Я бы на это не рискнул делать ставку – советские власти вообще не очень стремились давать податному населению простую и ясную информацию, ну а заговорщикам сам бог велел делать упор на скрытность и дезинформацию. Да и технические возможности этого времени играли им на руку. Это в девяносто первом уже появились независимые от советских властей СМИ, которые сразу же оказались на правильной стороне истории и подавали информацию так, как нужно было противникам ГКЧП. Сейчас же простой захват «Останкино» и комплекса на Шаболовке обеспечивал полный контроль над тем, что выйдет в эфир. Оставались, конечно, какие-нибудь местные региональные студии, но большая политика на просторах бывшей Российской империи всегда делалась исключительно в столице. Даже республики, думаю, просто транслировали балет с включениями дикторов – и ждали, чем всё закончится. Скорее всего, там даже войска по тревоге не поднимали.

Правда, были ещё страны социалистического лагеря и огромный капиталистический мир, где имелось триста сортов колбасы. Но в первых стояли солидные воинские контингенты от СССР – причем, кажется, они постоянно пребывали в состоянии готовности к рывку к Ла-Маншу, причем после предварительных ядерных ударов по ходу движения. Поэтому и капиталисты сейчас наверняка затаили дыхание, пытаясь понять, что вообще происходит в этом огромном и страшном Советском Союзе, а здешние ихние посольства подняли в ружье всех своих шпионов, чтобы добыть нужную информацию.

– Может, и станет, – я меланхолично пожал плечами. – Но вряд ли слишком скоро.

– А... – начал было Александр Васильевич, но на кухню почти вбежала Алла.

– У Димы всё есть! – почти прокричала она и грустно добавила: – Но он не хочет выходить из дома... Предлагает приехать к нему.

Я чего-то подобного ожидал, и потому совсем не удивился.

– А где он обитает?

– На «Полежаевской»...

– Вот блин... знал бы прикуп!

Мы было дико досадно. Знать бы об этом раньше, я бы сам прогулялся – к «Полежаевской» от «Сокола» было легко попасть по Новопесчаной и Куусинена. Теперь надо опять ехать в ту степь, а обстановка в городе наверняка ухудшается с каждым часом – вводятся новые войска, появляются новые блокпосты, увеличивается количество патрулей... В общем, не было печали – так подай.

Я в очередной раз пожалел о том, что в этом времени нет доступного интернета и всевозможных мессенжеров, через которые любое изображение можно было переслать другому человеку буквально за секунду. В 1984-м, наверное, могли бы помочь факсы, но их в квартире Балахниных не наблюдалось. [1]

В общем, я понял – никаких спать. Придется ехать, ещё и с Аллой – хотя брать её мне не хотелось категорически.

***

На «Щербаковской» ситуация почти не поменялась – только вместо УАЗика менты подогнали «Жигули-копейку», раскрашенную в жовто-блакитный колер, да у парочки постовых появились укороченные «Калашниковы» со складным прикладом.

По Проспекту Мира всё ещё ездили в обоих направлениях мирные автомобили, хотя, конечно, грузовиков было заметно больше, чем легковушек, которые в основном стремились попасть к МКАДу. Мне стало интересно, насколько прав был Валентин, когда не советовал пытаться выбраться из Москвы в эти дни – тормозят ли на выезде всех, разворачивают ли их обратно? Что вообще происходит там, через десяток километров, которые нужно преодолеть машинам, чтобы покинуть пределы Москвы? Ответов на эти вопросы у меня не было – и я подозревал, что те, кто едет в ту сторону, тоже не знают, что их ждет.

В метро же патрулей стало гораздо больше, а к милиции добавились и военные, которые ходили по трое – офицер и пара солдатиков, – без оружия, но с заметными красными повязками на руках; судя по всему, к всеобщему веселью подключилась и местная комендатура. Пассажиров, впрочем, никто из них не тиранил, хотя смотрели все на всех подозрительно. Я по своей привычке из прошлой жизни прихватил паспорт и заставил сделать то же самое Аллу. Правда, мой документ пока вряд ли мог сильно мне помочь – прописку я так и не оформил, а без неё те же менты могли замучить выяснением, кто я такой и как здесь оказался. Тактику на случай проверки наших документов я так и не продумал, хотя в первом приближении собирался рассказывать о нашей с Аллой любви. Собственно, на этот раз я и взял её с целью доказать мои чувства – утром я ещё надеялся проскочить, а вот теперь нарваться было раз плюнуть.

Но ничего не случилось. Мы спокойно доехали до кольцевой, потом проехали и по ней три остановки, преодолели два перехода – и относительно быстро оказались на «Полежаевской». Где-то к юго-востоку отсюда находился гараж, где мы впервые увидели «Победу»; на севере было ещё незастроенное поле Ходынского аэродрома, на которое вчера один за другим садились военные транспортники.

Ну а сейчас здесь находился кусок старой Москвы на границе с большой промзоной, которая тянулась до самой реки. Возможно, поэтому местные власти тоже ограничились одной группой патрульных милиционеров, которым даже автоматов не дали. Они стояли чуть поодаль от выхода из метро и откровенно скучали. Мы с Аллой их не заинтересовали.

***

Врубель жил в красной кирпичной пятиэтажке, фасад которой выходил на Куусинена – тоже кусок старой Москвы, хотя про возраст можно спорить. Такие дома строили, кажется, при Хрущеве, а позже отказались в пользу брежневских панельных девятиэтажек.

Меня накрыло у самого подъезда – и я замер на месте. Оглянулся по сторонам, ничего подозрительного не заметил, но понял, что сразу идти к этому человеку не могу.

– Ал, давай присядем, – я указал на раздолбаную лавочку у убогой детской площадки.

Сейчас там было не слишком людно – лишь двое мальчишек пытались покорить сложную металлическую конструкцию, изуродованную временем и вандалами.

– Тебе плохо? – спросила она и осторожно тронула меня за руку.

– Нет... – я помотал головой. – Просто надо посидеть немного. Набегался я за сегодня...

– Ну... хорошо. Пошли.

Мы устроились, закурили, а я попытался понять, что со мной произошло. На последствия ранения этого не спишешь – слабости я не чувствовал, да и боли тоже особой не было. Под повязкой слегка чесалось, но я точно знал, что это фантомные позывы и старался их не замечать, пусть получалось и очень плохо.

Со слежкой было сложнее. Пешую «наружку» я замечал из рук вон плохо. Этот пока не опознанный Боб явно шёл за мной прямо от дома на Новоалексеевской, а напал лишь тогда, когда улучил подходящий момент. Но на этот раз я оглядывался чаще, людей на улицах и в метро было меньше, идеи в моей голове не роились – и я всё равно никого не увидел. Особенно того, кого опасался увидеть – теперь, когда шел вместе с Аллой. Я почему-то был уверен, что именно она была основной целью этого Боба, а Ирка так, под руку попалась, как и я этим утром.

– Так чего с тобой? – повторила свой вопрос Алла. – Может, рана всё-таки? Швы разошлись или ещё что...