Я вежливо раскланялся и сел за стол.

— Молодой человек практически наш коллега, — объявил присутствующим Евгений Михайлович. — Видеосалон у них, звукозапись в ДК медиков. Звать Алексей, прошу любить и жаловать!

Присутствующие с любопытством разглядывали меня. А я, в свою очередь, наблюдал за ними. Нет, они вовсе не были похожи на карикатурных буржуев из журнала «Крокодил». И даже на не менее карикатурных новых русских, которые появятся через несколько лет. Простые советские дядьки. Все выглядят старше своего возраста. И выглядят так себе, несмотря на пошитые на заказ костюмы. Все какие-то уставшие и замученные. Но — с горящими глазами. Как наркоманы, подумал я с удивлением. Что же, бизнес и есть наркотик своего рода. И эти мужики одни из первых в СССР его попробовали. Говорили обо всем, о политике, о делах, перспективах и проблемах.

Что сразу бросилось в глаза, отношение этих людей к Горбачеву сильно отличалось от отношения партийных чиновников. Оно было более доброжелательным, но скептическим.

— Про новый указ слышали? — довольно спрашивал усатый дядька в полосатом костюме. — Теперь ментам не то что с проверкой, а на территорию к нам нельзя зайти без специального разрешения!

— Давно пора было, — сказал тучный темноволосый мужчина. — Участкового кормлю, так еще и из городского отдела стали заходить — все у вас в порядке? Да у меня все в порядке! А если бы вас не было, так и просто счастье бы наступило! Полста за визит, не меньше.

— Бардак в борделе, — сказал задумчиво Евгений Михайлович. — Милиционеры это все мелочи жизни, Артем. Хуже, когда у человека машину товара забрали на трассе. Или ты товар оплатил, как порядочный, а тебе вместо него — шиш! Вот это обидно.

— Э т о т по телеку выступает, — сказал тучный Артем. — Выступает и выступает… я как телек включаю, так сразу башка болеть начинает. Они там все считают, что можно быть немножко беременной. А нельзя, не бывает такого. Или вы коммунизм свой стройте, или нормальное что-то. А так как сейчас — хуже всего. Между небом и землей.

— А у вас, молодежь, как дела? — поинтересовался усатый в полосатом костюме. — Не обижает никто?

— Отбиваемся, — сказал я. — Работать непросто, но можно.

— Все верно говорит, — сказал назидательно Евгений Михайлович. — Работать непросто. Купить, привезти, сохранить, сделать, продать… И вроде бы как все можно, но куда не кинься — ничего нельзя. Правил нету. А без правил — как жить? Товар не оплатили, товар не поставили — мне гоняться за таким негодяем по всему Союзу на старости лет? Или в суд подавать, в наш, народный?

Вопросы эти были риторическими, а мне принесли великолепную отбивную, которой я и занялся, проигнорировав тираду Евгения Михайловича. Вообще, как-то мне не очень понравилось в кафе «Уют». Была в этом собрании состоятельных людей какая-то нарочитость, что-то театральное, ненастоящее. Интуиция подсказывала мне, что настоящее начнется чуть позже, и интуиция меня не подвела. Посетители кафе еще немного поговорили на общие темы, выпили, закусили и засобирались по делам. Засобирался было и я, но Евгений Михайлович громким шепотом попросил меня задержаться, если это не очень затруднит. Не затруднит, чего уж там. Ему что-то определенно было нужно, и мне было интересно выяснить — что именно.

Когда все разошлись, Евгений Михайлович пригласил меня, так сказать, за кулисы — в подсобку. В подсобке, к удивлению моему, было даже уютнее, чем в зале — два удобных кресла, какой-то старинный журнальный столик и две чашки дымящегося кофе на нем.

— У меня к вам небольшое дело, молодой человек, — очень серьезно сказал Евгений Михайлович. — Небольшое, но важное.

— Слушаю вас внимательно, — сказал я.

— Устройте мне встречу с вашим отцом, — сказал Евгений Михайлович и выжидающе посмотрел на меня. — Сможете?

Я задумался немного, а потом сказал:

— Хотелось бы немного больше контекста, Евгений Михайлович.

Он пожал плечами.

