Я догадывался, что ректору Калиновскому известно об этих махинациях многое, если не всё. Но он, как мудрый педагог, занимающийся воспитанием юных аристократов не первый десяток лет, контролировал прежде всего формальное соблюдение правил. Грубо говоря, до тех пор, пока на территории академии на глаза преподавателям и наставникам не попадались выпивающие или курящие курсанты, считалось, что таковых тут нет. Как по мне — исключительно здравый подход, экономящий преподавательскому составу массу сил и нервов.

Ну, и вообще — если при том расписании, по которому мы тут занимаемся, после отбоя у кого-то ещё остаются силы на то, чтобы выпивать, выносливости таких курсантов только позавидовать остаётся. Крепка российская аристократическая молодежь, родителям впору гордиться…

— Не сбегит, ваше сиятельство? — опасливо глядя на Джонатана, спросил Гаврила.

Он переминался с ноги на ногу в дверях моей комнаты. Наблюдал за тем, как я переругиваюсь с фамильяром и привязываю поводок к ножке парты, за которой полагалось делать домашние задания.

Парта была сработана из морёного дуба — как и вся мебель в комнате. На обстановке как учебных, так и жилых корпусов академическое начальство не экономило. Понимало, что в большинстве своем здешние обитатели привыкли к высокому, а отдельные персоны — к очень высокому уровню жизни.

— Ежели чего, я вот ещё притащил, — Гаврила показал мне цепь — звонко брякнувшую звеньями. — У соседа одолжил, он на такую кобеля во дворе сажает.

— Государю императору — ура! — возмущенно заорал на Гаврилу Джонатан.

— Не, — покачал головой я. — Цепь не годится. Звенеть будет, спать никому не даст.

Наши комнаты в жилом корпусе, за тесноту прозванные «кельями», отделялись друг от друга и от общего коридора перегородками — которые не доходили до потолка на приличное расстояние. Оставалось где-то с полметра.

Курсанты этим охотно пользовались: взобравшись на перегородку, болтали с соседями, многие таким образом ходили друг к другу «в гости» — напрочь игнорируя двери. Голова моего соседа Мишеля, например, поднималась над нашей перегородкой с завидным постоянством. И всё бы ничего, если бы не слышимость.

Мы невольно были в курсе всего, что происходит у соседей и в коридоре. Одним из первых бытовых заклинаний, которое постигали дворянские дети в стенах академии, была так называемая подушка — помогающая изолировать помещение от посторонних звуков.

Я о существовании этой техники знал, но никогда ей не пользовался. Привык быть настороже. А такая ерунда, как чей-то трёп или храп, мне сроду засыпать не мешали. Я, в отличие от своих однокашников, рос не во дворце и не в дворянской усадьбе. Если мне нужно было отключиться от окружающих звуков, проделывал это без всякой магии.

Но я — это я. Я — белый маг десятого уровня, «подушку» при необходимости продержал бы хоть неделю. У большинства же моих однокашников способностей хватало едва ли на пару часов. Для того, чтобы заснуть или сделать домашнее задание — достаточно. Но вот если полночи на весь этаж будет греметь цепью впавшая в уныние чайка…

— Не, Гаврила, — покачал головой я. — Цепь — не вариант.

— И то верно, — вздохнул он.

— Да ты не беспокойся, — я, поднявшись, хлопнул Гаврилу по плечу. — На чайку еще и заклинание наложено. Поводок — это я уж так, на всякий случай.

— Понял, ваше сиятельство, — приободрился Гаврила.

— Государю императору — ура, — проворчал разобиженный Джонатан.

— У меня свидание, понимаешь? — в очередной раз попытался я объяснить Джонатану перед тем, как уйти. — А свидание — это такая штука, которая не предполагает присутствия посторонних. Людей, или чаек — неважно. Кристина завтра уезжает в Париж, чёрт его знает, на сколько. Когда мы увидимся в следующий раз, неизвестно. Ну, и вообще. Кристина — это Кристина.

Джонатан даже про государя императора орать не стал. Просто сунул голову под крыло, всем своим видом выражая обиду и непонимание — чем таким нам с Кристиной может помешать говорящая чайка.

