Жители стремились наверх, прокладывая новые улицы на многоэтажной высоте. Это были не просто мостки и переходы, эти кварталы наполняли полноценные дороги, по которым можно было доехать до нужного уровня. Кай, правда, держался в стороне от широких улиц, проходя по тесным переулкам, устланным квадратами бетонной плитки, и отгороженным перилами или забором из сетки от пропасти к нижним уровням. Быстро заползающую между высоких зданий темноту до́лжно было рассеивать фонарям, но уличное освещение блекло позади всевозможных неоновых вывесок, наполняющих покрытые мусором улицы мерцанием самых невероятных цветов. Многие лампы моргали, либо от неисправности, либо по задумке хозяина, в каких-то надписях не горели отдельные буквы, но неоновым огнем светилась почти каждая табличка и реклама. Реклама заполняла собой любой свободный уголок. Каждый сантиметр неиспользуемого пространства занимала надпись, рисунок, адрес или номер телефона, взору хотелось спрятаться от бесконечных предложений товаров и услуг. Ничего удивительного, что прохожие почти не смотрели по сторонам и даже на встречающихся людей, их взоры были заняты своими портативными устройствами, прямо на ходу люди погружались в свои маленькие мирки внутри мобильных гаджетов, электронных очков, моноклей и прочих кибер-примочек. Вдоль разрисованных граффити бетонных стен тянулись толстые кабели, не особо изолированные от доступа случайных прохожих. Запутываясь в тугие пучки возле проржавевших щитков, они устремлялись во всех направлениях, разнося в каждое помещение, в каждую пристройку электричество, связь, телевидение и виртуальное пространство. Многие окна были закрыты автоматическими жалюзи, как внутри, так дополнительно и снаружи, и над многими из них нависали металлические козырьки, защищающие не только от воды, но и от всего, что может упасть сверху, какие-то из этих козырьков закрывались, становясь полноценной ставней. Иногда под этими окнами были установлены пневматические платформы, чтобы поднимать грузы прямо в помещение, минуя все двери и лестницы. Электроники на этих улицах было вообще очень много – чуть ли не каждая дверь была оборудована электронным замком; на углах зданий, рядом с многими дверьми, а иногда и просто на отдельном столбе поблескивали стеклянным глазом камеры слежения. И повсюду, между окон, на балконах, в любом удобном месте находились вездесущие коробки кондиционеров: разрисованные, пыльные, новые и сломанные, на них ставили цветы и напитки, крепили фонари и устраивали в них тайники. На узких улочках, где автомобилю было не пробраться, то тут, то там стояли мотоциклы и скутеры всех мастей, иногда привязанные стальными тросиками, иногда защищенные последней версией охранной системы, а иногда настолько разломанные, что хозяин бы сам доплатил, чтобы избавиться от этого хлама.
Каждый дистрикт Вавилона вызывал в Кае совершенно различные ощущения, они все отличались, оставаясь частями одного целого. Оглядываясь по сторонам, Кай испытывал новые чувства, погружался в иную атмосферу, обновляющую его мысли и восприятие. Столь фантастические, но при этом напоминающие руины, эти улицы приносили Каю раздумья и легкую грусть, в то же время заставляя сосредоточится и быть серьезнее, очищая разум от мелочей и оттенков настроения, как от шелухи.
В воздухе чувствовался легкий запах гари. Перекрываемый уличными запахами, большинство прохожих не замечали его, и, уж конечно, никто не придавал ему значения.
Блуждая по этим техно-лабиринтам улиц, сопровождаемый пучками проводов, несущих самые различные сигналы, переплетающиеся внутри металлических трансформаторов, похожих на подвешенные на столбах ведра, Кай возвращался мыслями к поискам Бишопа.
Бишоп, безусловно, был псевдоним, но истинного его имени Кай никогда не знал. Скорее всего и никто из ныне живущих его никогда не знал. Кай, вообще, имел мало представления о характере, привычках и мыслях этого человека – Епископ был предельно скрытен, даже среди своих близких людей – отчего еще сложнее становились его поиски. Невозможно было предугадать, где он мог бы оказаться или что заставило бы его проявить себя.
