В глубине души она, конечно, прекрасно знала, что ни в какой отпуск в ближайшее время не пойдет и завтра же начнет заново работу над «Бутербродом». Господи, какая ж это будет тоска — восстанавливать все заново, делать одну и ту же работу во второй раз!

Яна вошла в отдел, злобно пнула стоявшую в углу ни в чем нс повинную корзинку для мусора, по пути сшибла висевший на спинке стула пакет. Он с глухим стуком упал на пол. Поднимать его она не стала и прошествовала к своему столу.

— Эй, поосторожнее можно? — обиженно спросила хорошенькая Катюша Миронова, подбирая выкатившуюся из пакета банку с зеленым горошком, пакет майонеза и завернутый в целлофан кусок сыра. — Там же продукты! Хорошо хоть я забыла яйца купить…

— Не хрен повсюду свое барахло развешивать! — огрызнулась Яна. — Понавешают, понаставят, не пройдешь!

Тихая Катя молча сложила продукты в пакет и сунула его под свой стол. Она вообще не любила ни с кем ссориться, а уж спорить с Яной Соколовой, да еще когда она в таком настроении, вообще было себе дороже. Она лишь на мгновение подняла на Янку свои огромные голубые глаза и тут же отвела взгляд. Казалось, Катюше просто неудобно за свою обидчицу.

— Янка, какая муха тебя укусила? — вмешался Эдик.

Ему и самому не хотелось связываться с Соколовой, но, поскольку он был редактором службы новостей, ему периодически приходилось наводить порядок в «террариуме», как в сердцах он нередко называл свой отдел.

— Да отвяжись ты, — не унималась Яна, которая нс признавала никакой субординации. — И без тебя тошно.

Она принялась сосредоточенно копаться в ящиках своего стола, разыскивая кассету с материалами для передачи о Вихлянцеве. По-хорошему ей, конечно, нужно было сейчас сказать Катюше, чтобы она сообщила о переносе программы. Но общаться с ней сейчас Яне совершенно не хотелось. Заговорить с Катей как ни в чем не бывало — уже совершеннейшая наглость. А извиняться прямо сейчас было очень неохота. «Ладно, — решила Яна, — попозже подойду к ней».

Она прекрасно помнила, что положила кассету прямо на стол, рядом с компьютером. Теперь ее там не было. Яна решила, что сунула кассету в стол и забыла про это, поэтому и принялась перерывать все ящики. Постепенно поиски принимали все более широкие масштабы, и в конце концов Янка просто выгребла все содержимое своего стола на пол, опустилась на корточки рядом с этой кучей и принялась перебирать её. Через полчаса она поняла, что кассеты нет.

В глубине души Яна понимала, что просто так исчезнуть кассета никак не могла. В отделе, да и на студии, могли запросто залезть к кому угодно в стол и сожрать булочку или выпить чужой кофе, если заканчивалась собственная банка, а в магазин бежать не хотелось. В точности так же ограбленный мог позаимствовать провиант у кого-нибудь ещё. Но вот ко всему, что касалось нужных для работы вещей, относились трепетно и всегда возвращали владельцу, даже если он забывал свое имущество в чужом кабинете или в курилке. Если бы Яна где-то оставила эту чертову кассету, то её уже вернули бы. А со студии она её не выносила. Накануне, после окончания монтажа, кассета мирно лежала на Янкином столе. Теперь она точно это вспомнила. Если бы даже кто-то перепутал чужое имущество со своим (чего в принципе быть не должно, потому как кассета подписана), то немедленно вернул бы хозяйке или просто положил на место.

Прекрасно понимая всю глупость своего вопроса, Яна тем не менее повернулась к коллегам и громко спросила, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Никто не видел мою кассету?

Никто не отозвался, кроме Эдика. Немного помедлив, он небрежно поинтересовался:

— Какую?

— На ней наклейка «Соколова. Бутерброд».

— А где она была? — продолжал расспросы Эдик, изображая видимость участия.

— Где-где… В Караганде! На столе у меня лежала, где же ей ещё быть!

— Да у тебя такой бардак, что твоя кассета где угодно валяться может, — отозвался Эдик. — Кому она, кроме тебя, нужна! Ты хорошо искала?

Яна с отвращением показала на валявшееся на полу содержимое своего стола:

— А чем, по-твоему, я тут битых сорок минут занималась?

