Среди находок внимание археологов привлек кусок крышки из слоновой кости с надписью: «Хвалимый благим богом (то есть фараоном. — М. М.) начальник работ скульптор Тутмос». Очевидно, так звали начальника мастерской, возможно, ведущего скульптора Ахетатона, произведения которого представлялись на одобрение царя.

Хотя дом Тутмоса был похож на все дома богатых обитателей города, он имел одну существенную особенность — небольшое помещение, где скульптор хранил модели своих лучших творений. Раскопки этой комнаты и стали самым замечательным событием за время археологических изысканий в Ахетатоне.

6 декабря 1912 года руководителя экспедиции Людвига Борхардта внезапно попросили срочно прийти в помещение № 19 — так обозначили эту маленькую комнату в дневнике раскопок. Причина была веская: нашли бюст Эхнатона, сделанный в натуральную величину из известняка и раскрашенный; к несчастью, лицо было разбито на мелкие куски.

Вслед за этим, продолжая раскопки, археологи обнаружили проступившую из кирпичной пыли часть другой скульптуры — кусок окрашенного в телесный цвет затылка со спускавшимися вдоль шеи красными лентами. Сразу поняли, что это — бюст жены фараона, тоже в натуральную величину. Немедленно были отложены все инструменты, и дальнейшую работу делали только руками. Вот показался и синий головной убор. Наконец, бюст царицы был поднят. Он оказался не только почти целым, но и совершенно поразительным по красоте и необычайной трактовке!

О том впечатлении, которое он произвел на археологов, об их восторженном состоянии лучше всего можно судить по записи Борхардта в дневнике раскопок. Когда, уже после полуночи, он заполнял дневник этого исключительного дня и дошел до бюста царицы, он сделал следующую запись: «Описывать бесцельно — смотреть!»

И в дальнейшем, отсылая читателя к таблицам, воспроизводящим бюст Нефертити с разных точек зрения, Борхардт продолжал воздерживаться от анализа памятника. Он ограничивается описанием некоторых черт лица, отмечая, что оно служит «воплощением покоя» и что это, несомненно, портрет, хотя и стилизованный.

Борхардт прав: очень трудно найти нужные слова, чтобы передать все очарование этого портрета царицы Нефертити. Можно без конца смотреть на ее лицо с нежным овалом, с прекрасно очерченным небольшим ртом, прямым носом, чудесными миндалевидными глазами, слегка прикрытыми широкими тяжелыми веками. В правом глазу была вставка из горного хрусталя со зрачком из черного дерева. Другой глаз не имел вставки, возможно, потому, что скульптура с двумя глазами считалась уже частью существа изображенного человека.

Синий головной убор, из-под которого сзади струятся по шее две красные ленты, обведенные тонкой белой линией, видимо, изображал высокий парик. Подобные головные уборы цариц обвивали золотой повязкой с самоцветами, а спереди прикрепляли золотой урей — фигурку священной кобры, считавшейся защитницей царей и богов от злых сил. Ниже голову охватывала золотая диадема. Все эти детали, выполненные здесь краской, в скульптуре изготовлялись из соответствующих материалов.

На плечах Нефертити показано широкое разноцветное ожерелье; такие ожерелья, также из золота и самоцветов, представляли как бы гирлянды из плодов персеи, цветов или отдельных лепестков лотоса, мака, васильков.

Трудно переоценить мастерство скульптора, создавшего этот шедевр. Особенно поразительно сочетание строгого, скупого отбора черт, необходимых для выразительности портрета, с той мягкостью трактовки, которая и придает всему произведению характер подлинной жизненности. Легкость моделировки щек, губ, подбородка необычайна. Тонкая длинная шея точно гнется под тяжестью убора, голова немного выдвинута вперед, для того чтобы легче его выдерживать, и это движение придает равновесие всему памятнику.

