Саша Щербатый погиб глупо, можно сказать — случайно. Теплым майским вечером года одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого, он с приятелями сидел в одном из баров в центре нашего города и, как водится, чего-то отмечал. На его беду, в этом же баре что-то отмечали кавказские торговцы фруктами — люди горячие, шумные и вспыльчивые. И немало красивых тостов было произнесено, и выпито было немало, так что в один прекрасный момент гостям с Кавказа сильно захотелось женской компании. Присутствующие в заведении дамы, как на грех, присоединяться к компании категорически не желали. Кавказцы проявили нехорошую настойчивость, дамы в свою очередь стояли на своем. В воздухе запахло скандалом. В ситуацию вмешался Саша.

— Завязывайте, ребята, — сказал он. — Вы видите, дамы не желают общаться?

В его словах не было ничего провоцирующего конфликт, но кавказцы, разгоряченные вином и женским пренебрежением, отреагировали остро и предложили выйти.

— Ну давайте выйдем, — сказал Саша с усмешкой.

На улице в пылу полемики один из кавказцев всадил Саше нож в живот, и тот умер, не дождавшись «скорой». Так получилось, что эти кавказцы были очень далекими от криминального мира людьми и Сашу в лицо не знали. Последствия же их действий для всех наших городских кавказских сообществ оказались очень серьезные.

Сразу после похорон Саши, на городских рынках произошли натуральные погромы — товар кавказских торговцев крушили, а самих их избивали, разгромили еще и несколько кооперативных кафе, имевших отношение к диаспорам. Дошло до того, что кавказцам опасно стало просто появляться на улице. Руководство милиции, а с ним и партийное руководство делало вид, что ничего особенного не происходит и ситуация под контролем. В каком-то смысле руководство было право — ничего особенного действительно не происходило, а дружба народов потихоньку обострялась на территории всего единого и могучего. Мой приятель и бывший одноклассник Тарик на время обострения дружбы народов от греха подальше поехал на Кавказ — навестить родню. Впрочем, скоро все заглохло само собой.

С Евгением Михайловичем Лисинским (в своих кругах он имел прозвище Лис, причем называли его так не только из-за созвучной фамилии) я познакомился как раз на похоронах Саши Щербатого. Вернее, это он познакомился со мной — представительный мужчина лет пятидесяти, в безупречном костюме, с безупречной же прической, он сам подошел ко мне.

— Здравствуйте, молодой человек! — сказал он церемонно. — Вас ведь Алексей зовут, правильно?

— Все верно, — подтвердил я.

— Евгений Михайлович, — представился он. — Может быть, слыхали?

Я действительно слышал о Евгении Михайловиче. Он был одним из старейших в городе «цеховиков» — подпольных производителей всякого ширпотреба. Первопроходец бизнеса. Можно сказать — динозавр. По сравнению с нами, он играл в гораздо более высокой лиге, так что тем для знакомства у нас действительно не было.

— Слышал, — сказал я дипломатично и пожал протянутую руку.

— У вас, если я не ошибаюсь, видеосалон и звукозапись в ДК медработников? — прищурился Евгений Михайлович.

— Все верно, — подтвердил я.

— Молодцы! — похвалил мой новый знакомый. — Такие молодые, а уже при деле! Растет, значит, смена! Вы заходите как-нибудь. У нас клуб небольшой организовался, для своих на «Карла Маркса», знаете?

— Где кафе «Уют»? — спросил я.

Про клуб бывших «цеховиков» и новых кооператоров я слышал, но бывать там не приходилось.

— Оно самое, — подтвердил Евгений Михайлович. — Заходите без всякого стеснения — по средам и субботам в шесть собираемся, текущие дела обсуждаем.

— Зайдем, — пообещал я. Предложение было заманчивым.

— Вот и прекрасно… — Евгений Михайлович протянул мне визитку. — А у вас визитная карточка имеется, молодой человек? Нет? Напрасно! Вещь необходимейшая!

— Не все сразу… — развел я руками. — А вы Сашу тоже знали?

Евгений Михайлович тяжело вздохнул и скорбно покачал головой. Вообще, мне показалось, что он очень любил нарочитую театральность.

