– Ты в порядке? – спрашиваю я ее.

Джорджия упоминала, что иммунная система нашей мамы сейчас не работает и она более чем когда-либо восприимчива к болезням.

– Я в порядке. Только в горле немного першит.

Я напряженно смотрю на маму, и даже Тайер выглядит обеспокоенным.

В такие моменты я понимаю, что она умирает. Что бы я ни делала, с каким бы упрямством она бы ни сражалась, это ее последняя битва и счастливого исхода не будет.

Одно дело – знать, другое – быть свидетелем этого.

– Может, тебе прилечь?

Она ковыряет еду в своей тарелке.

– Я в порядке.

– Мам, если тебе лучше лечь…

Мы сидим напротив нее, и она смотрит поочередно то на меня, то на Тайера.

– А что? Может, мне и правда стоит прилечь.

Я вскакиваю, чтобы помочь, но Тайер возвращает меня на место.

– Я ее отведу, – тихо произносит он.

Прежде чем я успеваю возразить, он обходит стол, помогает маме подняться и провожает ее в гостиную.

Я сижу, уставившись в свою тарелку, чтобы она не видела моих слез. Возвращается Тайер, и его стул скрипит по покрытому линолеумом полу.

– Ты не обязан оставаться, – бормочу я, не глядя на него.

– Я голоден, – хрипло произносит он. – И не собираюсь отказываться от домашней пищи. Я слишком устаю и ленюсь, чтобы готовить, и чаще всего заказываю еду навынос.

Я поворачиваюсь к нему, оценивая его фигуру. Он похудел.

– Не похоже, чтобы ты питался нездоровой пищей.

Его бровь изгибается, а губы дергаются в улыбке.

– Проверяешь меня?

– Не льсти себе.

Он усмехается и подносит ко рту вилку с картофельным пюре.

– Ты сделала его на скорую руку.

Это не вопрос, но я все равно отвечаю:

– Да. – Я заставляю себя проглотить немного пюре.

– Ты случайно не знаешь, откуда несколько дней назад у моей двери появились кексы? – спрашивает он таким тоном, будто уже знает ответ, так что лгать смысла нет.

– Я испекла их вместе с мамой, и она попросила меня отнести несколько штук тебе. Вот и все.

И не нужно искать в этом скрытый смысл. Он кивает и вытирает губы.

– Салем, я…

– Не сейчас. – Сейчас я не могу говорить. Только не тогда, когда в соседней комнате моя умирающая мать. Сейчас все мое внимание принадлежит ей. Не Тайеру.

– Нам нужно поговорить.

Нам нужно поговорить о гораздо большем, чем он думает.

Я мысленно возвожу вокруг своего сердца стену. Только так я смогу общаться с Тайером. Я не хочу, чтобы он добрался до меня с такой легкостью. Не в этот раз.

– Ты помнишь? – ледяным тоном произношу я. – Помнишь тот день, когда мы виделись в последний раз? Что ты мне сказал?

Он морщит лоб и выглядит смущенным.

– Смутно.

– Ты сказал, что ненавидишь меня. – Он в ужасе бледнеет. – Честно говоря, это было самое мягкое из того, что ты сказал. Да, ты был пьян и убит горем, но перед этим я переживала и другой вид насилия и не хотела, чтобы ты ранил меня словами.

– Салем… Я не… Черт, я не могу поверить, что так сказал. – Он качает головой.

– Я знаю, что нам нужно поговорить, – невозмутимо продолжаю я. – Но я не могу говорить сейчас, когда увидела тебя впервые за столько лет. – Я встаю, оттолкнув тарелку и не глядя на него. – Что-то у меня аппетит пропал. Закрой за собой дверь.

Я выхожу из кухни, прохожу мимо спящей мамы и поднимаюсь наверх. Я закрываю дверь спальни и поспешно опускаю жалюзи. Делаю все возможное, чтобы отгородиться от ненавистных слов, которые он наговорил мне той ночью.

Он умер из-за тебя.

Я отвлекся, думая о тебе, и вот его нет. Это ты его убила. Это твоя вина.

Я ненавижу тебя. Убирайся.

Лучше бы я тебя никогда не встречал.

Последняя фраза навсегда оставила шрам на моем сердце. Остальные слова причиняли боль одному Богу известно какую, но я знала, что это слова сломленного отца.

