– Сто четвертая, – буркнул я.

Мне уже было понятно, к чему он ведет.

– Правильно, – одобрительно кивнул Валентин, – сто четвертая. Все эти слова адвоката будут подкрепляться пачкой справок и экспертиз, из которых судья сделает единственный разумный вывод – твой Боб в момент убийства не осознавал, что делает. Его направят на принудительное лечение в психиатрической клинике... а там ему создадут условия, как в санатории, без лекарств и процедур. Отдохнет пару лет, потом его тихо выпишут – мол, сняли склонность к пограничным состояниям, и пациент готов к возвращению в общество. Угадай, что он сделает в первую очередь, как окажется на свободе?

– Придет к нам с Аллой, – мрачно сказал я.

– Верно. Так что, ты готов передать задержанного группой старшего лейтенанта Хорошилова возможного преступника в руки милиции?

***

Я понимал, что Валентин прав. Понимал, что ничего адвокатской тактике противопоставить не смогу. Конечно, я буду бороться. Расскажу историю преследования Аллы, упомяну про угрозы лично мне – в надежде достучаться до разума судьи. Но это будет не неподкупный судья из кинофильмов, а обычный человек. К тому же тот ушлый адвокат вполне может перевернуть мои слова и использовать их как доказательство того, что Боб всегда любил Аллу и жить без неё не мог, а не просто был мелким трусливым засранцем, с бандой таких же мелких и трусливых подручных. Всё остальное зависит от трактовок – ну а если родители Боба, люди явно не бедные, занесут в какой-нибудь кабинет увесистую пачку сотенных купюр, исход суда окажется более чем очевидным.

Вывод из всего этого мог быть только один. Он мне не нравился, но никаких альтернатив я сразу предложить не мог.

Я отбросил окурок и очень внимательно посмотрел на Валентина.

– Что ж, давайте тогда сами. Я готов. Только я не знаю, о чем его спрашивать. Про убийство Ирки мне не очень интересно слушать... только что разве о том, чего он так к Алле прикипел? Но это всего лишь один вопрос. А потом? Разве что спросить его про его знакомого из милиции?

– Что за знакомый из милиции? – удивление Валентина вряд ли было наигранным.

– Лёха рассказал… у Боба был некий знакомый, вроде из милиции, с которым он обделывал какие-то дела. Но это предположения Лёхи, точно он не знал. Этот знакомый недавно на них выходил, натравил их на Стаса.

Валентин как-то неприятно, до хруста в суставах, сжал кулак здоровой руки.

– Есть у меня подозрение, что не из милиции этот кадр… Был у нас пару лет назад случай… как раз тоже в июле, только в восемьдесят втором.

История от Валентина была полна умолчаний, почти не содержала имен, и её было невозможно хоть как-то связать с его местом работы. Просто какой-то очень хороший человек однажды оступился – как именно, тоже осталось за кадром, -- и его взяли за шкирку те, кому это положено по должности. Сильно наказывать, впрочем, было почти и не за что – по словам Валентина, максимум, что ему грозило – это заявление по собственному с последующим трудоустройством в какое-нибудь непыльное местечко с хорошим окладом. Но в какой-то момент в деле появились показания одного юноши – неожиданно для всех и для того человека особенно. Эти показания потом подтвердили в суде, и сейчас тот человек не работает за хороший оклад, а вовсе даже сидит за решеткой.

– Думаете, тем юношей был Боб? – сделал я логичный вывод из его рассказа.

– Исключать нельзя, но я просто не знаю.

– Тот человек – ваш друг? – спросил я.

Валентин кивнул.

– Да, и до сих пор остается, – сказал он. – Прикури-ка мне ещё одну сигарету?

Я хотел было пошутить про вредные привычки, но решил не портить торжественность момента. Поэтому просто выполнил его просьбу.

– Но теперь-то вы сможете как-то повлиять на то, чтобы его выпустили?

– Скорее всего... – он глубоко затянулся. – Вот только мы тогда так и не выяснили, кто против него играл. Но там не милицейские были задействованы, а кто-то из наших. Мы голову ломали, кто именно, но так и не придумали… в судебных документах никаких имен, одни псевдонимы. Так только наши действуют. И из дела нужная страница просто пропала. Казалось – ЧП, но там Щелоков ещё был, ему проблемы никогда не были нужны, он все разбирательства прекратил. А как его сняли – судья внезапно умер, но всё выглядело естественно, возраст опять же, не подкопаешься. В общем, не нашли мы ничего. Других ниточек тоже не было... Пришлось ждать. Неприятная ситуация, патовая.

– Скорее, цугцванг, – зачем-то поправил я.

– Наверное, – Валентин безразлично пожал плечами. – Судя по всему, с тобой тен же ребята действовали, но мы уже были готовы и хорошо тогда это кубло проредили.

– Это когда нас с Аллой арестовали?

– Да. Вот только были там оборванные ниточки, были... – сказал он с досадой. – Но поймать их мы так и не смогли, всё на исполнителях закончилось. Так что сейчас мы про этого друга из милиции спросим. Вдруг… чем черти не шутят?

– Боитесь, что это ложный след?

– Нет, – он помотал головой. – Уже – нет. Не боюсь. Отбоялся своё. Хотя жаль, если окажется, что и это тоже пустышка. Всё, пошли.

Он отбросил окурок и первым направился к сараю.

***

По моей шкале восприимчивости к ударам по голове Боб оказался где-то очень рядом с Чикатило – когда мы вошли в сарай, он уже пришел в себя и даже пытался освободиться. Но ребята старшего лейтенанта Хорошилова крепко знали своё дело, и у нашего пленника получалось только извиваться на полу и издавать возмущенное мычание через заботливо заткнутый кляпом рот. Кляп, кажется, был фабричный – ну или спецназовцы подготовили его заранее.

Выглядел Боб убого и в таком виде никого испугать не мог. Во всяком случае, я его уже не боялся – не сейчас и не в этих обстоятельствах. Но я помнил, что ему удалось напугать меня в парке – и, скорее всего, он бы напугал меня, когда я ворвался бы к нему в дом. Конечно, я бы справился... но в целом я был рад, что мне не пришлось с этим столкнуться.

Сарай действительно мог использоваться для проживания – две кровати углом, несколько стульев, обеденный стол со стоящей на нём электрической плиткой, полка с посудой и даже кондовая и насквозь казенная железная раковина с одиноким краном. Похоже, горячую воду сюда подводить не стали – если она вообще была в доме. Ну а на отсутствие нормального туалета Михаил Сергеевич жаловался мне ещё при нашей первой встрече. Ночью обитатели этой сараюшки, как и все остальные жильцы, вынуждены были ходить в ведра.

Валентин здоровой рукой подцепил один из стульев, подтащил его поближе к Бобу и уселся.

– Устал немного, – сказал он. – Будем сидя разговаривать. Эй, ты, Боб, ты хорошо меня слышишь?