— Да кто ж тебя знает… — пожал плечами Эдик, но все же громко поинтересовался: — Эй, ребята, никто кассету Соколовой не видел?

Естественно, кассету не видел никто. Яна опустилась на стул и уткнула лицо в ладони. Народ в отделе новостей был не злопамятный. Видя состояние Янки, все забыли о том, как она только что хамила, и дружно кинулись к ней:

— Янка, что случилось?

— Что с тобой?

Она, с трудом подбирая слона, объяснила ситуацию. Известие о том, что с компьютера невесть куда исчезла готовая передача, а теперь ещё пропала и кассета с исходным материалом, вызвало бурное обсуждение. Янку наперебой кинулись утешать.

— Да ладно тебе, ничего такого уж кошмарного не произошло, — положил ей руку на плечо вернувшийся со съёмки в разгар событий Саша Лукашин.

— Ничего себе не произошло! — против своей воли всхлипнула Яна. — Все материалы утрачены, я теперь не смогу передачу сделать!

— Господи, да леший с ней, с этой передачей. Десяток новых сделаешь, не убивайся ты так, — успокаивал Яну Эдик. — Кстати, а Кудасов в курсе?

Янка только помотала головой. Ей, ко всем её несчастьям, только разговора с Олегом не хватило. А ведь всё равно придется говорить о том, что случилось с передачей, она ведь в программе заявлена. Эдик как редактор ведает только работой службы новостей. Всеми передачами снимается программный директор, то бишь Олег Кудасов. В таком состоянии объяснять своему бывшему любовнику, что случилось, Яна просто не могла. А Эдик не стал предлагать Яне свою помощь, поскольку недолюбливал Олега и совсем недавно вновь полаялся с ним по рабочим вопросам.

Внезапно в разговор вмешалась Ольга, до этого вместе со всеми кудахтавшая по поводу случившегося.

— Хочешь, я сама с Олегом поговорю? — участливо предложила она.

Яна на несколько секунд лишилась дара речи от такой наглости. Потом, медленно поднявшись со стула, она в упор уставилась на Ольгу.

— Да пошла ты, Байкова, знаешь куда? Я, конечно, в курсе, что ты тварь беспардонная, но чтобы до такой степени обнаглеть?!

Ольга передернула плечами, обтянутыми небесно-голубой, пол цвет глаз, водолазкой. Выходка бывшей подруги произвела на нее мало впечатления. Олы а лишь пренебрежительно бросила:

— Грубиянка и истеричка. Нервы лечить надо, а то на людей скоро бросаться начнешь.

Янка, пожалуй, и кинулась бы на Ольгу, до такой степени она была сейчас взвинчена. Удержала ее только рука Лукашина, обнявшего девушку за плечи.

— Тихо. Яночка, тихо, — пробормотал он ей в самое ухо. — Тихо, тихо… Давай-ка мы с тобой пойдем покурим, поговорим… Пойдем, Янка, пойдем…

Янка покорно дала увести себя из отдела. Остальные исподтишка наблюдали за всей этой сценой. Ребята испытывали ту неловкость, которая всегда возникает при виде чужого скандала. Одна лишь Ольга высоко держала голову и, видимо, чувствовала себя на высоте положения. Её в отделе не особенно любили в отличие от взбалмошной и резкой Янки. Соколова могла в сердцах наговорить грубостей, но всё же была девчонкой компанейской и всегда готовой помочь кому угодно всем, что было в ее силах.

Саша повел Яну вниз по лестнице, а потом втолкнул ее в дверь курилки, в которой, против обыкновения, никого в тот момент не было. Сунув ей в рот прикуренную сигарету, он потребовал:

— Ну-ка рассказывай все внятно и по порядку.

Янка рассказала то немногое, что могла. Лукашин задумчиво покачал головой:

— Странная какая-то история. Ну кому, спрашивается, было нужно это делать?

Тут Яна хлопнула себя по лбу.

— Вихлянцев! Сашка, я совсем забыла про Вихлянцева!

— Это что ещё за персонаж? — недоуменно спросил приятель.

— Господи, ну что ты какой бестолковый! Вихлянцев — это и есть герой передачи. Он же ко мне приезжал накануне, просил, чтобы я этот материал в эфир не давала. Деньги, между прочим, предлагал.