— Какой контекст? Мне нужно всего минут десять времени. И чтобы ваш отец меня выслушал. Все, более ничего. За эту услугу я буду очень благодарен. Очень.

— Послушайте, Евгений Михайлович, — развел руками я, — на встречу втемную отец не согласится, это точно. Сначала я должен буду хотя бы в общих чертах ему рассказать, о чем пойдет речь.

Я, впрочем, вовсе не был уверен, что папенька согласится встретиться с бывшим цеховиком, слишком уж из разных миров они были.

— Так что же, вы хотите, чтобы карты на стол? — прищурился на меня Евгений Михайлович.

— Я ж не говорю — весь расклад покажите. Я говорю — хотя бы в общих чертах, чтобы было понятно, о чем речь идет.

Евгений Михайлович задумался.

— Ну хорошо, — сказал он. — Тогда слушайте. Есть такой человек — Валерий Александрович Герцин. Слышали, возможно?

— Слышал, — подтвердил я.

— И этот человек… как бы это сказать покорректнее… очень некрасиво себя ведет в последнее время. Люди недовольны.

Я кивнул, изображая понимание.

— Все сгреб под себя, все схемы людям поломал, — Евгений Михайлович тяжело вздохнул. — Я его с детства знаю, и отца его, покойного Сашу Герца хорошо знал, светлый человек был и мудрый. А вот сын не в него пошел, совсем не в него.

— И? — прервал лирическое отступление я.

— Говорю суть, — сказал Евгений Михайлович. — Свою должность он использует для того, чтобы осложнить людям жизнь. Людям это не нравится, жизнь и так сложная. Люди хотят, чтобы Валера Герц ушел с должности. Ваш отец, насколько нам известно, Валеру Герца недолюбливает.

— Что есть, то есть, — согласился я. — Но навряд ли он вам…

— Подождите, молодой человек, — вскинул ладонь Евгений Михайлович. — Не спешите. У людей есть на Валеру Герца материал. Хороший и разный материал! Есть документы, фото, магнитофонные записи. И есть ваш отец — партийный работник, который известен людям, как человек принципиальный и честный. Нам нужно, чтобы эта принципиальность включилась. Вы понимаете? Мы готовы предоставить вашему отцу материалы при условии, что он даст им ход. Вот и все.

— И никаких дополнительных условий? — спросил я.

— Абсолютно! — заверил меня Евгений Михайлович. — Даже более того, мы будем вам очень благодарны. Понимаете?

— И вам все равно, кто придет на его место?

Евгений Михайлович хитро улыбнулся.

— Это уже совсем другой расклад, молодой человек.

— Ладно, — сказал я, — сделаю все, что смогу.

На этой оптимистической ноте мы распрощались с Евгением Михайловичем.

Папенька мой в последнее время был задумчив и рассеян. Чаще чем прежде возвращался с работы слегка выпивши. Одним словом, было видно, что переживает он сейчас не лучшие времена.

Я подошел к нему с разговором этим же вечером.

— Ко мне обратился с просьбой один человек, — сказал я. — Ему очень нужно встретиться с тобой. Лично.

— Что за человек? — спросил папенька рассеяно.

— Евгений Михайлович Лисинский! — выпалил я.

Папенька наморщил лоб.

— Лисинский… Лисинский… Не припоминаю. А чего он хочет?

— Он хочет передать какие-то материалы, — сказал я. — Документы о деятельности Валерия Александровича Герцина.

— Герцина? — вскинул брови папенька. — А почему ко мне? Почему не в милицию, не в прокуратуру?

— Боится в милицию, — сказал я, — а тебя считает честным человеком. Хочет документам ход дать. А что, разве неправильно считает?

Папенька молчал. Думал долго и сосредоточенно. А потом сказал мне:

— Сын! Я хочу предупредить тебя на будущее. Предупредить, чтобы ты не связывался с этим… с этой грязью! Я скажу тебе прямо — такие вещи могут быть опасны. Очень опасны. У тебя вся жизнь впереди, Алексей. А я-то знаю, как легко все сломать, я видел.

Я слушал пафосную речь отца, молчал и думал о том, что в следующие несколько лет будут сломаны миллионы жизней людей, которые никогда и никуда не лезли, ни в какую грязь, мирно учились и работали, мечтали о лучшем будущем… Но вышло так, как вышло.