— Тебе решать, — сказал я, — вы же пострадавшая сторона. Но я бы повременил. Не потянем мы против «синих» сейчас. Он только свиснет — человек двести соберется группировщиков, шпаны всякой. Количеством задавят. У нас столько людей и близко нет. И еще — я попробую посоветоваться со знающими людьми, что можно сделать в нашей ситуации. В том числе, с людьми из органов.

Андрей думал — долго и сосредоточенно. Он явно был настроен на месть, но сейчас, кажется, начал остывать.

— Пробивай, — сказал он. — И мы тоже будем, так просто это мы все равно не оставим.

Мы вернулись за столик Седого.

— Ну что, посовещались? — осведомился он, иронично поглядывая на нас.

— Посовещались, — сказал я. — Будем считать, что вопрос пока закрыт. Но мы все равно будем искать тех, кто это сделал.

— Найдете — меня в известность поставьте, — сказал Седой. — Мне самому интересно — кто это пакостит.

Ну что, я мог на это сказать… Расстались мы без особой радости, жать друг другу руки и обниматься никто не стал. Но, по крайней мере, обошлось без дополнительного кровопролития, что уже было неплохо. Наши товарищи, дежурившие на улице и ждущие сигнала, как мне показалось, восприняли относительно мирное разрешение ситуации с облегчением.

А через несколько дней у меня вдруг возник совершенно легальный и очень приличный бизнес, с подачи Евгения Михайловича, конечно же. Он позвонил мне домой с утра и попросил подъехать к нему в кафе.

— Есть дело! — таинственным голосом сказал Лисинский.

Лично мне в тот день делать было особо нечего, и я отправился в «Уют». Евгений Михайлович горячо меня приветствовал, осведомился — завтракал ли я, а когда я сказал, что завтракал — перешел сразу к делу.

— Вы знаете, Алексей, какая бесхозяйственность царит на наших заводах и фабриках? — начал он, как обычно, очень издалека.

— Я смотрю «Прожектор Перестройки», — сказал я. — Бесхозяйственность царит ужасающая, это факт! Особенно, Евгений Михайлович, она царит там, где руководство занимается всякими интересными делами. — Я лихо подмигнул Лисинскому.

— Нет, правда! — сказал он. — Вот, например, вопрос списания материальных ценностей. Списывают, страшно сказать, оборудование, которому цены нет, на котором еще работать и работать.

— Ну, не томите уже, — сказал я. — Неужели кто-то списал космическую ракету? Так давайте мы ее быстренько поставим где-нибудь в парке, в центре города и сделаем платный вход!

— Хорошая идея, но мимо! — сказал Лисинский торжественно. — Есть кое-что лучшее, чем ракета! От ракеты нам мало пользы, она не создает материальные ценности!

— Конечно, не создает, — кивнул я. — Она сама — материальная ценность. Так что там вы нашли, Евгений Михайлович? Не томите, право!

— Ничего особенного, — сказал он. — Просто экструдер!

— Чего? — переспросил я.

— Пленочный экструдер! — уточнил Евгений Михайлович.

Ага. Сильно мне стало от этого легче.

— Если пленочный, то это сильно меняет дело, — саркастически сказал я. — Мне стыдно признаться, но вот я даже понятия не имею — что это за штука.

Евгений Михайлович тяжело вздохнул.

— У вас, Алексей, есть, например, огород? С огурцами, помидорами и баклажанами?

— Нету! — честно признался я.

— А у людей есть огороды! — объявил Лисинский. — У людей есть теплицы и парники — для них требуется пленка. В нашей торговле ее нет, почти совсем нет, я узнавал. А если вдруг появляется, то сразу исчезает! Без пленки помидоры в нашем климате растут плохо. И огурцы тоже.

— Это штука, которая производит пленку? — догадался я.

— Именно! — важно подтвердил Лисинский. — Много пленки каждый день, очень нужное производство, очень полезное!

— Так и что вы предлагаете? — спросил я.

Евгений Михайлович напустил на себя важный вид и принялся вещать.