Единственная идея, которая посещала на этот счет Кая – это объявить о своем присутствии на всю сеть, на все цифровое пространство. Но эту «блестящую» мысль Кай все время гнал прочь, решив использовать ее только в самый последний момент, когда окажется в абсолютной безысходности. Объяви он о своем присутствии, и вся планета вздрогнет и обратит на него свой взор, Вавилон просто закипит вокруг! Сколько служб начнут его поиски, сколько самых разнообразных личностей устремиться в его сторону. Конечно, основная масса жителей этого мира с ним не знакома и слабо представляет себе кто он такой, но в любом уголке света найдется персона, которой хотя бы отчасти что-то известно о его сущности, и у каждого из них свои мысли на его счет…
Вывеской бару служила подсвеченная надпись: «Схрон» написанная по трафарету прямо на стене рядом со входом в заведение. Под названием, также по трафарету, баллончиком был нарисован символ из пяти темно-красных прямоугольников, выстроенных в башню с небольшим отступом между друг другом. Прямоугольники были практически одинаковыми, лишь становились едва заметно тоньше к верхушке башни.
Дверь бара, обитая железными листами снаружи, но деревянная и резная изнутри, закрылась за спиной Кая, отсекая вечерний зной улиц и обрывая его раздумья, заставляя сосредоточится на происходящем. Внутри бар не давал забыть, в каком дистрикте он находится, но создавал ощущение убежища, отделенного от наружной суеты.
Здесь было довольно темно, отчего через приоткрытые горизонтальные жалюзи внутрь пробивался широкими полосками свет от уличных огней. Из-за такого освещения силуэты и фигуры казались неверными и неправильными. Заведение было не слишком просторным и длинная стойка бара занимала всю его длину напротив небольших столиков под окнами, уместившихся среди одутловатых, но твердых от своей плотности диванов. Для бара тут было весьма тихо, какая-то музыка играла настолько незаметно, что было слышно, как говорит диктор по телевизору за стойкой. Внутри помещение наполнялось прохладой, на потолке медленно вращались два больших хромированных вентилятора, хотя, конечно же, они имели исключительно декоративную функцию, температура, безусловно, контролировалась при помощи кондиционеров. В дальней стене, в качестве дани модным тенденциям декорирования публичных заведений, находился стеллаж, наполненный разнообразными книгами, еще один, для соблюдения стиля, разместился за стойкой бара, прямо между полками с алкоголем. Людей здесь было немного, и все же несколько столиков оставались заняты – кто-то беседовал возле окна на диванах, и у барной стойки устроились несколько человек. Странно было увидеть в самом конце зала двух откровенно одетых девушек в пышных кружевных каркасных юбках с глубоким разрезом спереди, который открывал взгляду кружева высоких чулок с тесемками, поднимающимися к скрытому под одеждой поясу. Стоило чуть пристальнее рассмотреть их и сразу становилось ясно, что они не были проститутками, и, очевидно, пришли сюда не знакомиться или танцевать. Расположившись возле стойки и обмениваясь фразами с барменом, они воспринимались местными, постоянными посетителями, которых хорошо знают. Необычно было видеть, что столь яркие индивидуальности выбрали такое тихое место для посещения, хотя спустя какое-то время Кай понял в чем было дело.
Прямо посередине за стойкой, склонив голову над стаканом, наполненным на два пальца с черным льдом, сидел Сантино. Кай узнал его мгновенно – он практически не изменился с момента их последней встречи, разве что одет теперь был не в строгий стильный костюм, а в простой серый неприметный блейзер, практически сливаясь с обстановкой, и волосы его были растрепаны, словно он не прикасался к ним с того момента, как проснулся. Он совсем не двигался, и так склонился над стаканом, что могло показаться, что он спит, но глаза его безучастно смотрели куда-то сквозь черный лед. Когда щелкнула закрывшаяся за спиной дверь, на Кая взглянули все, кто не сидел к нему спиной – так происходит всегда, когда ты входишь в тихое место, наполненное людьми – но Сантино не повел и бровью, он находился в своих собственных мыслях и окружающие его не интересовали. Прошло несколько секунд, и Сантино поднял взгляд на телевизор, висящий прямо перед ним, руки его – словно сами по себе – достали из кармана мятую пачку сигарет Grim Reaper и вложили ему в губы одну. Так же, не отрывая от экрана взгляда, он зажег сигарету металлической бензиновой зажигалкой, положив ее перед собой на стойку рядом с пачкой и стаканом.