Глядя на этот портрет Нефертити, приходится особенно пожалеть о том, что парный к нему портрет Эхнатона не дошел до нас в столь же идеальной сохранности.

И все же мы знаем, как выглядело лицо фараона: достаточно взглянуть на две находки, сделанные в той же мастерской, — гипсовую голову, высотой в 25 сантиметров и гипсовую же отливку маски, около 30 сантиметров в высоту. Оба произведения — прекрасные портреты. Мы сразу же узнаем облик Эхнатона, однако стилистически эти портреты так же далеки от колоссов фиванского храма Атона и от рельефов пограничных стел, как далек от изображений царицы на этих стелах ее цветной бюст. Хотя основные портретные черты фараона сохранены, никаких следов заостренности образа уже нет. Вместо фанатического упорства и непреклонной непримиримости фиванских колоссов портреты из мастерской Тутмоса прежде всего полны созерцательной отрешенности. Болезненность фараона ощущается и здесь, но она передана иными средствами.

Очень интересно, что эти портреты Эхнатона различны: на отливке нет еще той законченности, которая характерна для гипсовой головы, хотя отливка не была непосредственно сделана с маски — на ней также чувствуется рука скульптора. Об этом явно свидетельствует трактовка деталей, особенно глаз и рта. Тем не менее здесь еще ощущается большая мягкость, верхнее веко не отделено чертой от орбиты, как на гипсовой голове, губы не так отчетливо прорисованы, болезненная слабость кажется явственнее.

Оба памятника помогают понять ход творческой работы скульптора: получив отливку с маски, он начинал ее прорабатывать, удаляя все, казавшееся ему лишним. Иногда мастер повторял несколько последовательных отливок, пока не удавалось создать удовлетворявшее его произведение, которое и служило затем образцом при изготовлении статуи из камня.

Процесс отбора нужных скульптору черт еще лучше виден на целом ряде сохранившихся в мастерской Тутмоса отливок, полученных при создании различных портретов — мужчин и женщин, молодых и старых. На первых, еще не проработанных отливках перед нами словно оживают люди ближайшего окружения Эхнатона, и в то же время мы как бы присутствуем при работе мастера, участвуем в его поисках, видим, что именно он считал необходимым убрать, как добивался того поражающего отбора черт, который так характерен для скульптур Ахетатона.

Эту особенность можно заметить на всех произведениях, найденных в мастерской Тутмоса. А их не так уж мало. И по праву первое место среди них следует отдать еще одному скульптурному портрету царицы Нефертити — сравнительно небольшой, в 19 сантиметров высотой, головке из кристаллического желтого песчаника. Она не закончена: не доработаны уши, не завершена отделка поверхности камня, не вставлены глаза и брови, которые, как и отсутствующий головной убор, должны были изготовляться из других материалов. Брови и веки обведены черными полосами, на губах светло-красная, слегка выцветшая краска, темно-красным цветом отмечено место укрепления головного убора, очевидно, задуманного аналогичным убору цветного бюста; черные штрихи и точки намечают путь дальнейшей обработки ушей.

Несмотря на незавершенность, этот портрет производит незабываемое впечатление. Он полон дыханием жизни, и эта жизненность так сильна, что даже забывается отсутствие глаз. Поразительно было мастерство поистине гениального скульптора, создавшего эти веки, эту легчайшую моделировку щек, висков, чуть улыбающийся нежный рот с чудесными углублениями около губ. Чтобы оценить работу мастера, головку надо постепенно поворачивать, и только тогда удивительная тонкость уверенной моделировки становится ощутимой и выступают все новые и новые совершенства этого прелестного лица.

Портрет изображает Нефертити в более молодые годы, чем цветной бюст: здесь еще нет следов прожитых лет, легкой усталости, даже надломленности, которая иногда внезапно чувствуется в лице цветного бюста при том или ином его повороте. Головка вся полна радости, ожидания счастья и в то же время очаровательной женственности.