Хотим ли мы того, что мы говорим мы хотим
Казалось бы странный вопрос. Если я говорю, что хочу денег, то очевидно, что дай их мне, и я возьму (к слову, на тренинге в клубе «Синтон» Н.И. Козлова, есть, во всяком случае было, задание в котором нужно в метро раздавать деньги (некрупные купюры и мелочь из банки) всем желающим; так вот, люди не берут, приходилось «заставлять»). Если барышня заявляет, что хочет супруга, то дай ей и она с благодарностью примет? Правильно10.
Очень люблю этот пример из моей жизни, потому что он один из первых понятых мной и весьма показательный. Одна знакомая ну очень хотела велосипед, прямо жаждала и плешь проела, а у меня он был (погонял два года, а на третий поставил на балкон). Как понимает мой прозорливый читатель, я велосипед ей подарил, но, возможно, не все догадаются, что было дальше. Она поставила его на свой балкон, и покрылся велик слоем пыли, толстым, в виду своей невостребованности. Вот суть этой игры: личность хочет хотеть, желает желать, ей нужен сам процесс, а не достижение цели, и, для того чтобы ей хотеть, нужно находиться в противоположном состоянии. Так, чтобы хотеть богатства нужно находится в бедности, чтобы хотеть отношений нужно быть в одиночестве, радости – в депрессии, для желания похудеть нужно быть пухляшкой и т.д. Для того чтобы чётче увидеть данный механизм, вспомните как вы чего-то сильно хотели, а потом получили и как быстро улетучилась радость, а вы попадали в желание желать ещё чего-то. Если мы рассмотрим более-менее длинный промежуток времени, то увидим своеобразную «наркоманию» с потребностью увеличения дозы. Допустим личность хотела доход в 500$ и, ведь какая целеустремлённость, получила; возжелала 1000$ – получила; стала желать 2000$ и это получила, и ведь успокоиться бы, но не тут то было; желает 10000$, быть владычицей морской. Т.о. для получения того же уровня удовольствия, заметьте не зрелого счастья, а именно удовольствия эго, нужно постоянно увеличивать количество потребляемых условных единиц внешней величины.
Почему так происходит? Мы смотрим из одной стороны, и нам кажется, что мы хотим, ну допустим, для простоты восприятия, похудеть; но противоположной стороной (пухляшкой) мы хотим противоположного – хорошенько пожрать. Поскольку личность не сознаёт своих режиссеров и в один момент времени на сознании присутствует только одни из них, например жаждущий пир горой с возлиянием спиртосодержащих напитков, то ей кажется, что это она и есть, и режиссер реализует свой сценарий; а потом похмельным утром выходит на сцену сознания второй (блюдущий фигуру и ясность сознания) и обалдевает от содеянного (с изрядной дозой вины и осуждения). Мы, наблюдая сие действо из ноэтического измерения, можем ясно увидеть, что эго всегда только кажется, и оно никогда не будет удовлетворено, поскольку мечется между двумя полюсами, сражаясь само с собой в беспробудной войне разделённости и жажды власти.
Возьмём пример из отношений мальчик – девочка. Кисельной барышне кажется, что она хочет сильного мужчину, чтобы быть с ним как за каменной стеной. Но что будет если ей предоставить такого субъекта? Пройдёт время, и она взвоет в страстном желании свободы, независимости, и будет ненавидеть именно то, за что, как ей казалось, она полюбила. А, выйдя на свободу, она захочет (если позволит время жизни) сильной, волосатой и богатой руки; причём всё (память о том, что это уже было) обнулиться, и она будет переживать происходящее как в первый раз. Людям, состоящим в ЗАГСе, хорошо известно периодически возникающее состояние тоски по холостяцкому образу бытия, которое, если хорошенько его подавлять псевдоправильностью, может разнести в пух и прах даже добротное здание семьи. Т.о., жизнь-то нас учит перманентно, однако одним достаточно объяснить алгоритм решения на доске, другим нужно пару раз дать указкой по уху, а третьих приходится на второй год оставлять. Меня вот оставляли, зато теперь усвоение материала великолепное.