Я сворачиваюсь калачиком на кровати и засыпаю.

Утром все остатки еды убраны, на кухне чистота.

На столе записка.

«Прости меня. Т.»

Тайер

Утром я открываю глаза, и первая моя мысль: «Я сказал ей, что ненавижу ее? Какой же я гребаный ублюдок!»

Салем вправе меня ненавидеть. Я знаю, что после смерти Форреста обезумел от горя. Такое ни один родитель не должен пережить. Бывают дни, когда горе и боль возвращаются с полной силой. Тогда я звоню своим ребятам и предупреждаю, что меня не будет на работе, а сам часами просиживаю в домике на дереве или хожу на его могилу.

Если бы только я не был таким ленивым ублюдком и построил для него домик! Может быть, тогда… может быть, тогда.

– Черт, – со стоном произношу я и хватаюсь за голову.

Я стараюсь не пускать свои мысли по этому пути, но иногда мне это не удается. Я выдергиваю из постели свою ничтожную задницу и иду в душ.

Мое тело жаждет разрядки; я больше не могу игнорировать свой ноющий член. При виде Салем во мне пробудились желания, которые, как я считал, давно уснули. Плотно обхватив основание, я поглаживаю его вверх-вниз, перекатывая запястье вокруг головки.

Я не собирался этого делать, но перед моим мысленным встает Салем. Так было всегда. Даже когда не должно было быть. Даже когда я все разрушил.

Разрядка происходит быстро и мощно, и я в изнеможении прислоняюсь к стене душа. Я заканчиваю мыться и одеваюсь на работу. Натянув рубашку «Ландшафтный дизайн Холмса», я достаю кепку и солнечные очки. Те самые, что подарила мне Салем.

Они рассохлись и все в царапинах, и мне давно нужна новая пара, но я отказываюсь с ними расставаться. Такой уж я сентиментальный дурак.

Зашнуровав ботинки, я спускаюсь и съедаю миску хлопьев. Не самый здоровый завтрак (особенно учитывая то, что мой выбор пал на хлопья с сахаром), но ничего. Сегодня утром у меня нет времени на что-то другое.

Обычно перед отъездом я еще заглядываю в свою оранжерею, но сегодня я потратил время на другое и уже не успеваю туда заскочить.

Быстро сполоснув миску, я беру ключи и спешу к своему фургону. Я не успеваю съехать на дорогу, как в динамиках раздается телефонный звонок. На большом дисплее высвечивается «Лейт».

Мне не хочется разговаривать сейчас с братом, но до работы ехать сорок пять минут, так что можно немного и поболтать. Нажатием кнопки на руле я отвечаю на его звонок и приветствую его простым «Привет!».

– Ты трезвый? – спрашивает он и смеется.

Это его обычное приветствие.

Я закатываю глаза. Он в курсе, что я уже много лет не пью. У меня нет проблем с алкоголем, но после смерти Форреста я налегал на него слишком сильно. Он стал для меня наркотиком – заглушал чувства и помогал уснуть.

Теперь я держусь от него подальше. После выпивки чувствуешь себя так паршиво, что оно того не стоит.

– Я всегда трезвый.

– А я всегда предпочитаю проверить, ты уж прости.

– Зачем звонишь?

– Могу – и звоню.

– Я уже еду на работу, так что если у тебя что-то важное – выкладывай.

Он усмехается.

– Немного терпения, Тайер. Неужели мне нельзя просто позвонить и узнать, как дела у старшего брата?

– Извини, я сегодня опаздываю, и меня это напрягает.

Что меня напрягает, так это то, что я не могу выбросить Салем из головы.

– Что-то мне не верится, что твои мысли об этом.

Со стоном я щиплю себя за переносицу. На светофоре загорается красный, и я останавливаюсь.

– Салем вернулась.

Это все, что я могу сказать. После того, как она позвонила Лейту много лет назад и он пришел мне на помощь, я обязан ему это сообщить. В ответ этот гад смеется и никак не может остановиться.

– О, ты в жопе.

– Почему? – выдыхаю я сквозь стиснутые зубы.

– Не прикидывайся дурачком, братан. Все эти годы ты был зациклен на ней. Она все еще замужем?

– Нет, – со вздохом признаюсь я.

– Нет? Тогда хорошо. Почему у тебя такой недовольный голос?