«Если бы не любовь „друга“ и вся история этой любви — как обеднялась бы моя жизнь и личность.
Все было бы пустой идеологией интеллигента и верно скоро бы все оборвалось бы.
… О чем писать?
Все написано давно (Лермонтов).
Судьба с „другом“ открыла мне бесконечность тем и все запылало личным интересом».
А также приведу его отзыв об отношениях к матери (короб. 2, стр. 16). Отец, говоря о своей книге «Уединенное», писал, что она явилась «как попытка выйти из-за ужасной занавески, из-за которой не то, чтобы я не хотел, но не мог выйти».
«Это не физическая стена, а духовная — и как страшнее физической».
«Отсюда же и привязанность или вернее какая-то таинственная зависимость моя от „друга“… в которой одной я сыскал что-то нужное мне… тогда как суть „стены“ заключается в „не нужен я“ — и не нужно мне…
… (задыхаюсь).
А между тем, во мне есть „дыхание“. „Друг“ и дал мне возможность дыхания. А „Уединенное“ есть усилие расширить дыхание и прорваться к людям, которых я искренно и глубоко люблю».
Будем же теперь говорить более подробно о политических его убеждениях. Первый период его жизни, когда жив был еще Страхов, он был спокойно-консервативно настроенный человек. При сближении с Мережковскими он начал незаметно леветь, а в 1904–1905 гг. он поддался общему революционному настроению общества, так как он сам прожил трудную жизнь; знал нищету и голод и с этой стороны сочувствовал бедному люду. Отсюда вытекли его статьи, скрашенные революционным духом, которые затем вошли в его книгу «Когда начальство ушло», СПБ, 1910. Но это был недолгий период в его жизни. Затем он очнулся, посмотрел вокруг себя, увидел богатую, сытную кадетскую прессу, самодовольную и очень далекую от народных нужд и повернул вспять. В это время он дважды издал книгу «Письма А. С. Суворина к В. В. Розанову», СПБ. Одну из них в 1913 году. В это время мать моя продолжала сильно болеть. Летом в 1913 году отец с матерью уехали в Бессарабию в имение Апостолопуло к своим друзьям; отец очень в плохом душевном состоянии, мать больная; отец дружил с самой помещицей, которая была настроена крайне консервативно и враждебно к евреям, так же, как и ее друг. Они указывали отцу на эксплуатацию помещиков евреями и скупку ими по дешевым ценам хлеба у помещиков. Вот тут начинается поворот отца от интереса его к юдаизму к сугубо национальным русским интересам. Здесь он пишет книгу под названием «Сахарна» (так называлось их имение), подготавливает ее к печати, но начинается война 1914 года и книга не появляется в печати. Единственный сброшюрованный экземпляр был передан в 50-х годах в Государственный литературный музей. Книга была местами очень интересная, в ней были оригинальные афоризмы.
«Все хорошо.
Оттого я так жизнерадостен,
Что много страдал.
Оттого я люблю радости что они были редки.
4 июня 1913 г.»
«Вечное солнце течет в моих жилах
И томит и зовет
И наполняет счастьем
… вот отчего я пишу.
И земля и грязь здесь
И холод (на обрывке корректуры).»
«Мимолетное» В. В. Розанов (рукопись была продана Гржебину. Куда она потом девалась — неизвестно).
«Что же победит — буря победит покой,
Или покой победит бурю?
Буре — час
Покою — вечность.
— Хитрый бес подсказал,
но буря занимательнее покоя
(Я!)»
«Зачем о победе? Зачем о борьбе.
Каждый ложится в свое место и в свое время
Бог мудрее человеков и дал миру бурю и покой.
(Ночью в постели)»
20/Х-1915?
Из «Мимолетного»:
30. IV.
«Всякое определение есть сужение, (философия)
И определять не нужно.
Пусть мир будет неопределенен
Пусть он будет свободен.
Вот начало хаоса…
Он так же необходим, как разум и совесть.
Живем и горим
Живем и путаемся
„С утра подметают“,
А к вечеру смотришь — везде сор.
Этот сор — наша жизнь.
Разве она плоха?»
24. V.
«В минуте иногда больше содержания, чем в годе.
А когда приходит смерть, то в ее минуте столько
Содержания, сколько было во всей жизни.
Что же такое время? И час, год, неделя —
(У Филиппова за кофе).»
5. VIII.
«Только те люди счастливы, которые не думают о себе.
Зато это самый прочный вид счастья.
Его не ест червь, не подпаляет огонь».
(Конка).
20. Х.
«Дана нам красота невиданная
И богатство неслыханное.
Это — Россия.
Но глупые люди все расстратили.
Это — русские.»
В это же примерно время началось крупное дело Бейлиса, в обсуждении которого приняла участие как русская, так и западная пресса. Обсуждался вопрос, — возможно ли ритуальное убийство в наш цивилизованный двадцатый век? Общество разделилось. Розанов и очень немногие утверждали, что возможно; большинство же отрицало это. В это время, озлобленно настроенный, мой отец выпустил очень резкие брошюры и книги против евреев, что заставило Религиозно-философское общество отмежеваться от него и исключить его из членов этого общества. Этот поступок отца был для него роковым. Он остался почти в одиночестве и замкнулся в себе. Статьи его почти перестали печататься и положение его резко изменилось. Тут началась война 1914 года, отец писал приподнято-патриотические статьи, печатал их в газете, а потом они вошли в его книгу «Война 1914 года и Русское Возрождение», Петроград, 1915 г. Там было очень много интересных страниц, но в целом она, может быть, звучала и неверно.
В 1915–1916 годах жизнь была очень тяжелая и материально и морально в нашей семье. В 1916–1917 годах отец мой стал издавать по выпускам книгу «Из восточных мотивов», посвященную древнему Египту (вышло три выпуска, четвертый был подготовлен). Еще задолго до издания, он просиживал многие часы в Эрмитаже, срисовывал древне-египетские изображения. У него составился огромный альбом с этими рисунками, который в 1947 году Сергей Александрович Цветков продавал для нас, кажется, в библиотеку Ленина, — не помню точно. Выпуски эти печатались на роскошной бумаге верже, которую отец закупил для издательства «Сириус» и надеялся выпустить в свет большую работу. Он сделать этого не смог. Наступила революция и отец продал эту бумагу известному издателю Сибашникову.
