Больше всего меня радует, что ты любишь Церковь. Без этого мы не можем понять России, а русский человек, не знающий России, может только ей вредить, и таких, к сожалению, большинство молодых людей. Они все упоены собою и все хотят служить народу, призывая его к революции, но это кончается только тем, что несчастных рабочих и мужиков ссылают, а молодые люди убегают за границу и оттуда показывают язык.
Все это так глупо и вместе так трагично, что было бы странно, если бы с нашими детьми что-нибудь подобное произошло» (Воспоминания Надежды Розановой).
В августе 1917 г. из революционного Петрограда Розанов с семьей перебирается в Сергиев посад. Здесь, около церковных стен, Розанов рассчитывал пережить тяжелые времена, надвигающуюся бурю. И естественным образом маленькой хозяйкой небольшого домика стала Татьяна, поскольку Варвара Дмитриевна продолжала тяжело болеть. Она вела не только хозяйство, но прежде всего духовно поддерживала потрясенного происходящими событиями и слабеющего от недоедания Василия Васильевича.
Болезнь, слабость и голод не могли сломить неукротимый дух писателя. Грозные тучи, стелящиеся над Россией и миром, как будто придавали ему новые силы. В «Апокалипсисе нашего времени» Розанов оплакивает гибель уходящей, былой России, которая гибнет от нигилизма, от неуважения себя, — «С лязгом, скрипом и визгом опускается над Русской историей железный занавес». Он вновь возвращается к острой критике исторического христианства, угашающего радость жизни и светлый взгляд на мироздание, вновь пытается решить так и не решенный вопрос — где же истина — в Ветхом Завете или Новом? «Иегова или Иисус — который же из Вас» — вопрос, вечной болью звучавший в душе писателя неотступно преследует его вплоть до порога земного бытия. Но вместе с уходящим миром, с христианством, оттесненным на периферию бытия, рушился для Розанова и весь смысл его жизни. Не представлялась ли ему в иные минуты призрачной его жизнь и пафос многолетней борьбы за русскую семью? Он мечтал о возрождении русской семьи в лоне Церкви, а дожил до радикального декрета о браке и семье в сентябре 1918 г., отменявшего церковный брак. По новому декрету «свободным становилось вступление в брак и развод». «Семья, — провозглашала А. Коллонтай — перестала быть необходимой. Не нужна государству, ибо отвлекает от полезного обществу труда, не нужна членам семьи, ибо воспитание детей постепенно берет на себя государство». [12]
Неумолимая судьба готовила новый удар. 9 октября неожиданно умирает в Курске сын Розанова Василий, поехавший вместе с сестрой Варей на Украину за продуктами для семьи.
К этому времени вместе с родителями оставались Таня и Надя. Еще в 1915 г., с согласия Василия Васильевича и Варвары Дмитриевны, Вера становится послушницей Воскресенско-Покровского монастыря на станции Плюсна близ Луги. Она с трудом несет тяготы монастырского послушания и может оказывать семье лишь незначительную помощь. Она остро чувствует, что несравненно большее бремя выпало на долю ее старшей сестры Татьяны, отдавшей все силы на поддержание родителей. Упреки, тревога, горячая благодарность и восхищение мужеством сестры звучат в ее письмах из монастыря другой сестре — Надежде:
«Но если Таня может и исполняет свой долг, то считаю, что нельзя оправдать Ваше неисполнение». (3.1.1918).
«Теперь нет мечты, теперь есть подвиг». (Март 1918).
«Какое у Тани настроение? Поцелуй ее крепко и скажи, что я ее очень люблю и очень благодарна за поддержку семьи». (31.8.1918).
«Бедную Таню мне очень жаль, она истинная подвижница. Истинным настроением монашеским повеяло мне от ее спокойного среди всех испытаний письма, выдержанного, проникнутого глубокой верой и любовью. Я бесконечно ее люблю и уважаю». (Осень 1918).
Любовь, тепло, понимание и бесконечная нежность, которой окружили писателя все домашние в последние дни его жизни уже не могли спасти Розанова. 23 января (5 февраля) 1919 г. Розанов умер. Перед смертью он в последний раз примирился с Церковью, у всех просил прощения и принял Святое причастие.