— Знал, знал… Ах, Александр, такое горе, такая утрата для всех нас… — сказал он со вселенской печалью в голосе. И добавил уже нормальным тоном: — Сейчас сбегутся волки добычу делить и начнется такая свистопляска…

На этой не очень оптимистической ноте мы распрощались с Евгением Михайловичем. Похороны были пышными. Сотни человек, куча венков, цветов, приезжие из соседних областей… Саша был человеком известным.

Смерть Щербатого — это было событие, требующее обсуждения. Этим же вечером, после похорон, мы собрались в видеозале — я, Витя, Валерик и наши партнеры по звукозаписи неформалы Петрович и Андрюха.

— Такие вот дела… — сказал я. — Плохо или хорошо, но от шпаны он нас прикрывал. А теперь, чувствую, понесется по новой.

— Подойди к Магадану или Швиле, — сказал Витя. — А лучше всего — подождать. Свято место пусто не бывает. Пусть они между собой определятся, кто там у них главшпан, к нему и подойдем. Только больше стольника в месяц не давать.

— На кой они вам нужны… — усмехнулся Валерик. — Вон, наши спортсмены, многие после армии без дела маются, кто на заводе, кто вообще грузчиком. Только свистнуть — человек двадцать соберем.

— Спортсмены — это хорошо, — сказал я рассудительно. — Только вот ходить все время за нами они не будут. Не сильно весело получить нож в бок у себя в подъезде. Но я согласен с Витьком, посмотрим, что там жулики между собой решат и уже по результату обратимся. Но есть, пацаны, еще один вопрос важный. Что с бизнесом будем делать, куда двигаться?

— А че делать? — не понял Валерик. — Все работает, бабло капает. В общаке бабок еще на пару видиков хватит — можно еще два салона открыть. А вообще, помните, как наш «трудовик» говорил? Работает — не лезь!

Валера говорил правду — в нашей общей кассе скопилось тысяч семь — как раз хватило бы на покупку двух аппаратов средней руки.

— А ты чего думаешь? — спросил я Витю.

Витя пожал плечами.

— Вообще, Валерка правильно говорит. Но мне сейчас, если честно, не до того. Есть у меня новость, все руки не доходили рассказать. Предки у меня уезжать надумали.

— Куда уезжать? — не понял Валерик.

— Из страны уезжать. Насовсем. Батя говорит — будущего тут нет. Может и правильно.

— Куда ехать-то надумали? — спросил я.

— В Америку. Там у матери родня, на первых порах помогут. Такие дела, короче.

Мы помолчали немного.

— Даже в институте не доучишься, — сказал Валерка.

Витя махнул рукой.

— Советский диплом? Да кому он нужен? Так что, мне сейчас не до бизнеса, парни. У меня чемоданные настроения. Сами думайте, чего куда.

А подумать было о чем. Видеосалон и звукозапись были новинкой в восемьдесят седьмом, но в восемьдесят восьмом стали общим местом. В этот бизнес пришло множество людей — в общежитиях, подвалах и даже бомбоубежищах открывались видеосалоны, многие обладатели «видиков» гастролировали по колхозам, собирая аншлаги в сельских клубах. Конечно, неискушенный советский народ массово ломанулся приобщаться к голливудским сокровищам и на первых порах прибыли хватало всем, но я точно знал, что еще два года и этот бизнес закончится. Нужно было придумывать что-то новое. Та же самая история была и со звукозаписью. Несколько новых точек звукозаписи появилось, так что конкуренция уже возникла. А дальше будет только больше, думал я. Сейчас мы выживаем и чего-то зарабатываем только за счет хорошего музыкального ассортимента, да и постоянных клиентов получилось «прибить» — наши партнеры-неформалы реально любили музыку, постоянно расширяли ассортимент и пользовались авторитетом в кругу меломанов.

Учеба моя в институте, тем временем, протекала ни шатко, ни валко. В институте я «отбывал номер», по вечерам пропадая не в библиотеках, а в видеосалоне, как и мои друзья. Сердечных дел ни с кем из одногруппниц я не заводил, хотя внимание с их стороны чувствовал, было мне не до любовных историй.