– Показывайте ваш зубик, будем лечить, – важно заявил он, глядя на Георгия без тени улыбки, всё серьёзней, чем при фейслифтинге.

Пришлось покорно открыть рот, держа Василису на руках, та извернулась, чтобы убедиться, что зуб действительно «лечат», чем-то дуют, жужжат и прыскают, что это ни капельки не больно. Да и доктор вызывает доверие, можно его потрогать, рассмотреть инструменты, покататься на кресле в виде динозавра, а потом получить воздушный шарик. Георгий, например, получил. Целое приключение, между прочим! Весёлое! А шарик нужен блестящий и голубой-голубой, как василёк.

За приём и лечение Георгий заплатил сам, даже спрашивать притихшую Анюту не стал, она не нашла в себе силы спорить после пережитых злоключений. Лишь горячо благодарила, едва сдерживая слёзы, когда он вёз своих девочек домой. Когда они стали его? А бог его знает… Не просто так доктор волшебный, видимо.

Голова болела нещадно, в течение дня терпимо, но после вечернего приключения с зубиком Василисы, Аня думала – не выдержит, разревётся вместе с дочкой.

Хорошо, что Георгий Давидович помог, отвёз их с малышкой к знакомому стоматологу, который принял без очереди и записи, ещё и зашёл с Василисой в кабинет, иначе дело завершилось бы грандиозной детской истерикой.

Откуда у Василисы страх врачей, Аня не понимала, она сама врач. Дочка бывала на её работе, видела людей в белых халатах, брали её и на подстанцию скорой помощи, когда некуда было пристроить. Василиса спокойно общалась, не капризничала и не боялась.

Но стоило речи зайти о любом детском докторе, от участкового педиатра или врача в детском саду, до того же стоматолога, Василиса впадала в неистовство. Обычно к врачам с ней ходил Олег, он умел договариваться с дочкой, видимо, поэтому с Георгием Давидовичем согласилась зайти в кабинет.

Поднимались в лифте на свой двенадцатый этаж. Василиса довольно крутила в руках игрушку из стоматологии и дёргала за верёвочку воздушный шарик, позабыв, как поставила на уши не только маму, но и постороннего человека.

Аня же не могла выкинуть из головы злоключение, то, как ехали в полутёмном салоне автомобиля. Негромко играла попсовая, расслабляющая музыка, заглушая шелест шин по асфальту. За окном мелькал осенний город, сверкал ярко-жёлтыми и красными вспышками листьев и иллюминацией.

Егор смотрел на дорогу, иногда бросал взгляд на заднее сидение, где устроились Аня с дочкой, поглядывал в боковые зеркала. Руки расслабленно лежали на руле, рукав свитера немного задрался, оголяя запястье, показались часы и родированный браслет с фирменным логотипом. И почему-то этот модный аксессуар напомнил, что вообще-то они с Егором ровесники.

Она невольно засмотрелась на ухоженные руки, пальцы с аккуратными ногтями, на левой руке красовалось кольцо того же бренда, что и браслет. Интересно, обручальное, помолвочное, Кристина подарила? Почему на левой?..

Необходимо выбросить все эти мысли из головы, просто взять и выкинуть, как ненужный хлам. У Георгия Давидовича, да, именно по имени отчеству, своя жизнь с Кристиной, у Ани своя.

– Во двор? – спросил Георгий Давидович, обернувшись к притихшей Ане.

– Да, третий подъезд, – прокашлявшись, ответила та.

Остановились, Аня выбралась, помогла Василисе, набрала воздух, чтобы рассыпаться в благодарностях. Понимала, деньги Георгий Давидович не возьмёт, пытаться всучить – нарваться на конфликт. Ругаться совсем не хотелось, и не из-за его статуса, а просто не хотелось и всё.

– Не стоит, – на излёте поймал её речь Георгий Давидович. – Всё хорошо, Анют. Рад, что оказался полезен.

– Всё равно спасибо, Георгий Давидович! – с жаром выпалила Аня, едва удержавшись от поцелуя в щёку. Как глупо и нелепо она бы выглядела, представить страшно.

Георгий Давидович, нахмурился, наигранно обернулся. Внимательно посмотрел за свою спину, за Анину. Отошёл на пару шагов, заглянул под лавочку, за ещё зелёный куст сирени, будто искал что-то. Вернулся в исходную позицию, сказал:

– Егор, Анюта, просто Егор.