О дальнейшей судьбе семьи Татьяна Васильевна подробно рассказывает в своих воспоминаниях, и нет смысла повторять историю горестных потерь близких, утраты дорогих могил, скитальческой жизни, полной нищеты, лишений, гонений. Об испытаниях и перенесенных страданиях она написала очень сдержанно, с большим достоинством, всегда отличающим глубоко верующего человека.
Татьяна Васильевна завершила работу над воспоминаниями в конце своей жизни. Она по-прежнему жила в Загорске и занимала небольшую узкую комнату в коммунальной квартире на проспекте Красной Армии. Хотя она часто болела, и повседневные житейские мелочи угнетали ее, была очень деятельна, много читала, переписывалась с друзьями, каждый день была за службой в Лавре. Сильную духовную поддержку ей оказывал священник и профессор Духовной академии отец Алексей Остапов. Изредка приезжала Татьяна Васильевна в Москву, где ее с любовью встречали и поддерживали старые верные друзья — Лидия Александровна и Ника Александровна Воскресенские, Татьяна Михайловна Некрасова и вся ее семья, Зоя Михайловна Цветкова. Появились у нее в те годы и молодые друзья, открывшие для себя Розанова, читавшие и переписывавшие его труднодоступные книги и статьи, стремившиеся лучше понять духовный мир забытого писателя через общение с его дочерью. Большую помощь при работе над воспоминаниями оказала Татьяне Васильевне Клеопатра Владимировна Агеева. Под диктовку Татьяны Васильевны она записала первый вариант воспоминаний, на основе которого сложился окончательный текст.
Имя Розанова в советской России долгое время было полузапретным. О нем вспоминали не иначе как о монархисте, нововременце, мистике-реакционере и черносотенце.
На Западе, хотя и не часто, переиздавались книги Розанова в русских издательствах, а также в переводах на французский, английский, немецкий языки. О значении его идей в русском духовном и культурном ренессансе начала XX века говорили и писали Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Н. Бердяев, А. Ремизов, Л. Шестов, о. В. Зеньковский, о. Г. Фроловский, Г. Федотов, Н. Лосский, Г. Адамович, Ю. Иваск.
Если удавалось Татьяне Васильевне получить ненадолго одну из русских западных книг с воспоминаниями или статьей о Розанове, она старательно переписывала отрывки в особую общую тетрадь, а когда тетрадь заканчивалась, — начинала новую. Читала и писала обычно по ночам, спала мало, иногда отдыхая днем час-другой.
В начале 1971 г. Татьяна Васильевна с захватывающим интересом прочла воспоминания Зинаиды Николаевны Гиппиус «Живые лица», в особенности главу, посвященную Розанову — «Задумчивый странник». Тогда же она прочла вступительную статью Юрия Иваска к «Избранному» Розанова, вышедшему в Нью-Йорке в 1956 г. По ее словам — и воспоминания 3. Гиппиус и эссе Ю. Иваска — лучшее, что было написано о Розанове и в России и на Западе. В свою тетрадь Татьяна Васильевна переписала обе работы от начала и до конца, несмотря на поврежденную правую руку. Ей показались досадными несколько фактических ошибок, допущенных Гиппиус и Иваском. Татьяна Васильевна отправила письмо с поправками в «Вестник русского христианского движения». В 1972 г. в № 106 и было напечатано ее письмо. Через несколько месяцев Татьяна Васильевна неожиданно получила письмо от Юрия Иваска с благодарностью за поправки и с просьбой уточнить некоторые обстоятельства жизни Василия Васильевича и его близких. Он просил также Татьяну Васильевну написать биографию отца, чтобы в дальнейшем ошибки не перекочевывали из одной работы в другую. Уступая настойчивым просьбам Иваска, Татьяна Васильевна передала рукопись воспоминаний для публикации на Западе. Весной 1975 г. в №№ 112—ИЗ «Вестника РХД» по желанию Розановой была опубликована пятая глава ее воспоминаний о последних днях жизни Василия Васильевича с приложением предсмертных писем. Незадолго до смерти Татьяна Васильевна получила номер журнала и убедилась, что труд ее жизни не был напрасным. Она готовилась продолжить работу, собиралась составить комментарии к «Уединенному» и «Опавшим листьям».