Моя хищная ухмылка окончательно выбила женщину из колеи, и та закричала. Я мгновенно закрыла ей рот рукой и приложила нож к животу, прорывая острым лезвием тонкую ткань и кожу.

- Не убивай его, прошу. Он вся моя жизнь! – заплакала женщина. – Ты действительно этого хочешь?

Я сделала вид, что задумалась, и вдавила клинок сильнее. По коже заструились алые полосы.

- Ты же понимаешь, что я убью тебя, а следом умрет и твой бесценный ребенок? – прошептала я, изо всех сил стараясь, чтобы едкая горечь не просочилась в голос.

Анастасия зажмурилась, пытаясь сдержать рыдания. Ее дар тоже сейчас был бессилен, я полностью его блокировала своими путами. Теперь мы поменялись местами: я издевалась над ее беспомощностью, вызывая внутри нее мятежный гнев и неконтролируемые слезы.

Я убрала нож в перевязь и спустилась на то место, где не так давно сидела служанка. Путы на ногах укрепились, прижимая их к мягким простыням и оставляя лоно открытым и незащищенным. Пальцами провела по масляным разводам на ногах, размазывая жидкость еще больше. Остервенело вытерла руки о плащ, не желая иметь ничего общего с этой развратной женщиной, чья смерть будет омрачена садистскими издевательствами.

- Прошу тебя, - опять начала она срывающимся голосом, - раз ты пришла меня убить, умоляю, сделай это быстро. Не мучай!

Я промолчала. Как могла ей признаться, что все происходящее – блеф? Я не хотела ее убивать! Не могла! Но сама не хотела умирать под гнетом ненавистной и нерушимой клятвы!

Вновь вытащила шари из перевязи и положила его рядом, поднимаясь на уровень ее лица.

- Шлюхам не место в Сумеречной Неваде, - прошептала я прямо в пухлые, красиво очерченные губы и агрессивно впилась в них. Это не было поцелуем, нет: я рвала ее мягкие губы зубами, вырывала куски плоти, от чего меня почти выворачивало. Тошнота горячими волнами подступала к горлу, было адски противно от того, что здесь происходило, пора было заканчивать начатое. Та пыталась брыкаться, убрать от меня лицо, но я крепко ее держала, прокусывая зубами тонкую кожу до крови. Я хотела причинить ей как можно больше боли перед смертью, отомстить за издевательства.

Скрепя сердце, наконец внутренне собралась, потянулась за лежавшим шари, и, ощущая вкус крови на губах, рассекла ножом горло. Фонтан брызг полил на меня, щедро запачкав и без того не чистый плащ. По второй руке, державшей голову женщины, потекла огненная струя крови, в очередной раз обагряя кисть. Шари радостно заблестел, впитывая щедро выделяемую чужую силу. Я пресекла его пиршество: вытерла чистой полой верхнего одеяния и убрала в перевязь, слезая с уже обмякшего тела. Женщина умерла практически моментально, без мучений, слишком глубоко вошло лезвие, прорезая жизненно важные артерии, когда рука дрогнула. Но теперь у меня осталась еще одна нерешенная проблема – ребенок.

Хотя формально больше он не был моей головной болью. Генхард ничего не знал про ребенка, поэтому в нашем уговоре ничего о нем не было обговорено. Я покинула комнату, оставляя малыша медленно умирать в утробе матери. Но не заметила немого осуждения Блэйка, стоящего в углу и видевшего все, что происходило в этой комнате, в мельчайших подробностях.

Глава 20.

Я больше не слышала звуков сражения. Кто-то проиграл, и я молилась, чтобы это был не Мирослав Елизарович. Было дикое желание выкинуть сей плащ, который столько пережил за столь непродолжительное время. Само его присутствие было мне противно.

На ходу я сняла перевязь с пояса, затем плащ, и темной энергией сожгла ненавистный кусок ткани. Сразу же закрепила ножи на талии и побежала в сторону тронного зала, перепрыгивая по лестнице через ступеньку. Некогда многолюдные коридоры опустели, даже стражники больше не гремели своим обмундированием, надеюсь, спрятались в безопасных комнатах. В воздухе появился гнетущий запах смерти.

