Не соблазнён поверхностью его
И пляшущими волнами, нырнул ты,
Чтобы разведать тайные пещеры;
Увидел ты ползучих тварей сонм,
От глаз сокрытых; ты пытался лотом,
Что Разум тебе дал, измерить бездну,
Которой меры нет; в скалистых гротах,
Где Духи дремлют, раковину ты
Нашёл и огласил морские глуби
Печальной песнью, странно несозвучной
Чарующим напевам Гондольера.
В беспечности плывя по лону вод,
Воспели море многие пииты:
Начертят в пене сказочные замки,
Построят на бурунах колоннады
И краски подгустят. Вот сила чар!
Им не единый странник покорился,
Увлёкшись переменами, забыв,
Что он живёт не во дворце Морганы.
Ты не таков — со дна ты ил взметнул
На самую поверхность, всполошил
Чертог морской царевны, но приюта
Для путника в час бури полуночной
Не указал. Трофеи ты добыл
Со дна цветистого; принёс обломки
Людского счастья, Страсти тяжкий груз,
Взял кость с камней слоновую и злато
И пряный клад, что ввек не оценить,
Случайно отломив куски коралла
От грозных рифов, где твой чёлн разбит.
Дитя морей, из лотоса венок
Случайно ухватил ты проплывавший;
Текучий звук русалочьего пенья
Пленил твой слух; но всё же твой рассказ
О зыбях и пучинах повествует,
Он — горечь вод, что душу тяготит.
Несчастный мореход! Ты упустил
Главнейшее из всех чудес подводных.
Разведай ты старательней пещеры,
Увидь, как блещет многоценный Жемчуг
Средь бури в непорочной чистоте,
Ты пел бы радость; с грузом боле ценным,
Чем водоросль с морского камня, ты
Отплыл бы с миром к Островам Блаженных.
Не так в твоих твореньях: видно в них —
Ты в море ищешь бурь, а не Жемчужин.
Перевод А. Серебренникова
Andrew Park (1807–1863)
The Auld Folks
The auld folks sit by the fire,
When the winter nichts are chill;
The auld wife she plies her wire,
The auld man he quaffs his yill.
An’ meikle an’ lang they speak
O’ their youthfu’ days gane by,
When the rose it was on the cheek,
And the pearl was on the eye!
They talk o’ their bairnies’ bairns,
They talk o’ the brave an’ free,
They talk o’ their mountain-cairns,
And they talk of the rolling sea.—
And meikle an’ lang they speak
O’ their youthfu’ days gane by,
When the rose it was on the cheek,
An’ the pearl was on the eye!
They talk o’ their friends lang gane,
And the tear-draps blin’ their e’e;
They talk o’ the cauld kirk-stane
Whare sune they baith maun be.
Yet each has had their half
0’ the joys o’ this fitful sphere,
So whiles the auld folk laugh,
And whiles they drap a tear!
Эндрю Парк (1807–1863)
Старики
Зима на дворе, у огня старики,
Под вечер, сидят себе двое.
Старуха за прялкой, за кружкой старик.
Сидят, вспоминая былое.
И много и долго толкуют они
О днях, что казалось забыты,
Когда у ней перлы сверкали в очах,
Пылали румянцем ланиты.
О детях детей, о своих земляках
Толкуют, друг другу все вторя,
О зелени яркой лугов и долин,
О шуме угрюмого моря.
И много и долго толкуют они
О днях, что, казалось, забыты,
Когда у ней перлы сверкали в очах,
Пылали румянцем ланиты.
Они вспоминали усопших друзей,
Лежащих на тихом погосте;
И грустно им вздумать, что скоро свезут
Туда же их старые кости!
Но каждый из них взял у жизни что мог.
Любила их радость живая.
И вот — то смеются, то плачут они,
О старых годах вспоминая.
Перевод А.Н. Плещеева
Helen Selina Blackwood (1807–1867)
Lament of the Irish Emigrant
I’m sittin’ on the stile, Mary,
Where we sat side by side
On a bright May mornin’ long ago,
When first you were my bride;
The corn was springin’ fresh and green,
