, пролежал в этих стенах мертвым пару сотен лет.

К счастью, княжна обернулась быстро («хорошая жена из нее выйдет», – подумал я мимолетно).

Получив в руки трос, я осторожно опустил ноги в дыру и, крепко держась двумя руками, аккуратно спустился.

Подвоха не было. Пол оказался вполне прочным, а массивный арочный свод над головой выглядел достаточно надежно.

– Можешь спускаться, – сообщил я напарнице. И та проворно, даже с долей чисто женского изящества спустилась ко мне на вновь открывшийся подземный этаж.

Здесь было сухо. Воздух казался чистым, что говорило о наличии действующей вентиляции.

– Знаешь, что меня утешает? – спросил я, забирая у княжны фонарик.

– Что?

– Если спустимся еще ниже, то попадем в метро. Удобно будет домой добираться.

Помещение, в котором мы оказались, выглядело круглым в плане залом со сферическим сводом, выложенным из белого камня. Из мебели в нем не было ровным счетом ничего.

Каких-либо древних, окованных тяжелым железом сундуков тоже не наблюдалось. Очевидно, этот зал служил как бы очередным тамбуром на пути к сокровищам. И нам еще предстояло найти из него выход.

– Куда теперь?

– В стене должна быть дверь.

– Ага. Значит в метро ты пока не хочешь.

– Балабол!

Медленно, внимательно осматривая кладку, мы двинулись вдоль стены по часовой стрелке. Зал, в центре достаточно высокий, у края, в силу сферичности свода, заметно снижался. Так что идти было неудобно – приходилось пригибаться.

Мы обошли примерно три четверти круга, как вдруг княжна издала радостный возглас. Я посветил и обнаружил, что в этом месте стена образует малозаметную нишу, в которую, тем не менее, мог протиснуться некрупный человек.

– Пропускаю даму вперед, – сказал я, предварительно посветив фонариком и убедившись, что стена в этом месте двойная. Внутренняя ее часть являлась как бы ширмой, а внешняя, то есть более удаленная от центра, таила в себе…

– Первым должен идти ты, – отказалась княжна от чести первопроходца.

– Ты мельче, тебе будет удобнее.

– Удобство ни при чем. Ты забываешь, что мой род хранит эту тайну уже несколько столетий. И при желании любой из моих предков в любое время мог придти сюда и открыть все двери. Но мы этого не делали, потому что ждали, когда придет нужный человек.

– Ага. Типа нужный – это я.

– По крайней мере ты похож на него.

– Угу.

Что-то в этом роде княжна говорила еще тогда, когда мы были на поверхности и мирно сидели в кафе. Но тогда, зачарованный возможностью раскрыть древнюю тайну, я, кажется, многое пропустил мимо ушей.

– Так, давай-ка повтори мне основные положения. Что за клад, почему он там, кто его прятал и зачем. Коротенько.

– Вечно-то вы торопитесь, – вздохнула княжна.

– Это вы торопитесь. Не рассказали ничего толком, потащили меня сюда неподготовленного. А теперь вскрывается, что я, оказывается, для чего-то такого нужный… Я бы попросил подробностей. А то вдруг вы наметили меня для жертвоприношения?

– Ты на себя-то посмотри. Какое из тебя жертвоприношение?

– А что? Парень хоть куда.

Княжна взглянула на мою, измазанную пылью веков физиономию и снова вздохнула.

– Ладно. Для особо одаренных повторю, куда деваться…

Далее из ее рассказа выяснилось следующее.

Успенский собор специально был построен для хранения священных реликвий. В настоящее время среди них называют такие, как:

Правая рука апостола Андрея Первозванного, крестившего Русь,

Гвоздь Господень (один из четырех гвоздей, которыми Христос был прибит к кресту),

Кипарисовый Гроб Господень, который хранился под специально для него изготовленной сенью,

Риза Христа (часть его одежд) и

Риза Богородицы.

Но это далеко не полный список.

Дело в том, что в начале XVII века, когда царь Борис осознал, что измена проникла в самое сердце государства, и власть ему не удержать, он принял меры к тому, чтобы главное достояние династии Рюриковичей – личные вещи Христа и Богородицы, не попали в руки врагов.

Поэтому наиболее ценные вещи были изъяты из ларцов в Успенском соборе и перемещены в тайник.

Совершили это деяние три человека: сам царь Борис, его особо доверенный придворный – князь из рода Месхи-Глебовых и малолетний сын и наследник царя, великий князь Всея Руси Федор Борисович.

Царь вскоре после этого был отравлен и в течение нескольких часов скончался. В Москву вторглись поляки, которые не пощадили трехлетнего ребенка, скоропостижно ставшего царем разоренной страны, и повесили его на воротах Спасской башни.

Таким образом, из посвященных в тайну живым остался только один человек. И он хранил ее свято. Потому что «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мф. 16, 26)

Хотя искателей было много. Лжедмитрий, а потом Василий Шуйский желали укрепить свой трон, явив народу священные реликвии.

Сыск вели нешуточный, многих таскали на допросы, сулили огромные блага, угрожали дыбой, держали огромный штат сыскарей и доносчиков. Тщетно.

Никто не польстился, никто не донес.

Новая династия продолжила поиски. При царе Алексее Михайловиче людей казнили не жалея. Не раз хранитель тайны оказывался на волосок от гибели. Но в роду Месхи-Глебовых считали, что смерть за Христа во имя спасения мира, это и не казнь вовсе, а нечто вроде награды. Как бы пропуск для вхождения в сонм святых великомучеников. Поэтому местонахождение сакрального клада осталось для непосвященных абсолютной тайной. И такое положение вещей сохранялось буквально до сегодняшнего дня.

Княжна замолчала и перевела дух. Я осмелился искоса взглянуть на нее. В свете предстоящих событий мне не очень понравилась идея о том, что смерть за царя (пусть даже этот царь – сам Иисус Христос) является наградой. Но представительница рода Месхи-Глебовых, похоже, свято верила в то, о чем говорила. Собственно, тот факт, что клад до сих пор не просто не найден, о нем даже все забыли (!), подтверждал ее слова на сто процентов.

– Ну что, – сказала сербиянка после долгой паузы. – Ты хочешь вернуться?

Я попытался ответить, но в горле вдруг так пересохло, что не получилось выдавить из себя ни звука.

Чего, собственно, я хотел?

Хотел найти сокровище, передать его в мудрые руки государства, получить начальственное «одобрям-с» с похлопыванием по плечу и, возможно, вручением какой-нибудь медальки или дополнительной звездочки на погон.

Я же нормальный человек с нормальными запросами.

Есть семья, работа, зарплата. В перспективе – покупка машины, женитьба на хорошей девушке. Чего еще надо для счастья? Разве что зарплату слегка увеличить (раза так в два-три)…

Не желал я никакого вхождения в сонм святых. И уж тем более возвышенной казни во спасение мира.