— Ну и хрен с тобой, — буркнул я. — Вырастешь — поймёшь… Всё, я пошёл. Веди себя прилично. Будешь хулиганить — башку откручу.

Джонатан не ответил.

Я решил расценить это как знак согласия. Тихонько приоткрыл дверь комнаты.

Дежурный наставник, сложив руки за спиной, вышагивал по коридору. Покидать свои комнаты после отбоя нам запрещалось. Наставник следил за тем, чтобы этот запрет выполнялся неукоснительно… Но я в академии — второй год, чему-чему, а уж умению нарушать дисциплину меня учить не надо.

Дождавшись, пока наставник удалится на достаточное расстояние от моей двери, я выскользнул в коридор.

— Государю императору — ура! — злорадно заорал вслед Джонатан.

Ну, кто бы сомневался.

Я сунул голову в комнату и погрозил зловредной чайке кулаком. Наставник не обернулся — он ничего не услышал. Глушилку я поставил надёжную, надолго хватит.

С расположением комнаты мне повезло. Она была последней в коридоре, примыкала к капитальной стене. Поэтому и сосед у меня был только один — Мишель, — и до двери, ведущей на чёрную лестницу, рукой подать.

Я преодолел это расстояние одним броском и выскользнул на лестничную площадку. Прислушался — за дверью тишина. Наставник ничего не заметил. А Джонатан — пусть хоть оборётся, в ближайшее время его точно никто не услышит.

Хотя, справедливости ради — чаячьи вопли больше не раздавались. Понял, мерзавец, что ничего не добьется, и заткнулся — чего попусту силы тратить… Ну, хоть какие-то выводы делать умеет, уже хорошо.

Я спустился по тёмной лестнице на третий этаж.

Наши комнаты, парней, находились на четвёртом этаже жилого корпуса. Девчачьи — на третьем. Стоит ли говорить, что на этажи был наложен магический запрет, и ни мы к девчонкам, ни они к нам попасть не могли.

Если бы представитель мужского пола попробовал сделать хоть шаг по коридору третьего этажа, сработала бы защита, и переполох поднялся на весь корпус. Прецеденты время от времени случались. Хотя, казалось бы — ну что непонятно? Русским языком объяснили — не влезай, убьёт! Однако из года в год находились таланты, считающие себя безусловными умельцами по части обхода магической защиты… Что поделать. Основной инстинкт — он на то и основной. В любые времена и во всех мирах юные представители противоположных полов будут стремиться друг к другу. И чем сложнее препятствия, возникающие на этом пути, тем настойчивее будут стремиться…

С этой мыслью я сбежал по лестнице. Темнота мне не мешала, как не мешала никому из мужчин рода Барятинских. Наша родовая особенность: разноцветные глаза, один чёрный, другой голубой. И способность видеть в темноте.

Долго ждать Кристину не пришлось, она всегда отличалась пунктуальностью. Ровно в полночь дверь коридора приоткрылась, и на площадку шагнула Кристина.

Тихонько позвала:

— Костя? Ты здесь? — она, в отличие от меня, в темноте не видела.

Чем я и воспользовался. Неслышно шагнул к ней, озирающейся, со спины и крепко обнял.

— Если бы я не боялась, что нас услышат, влепила бы тебе пощечину, — прошипела Кристина.

— А может, хватит уже этой ерунды? — вздохнул я. — Ну, честное слово: я и так верю, что ты строгая, порядочная девушка, — и поцеловал её.

Кристина попыталась делать вид, что сопротивляется, но надолго её не хватило. Скоро она прильнула ко мне, и мы расцепили объятия лишь после того, как услышали, что в самом низу, на первом этаже, хлопнула входная дверь.

— Опять, — пробормотала Кристина. — Как в тот раз…

Однажды уже действительно было такое — мы вдвоём стояли здесь, на лестнице, а внизу хлопнула дверь.

— Не совсем, — улыбнулся я. — Идём, — и взял её за руку.

— Куда ты меня ведёшь? — удивилась Кристина. Мы начали подниматься наверх. — Неужели собираешься провести на свой этаж?

— Да боже упаси, — фыркнул я. — Даже если бы сумел снять магическую защиту, моя комната — не лучшее место для свиданий. За перегородкой — Мишель, под столом — чокнутая чайка, а по коридору ходит наставник. Так себе романтика.