Почему человек не хочет отказываться от разделённости
И вот, казалось бы, почему бы не примирить противоположности и не прекратить внутреннюю войну, а значит и внешнюю? Если разделённость приводит к боли и страданию, а целостность к глубокому счастью, то почему бы не перейти к сотрудничеству полюсов дуальностей, всем же лучше? Но что-то нет очереди на гармонизацию, отчего так.
Значит, находясь в состоянии фрагментарного восприятия, личность получает нечто такое, от чего она отказываться не хочет, нечто весьма приятное, причём настолько, что эго готово переносить все «тягости и лишения воинской службы» лишь бы получать этот кайф. Получается человек готов быть несчастным, сирым, убогим, готов грызть глотки, ступать по головам, готов находиться в дисгармонии, орать и что-то доказывать другим, унижать их, быть жертвой (и бороться за звание самой жертвенной жертвы, самой непонятой и несчастной), быть больным (и первым среди больных) но иметь этот кайф и не отпускать его даже ради мира во всем мире. Так что же такое важное получает личность, от чего не хочет отказаться, за что так крепко держится?
Был бы ты, мой вдумчивый читатель, сейчас на наших занятиях, я бы тебя «пытал» и «мучил» давая пространство размышлениям и мы бы вместе рожали ответ, дабы придать ему глубину, вес и внутреннее наполнение (осмысленность). И ты бы понимал ценность этого процесса, поэтому сейчас он на твоей совести, поскольку в формате книги таких полноценных условий я создать не в силах (не суди строго, делаю что могу). Итак, ответ на вопрос «почему личность не хочет отказаться от разделённости?» – важность. Эго важно, гордо, потому что считает себя правым; оно не желает отказываться от важности своей правоты. Кто-то важен, поскольку духовен; кто-то пыжится тем, что умный; другой выставляет на показ свои материальные блага, финансовый успех; а кто-то гордится тем, что не выставляет на показ, скромняжка; но всяк чем-то важен. И всяк значителен в своей полярности той или иной двойственности: один значителен тем, что верный, другой тем, что у него столько особей, что пальцев у десятерых людей не хватит; один горд двумя высшими, другой кичится тем что семь классов образованиями; один тем что во-о-он сколько всего достиг, и медали, и ордена есть, а другой будет гордиться тем что ему ничего в этой жизни не надо, всё суета. И всяк исключителен, всяк индивидуален; и эта же исключительность приводит его к исключённости и страданию (но он всё равно от неё не откажется, ведь чем больше эго индивидуально, тем больше оно важно).
Данный результат исследования предлагаю обозначить как наркомания гордыни: все страдают, но все бегают в поисках дозы. Как в анекдоте: мышки плакали и кололись, но продолжали есть кактус (пейот=). Эта гордыня, эта исключительность есть одновременно и оружие, хотя здесь она называется правотой. Личность берёт правоту как палку и бьёт ею других, тех, кто выбрал противоположную сторону. Одни кричат «мы правы!» (допустим они «за» аборты или «за» легализацию лёгких наркотиков) и приводят свои доводы, а другие кричат «нет, это мы правы!» и приводят свои доводы («против» абортов, «против» наркотиков). А мозг, как мы помним, это 0 и 1, он способен обосновать любую сторону, мозг – это объясняющий аппарат (в тех подавляющих случаях, когда человек не ищет понимания и ему достаточно объяснения, например, «он бедный, потому что дурак», что здесь понимать, дурак и всё тут).
Мы уже знаем, что внешнее есть отражение происходящего внутри, поэтому понимаем, что избиение своей фрагментарной правотой других есть избиение одной своей стороны другой стороной себя же (т.е. это результат отсутствия целостности во внутреннем мире). Так, доказывая с пеной у рта атеисту11 необходимость и правильность, допустим, христианской веры является отражением внутреннего конфликта (а именно своего собственного сомнения, и чем яростней осуждение атеиста, тем сильней внутренне безверие). Спокойные (рациональные, хладнокровные) будут лупить своим спокойствием эмоциональных (импульсивных, горячих), а те своей эмоциональностью спокойных, и т.д., и т.п.