– Но?.. – Аня растерялась от тона и представления, которое увидела.

– Здесь нет никого, опустим формальности. Повтори: «Егор», – проговорил он имя едва ли не по буквам.

– Егор, – улыбнулась Аня.

– Умница.

Вдруг Егор сделал шаг вперёд, прижал Аню к себе совсем не дружеским жестом – женщина всегда такое чувствует, понимает, если не разумом, то позвоночным столбом, – сразу же отошёл на исходное расстояние. Улыбнулся и поспешил к машине, на прощание помахал Василисе рукой, та довольно закричала, подпрыгивая на месте:

– Пока, пока!

А Аня вдохнула полной грудью воздух, чтобы остыть от нахлынувших эмоций. Настолько неоднозначных, вернее уж очевидных, что хотелось окунуться себя в ледяную воду, с головой окунуть и подержать там часок-другой, чтобы опасные желания вытравить.

Пахло почему-то снегом… Почему снегом? На дворе осень, золотая, тёплая, разгар бабьего лета. Снегом пахнуть никак не могло, а запах просто впился в мозг, оседал на подсознание, впитывался в подкорку.

Теперь они с Василисой поднимались на лифте, Аня боролась с головой болью и запахом этим, будто поселившемся в ней навсегда.

Открыла дверь, в нос ударил совсем другой аромат, вернее вонь – алкоголя. Конечно, как она могла забыть, у Олега закончилась смена. Видимо переусердствовал с отдыхом, зная, что Аня взяла Василису с собой на работу.

Когда же это закончится, и закончится ли вообще?

Она, правда, всё понимала, возможно, даже больше Олега. Сочувствовала ему, бывшим коллегам, которые порой торчали в их квартире, пациентам, пострадавшим, она даже врачей приёмных покоев понимала, сопереживала им – тоже работа не сахар. Но и себя всё чаще и чаще становилось невозможно, до желания выть, жалко.

Почему дэпные дедки уходят из дома без порток и замерзают в сугробах, бабки забывают принять лекарства, малолетние идиотки демонстративно жрут таблетки, подростки решают, что зацепер – это круто, а она выслушивает, входит в положение, убирает бутылки… Сколько можно-то? Сколько?!

Накануне они сильно с Олегом поругались. Дошло до безобразных криков с её стороны и хлопанья дверями с его. Шваркнул так, что посыпалась штукатурка, сломался замок, пришлось вызывать мастера, едва на работу не опоздала.

Аня сначала пыталась спокойно разговаривать, потом начала с жаром доказывать свою правоту, после перешла на ультиматум: или Олег уходит с долбанной скорой, или она уходит у него.

Хватит! Не можешь работать и не пить, значит, не работай!

– И куда я пойду? – вспылил Олег. – Ты в нашей семье врач, а я так – челядь.

– Куда угодно, хоть к нам, я поговорю, спрошу, – выпалила Аня то, что уже сотню раз повторяла, кажется, мозоль на языке уже выросла.

– Совсем свихнулась? Прикажешь в сраные косметологи идти? Ботокс-шмотокс дебилкам колоть, геморройную задницу на лицо лепить?

– У нас работают косметологи-мужчины, между прочим, пользуются спросом, чем ты хуже? Дунаева помнишь, с нами учился? Мастером маникюра сейчас работает, и ничего, живёт, не кашляет!

– Чушь не мели! – Олег вышел из кухни, хлопнув дверью со всей силы.

Аня продышалась, прошла за ним в комнату, продолжила:

– Медбратом в стационар можно устроиться, там никому «ботокс-шмотокс» колоть не придётся, и геморройную задницу на лице лепить тоже. После операции необходимы мужские руки, с той же каталки переложить, помочь. Нарасхват будешь! Зарплата больше и график нормальный!

– Делать мне нечего силиконовых баб таскать, я не для этого в медицину шёл!

– А для чего? Выгореть и спиться?! – завопила Аня, как воздушная сирена, сама себя испугалась.

Сейчас, открыв дверь в квартиру, она жалела о своих словах. Могла бы промолчать, сгладить, вообще ничего не говорить. Ведь знала отношение Олега к своей работе, понимала, как никто понимала его. Она тоже когда-то была идеалисткой, стремящейся помочь всему миру, до сих пор оставалась бы ей, если бы не родила Василису.