— Я купил списанный пленочный экструдер, — заявил он. — Очень недорого купил, хотел начать производство, но теперь уже не хочу. Теперь я хочу исключительно в Прибалтику — успокоить нервы, которые не восстанавливаются. Но ведь это же грех, чтобы такая машина простаивала! Это просто преступление! Я могу ее переуступить вашему кооперативу, и тогда производством займетесь вы.

Это было интересно, но у меня тут же возникло множество вопросов.

— Евгений Михайлович, а сырье? — спросил я. — А склад готовой продукции? А место — где эту машину расположить? А рабочие, как минимум будут нужны операторы, наладчик, электрик… И какова предполагается рентабельность? И куда сбывать?

Евгений Михайлович, выслушав мои вопросы, молча налил коньяк в кофе и стал медленно с удовольствием пить.

— Прекрасный напиток! — с чувством сказал он. Не желаете? Правильно, это больше для нас, стариков… Что касается рентабельности, то она на уровне философского камня, молодой человек. Слышали легенду о философском камне?

— Слышал. Превращает все в чистое золото.

— Вот так и здесь, — назидательно сказал Лисинский. — С сырьем, конечно, могут быть проблемы, но с чем сейчас нет проблем? Что касается места, рабочих и прочего… Напомню, что ваш кооператив до сих пор состоит в партнерстве с нашим славным химзаводом. Товарищ директор, я совершенно уверен, пойдет навстречу. Расположитесь пока там, а дальше будет видно.

— Да, — улыбнулся я, — на товарища директора нам удалось произвести неизгладимое впечатление. Но, Евгений Михайлович, аналогия с философским камнем очень красивая, но не конкретная…

Евгений Михайлович улыбнулся.

— Хорошо! — сказал он. — Давайте поговорим о цифрах. За смену вы произведете примерно центнер продукции. В центнере где-то пятьсот метров. Госцена метра — сорок копеек.

— Ну мы же не будем торговать по госцене? — улыбнулся я.

— Это был бы акт благотворительности, — категорично сказал Евгений Михайлович. — А мы занимаемся коммерцией, но не благотворительностью. Справедливой будет цена в два рубля за метр. Или три, смотря по какой цене получится найти сырье!

— Это все прекрасно, — сказал я. — Но, Евгений Михайлович, объявите уже — в чем ваш интерес?

— Ничего особенного, — пожал плечами Лисинкий. — Я хочу часть продукции. Скажем, пятьсот кило в месяц. Не бесплатно, нет. И даже не по госцене!

— И почем же? — поинтересовался я.

Лисинский развел руками.

— Пока еще мы даже не знаем себестоимости, о чем можно говорить? И не беспокойтесь, я не собираюсь вас грабить!

Я улыбнулся.

— Хорошо. Тогда будем считать, что договорились. Теперь дело за малым — мне договориться с партнерами и директором химзавода.

— Я полагаю, — сказал Евгений Михайлович, — что это простая формальность.

— Дай-то бог, — вздохнул я. — И еще такой вопрос, Евгений Михайлович… Проблема с криминалитетом остается подвешенной, я правильно понимаю?

Лисинский тяжело вздохнул.

— Возникли, выражаясь языком классиков марксизма, неразрешимые противоречия. Эти ребята хотят денег. Я не хочу давать им деньги. Во всяком случае, в таком неприличном количестве. И теперь я уезжаю, в отпуск. Кстати, вместо меня будет Яша Левин, так что все наши совместные вопросы будете решать с ним. Я дам вам телефончик, звоните ему по любым вопросам. Яша — вредный и занудный старикан, но дело знает.

— И что дальше? — спросил я. — Любой отпуск рано или поздно заканчивается.

Евгений Михайлович улыбнулся.

— Или ишак помрет, или падишах… Нет, правда, Алексей… мы живем в такой замечательной стране, где несколько раз за сто лет все переворачивается с ног на голову и наоборот. Как же здесь можно предсказать — что дальше? Здесь нельзя планировать даже на неделю! Эти болваны пытаются планировать на пять лет и посмотрите, каких результатов они достигли!

Да предсказать-то можно легко, подумал я. Только вопрос — кому оно надо? Нет пророка в своем отечестве… Но вслух я сказал:

— Зря вы так насчет болванов, Евгений Михайлович…