И вот, когда до золотых дверей, отделявших от заветной цели – королевской обители, оставалась ничтожная пара шагов, кто-то со всей силы одним ударом впечатал меня в стену. Я сдавленно зашипела, кости натужно хрустнули, когда тело свалилось на мраморный пол с высоты трех метров. В глазах все предательски расплывалось, я не могла увидеть, кто схватил меня за воротник и грубым рывком поднял в воздух, как бы ни силилась. Но надолго в вертикальном положении не задержалась; неизвестный вновь бросил, словно тряпичную куклу, с которыми я играла в детстве. Прежде, чем я остановилась, проехалась по гладким плитам с золотой каймой еще, наверное, минимум метров пять. Попыток подняться я не предпринимала; силы покинули это бренное тело, оставив его на произвол судьбы.

Но на достигнутом мой мучитель не остановился. Он присел на корточки и дернул голову, вынуждая посмотреть на него, но потерпел поражение в войне в гляделки: зрение подводило меня. Я смотрела на него в упор невидящим взглядом и не понимала, кто находится передо мной. Даже магическое обоняние перестало помогать. Тогда тот отпустил волосы, и голова с тупым звуком ударилась о золоченное покрытие. Он резко выпрямился.

- Ах, Виктория, - проговорил голос, в котором я без удивления наконец узнала Николаса. – Зачем ты пришла сюда? Так ты отплатила за нашу доброту? Убила Анастасию и решила расправиться со всеми остальными?

- Я пришла убить только двоих, - едва прохрипела я, пытаясь собраться с силами. Сломанные после падения кости срастаться не хотели. Регенерация, так хвалимая крылатами, тоже в очередной раз подвела. Раны не хотели зарастать, для ускорения требовались раскрытые крылья, кои я открыть с нынешними ранами не могла. Вот так загвоздка, однако.

- Да неужели? – Наконец я увидела своего мучителя, когда вязкая пелена спала со взора. На его, казалось бы, прекрасном лице расплылась едкая ухмылка, от которой так и веяло ядом. – Один есть, кто же второй? Неужели решила пойти на самого короля?

Я прикусила язык от мучительных слов, раздиравших изнутри, но молчание говорило обо всем красноречивее любой фразы. Мужчина разразился громким смехом и со всей силы врезал окованный железом носок ботинка в живот. Я зашлась в крике от боли.

- Не позволю! – прошипел он прямо в лицо, молниеносно наклоняясь ко мне. От переживаемого безумия глаза вновь подернулись кровавой пеленой. Я знала, чувствовала, что за этим ударом последует еще, и решила воспользоваться единственным оставшимся козырем.

- П…подожди, - едва слышно прошептала я, подтверждая свою догадку о будущем ударе по звуку рассекаемого воздуха. – Что…ты…по…чувствовал…тогда…на…балконе?

- Не смей меня спрашивать об этом! – зарычал он и пнул-таки по правой руке. Больной. Кричать больше не хотелось. Я чувствовала, несмотря на заживший шрам, по руке заструилась горячая кровь, затекая под щеку, покоившуюся на ледяном полу. Вновь удар, на этот раз по ребрам. Хруст костей казался мне оглушительнее любого крика.

- Она…тоже…почувство…вала…что-то… - последнее слово я произнесла, едва держась в сознании. Едкая боль затопила все нутро, норовя вывернуть наизнанку. Но я сказала еще не все. Еще рано было отключаться. – Если…ты…убьешь…меня…то…никог…да…не…встре…тишь…ее…

Паузы между словами становились все длиннее, а сил практически не осталось. Вновь удар, еще удар. Не в силах больше это терпеть, я закрыла глаза и провалилась в благословенную пустоту. И даже хваленый дар был здесь бессилен.

* * *

Не знаю, сколько времени я пробыла в отключке. Все тело по-прежнему горело адским огнем, нестерпимо жгло изнутри, ужасно хотелось пить. Попыталась пошевелить губами, покрывшимися коркой, позвать на помощь. Я застонала, но вместо него из горла вырвался рваный хрип. Почувствовала, что кто-то взял меня за израненную руку, аккуратно поглаживая ее вокруг давнего пореза. Медленно открыла глаза, молясь всем известным и неизвестным богам, чтобы увидеть перед собой Криса, а не вконец спятившего Николаса, но заметила Марка. В порванной рубашке, с растрепанными русыми волосами, полузажившими порезами от меча на оголенной груди, но визуально все-таки почти невредимого. Черными крыльями он закрывал обзор в коридор.