And the lark sang loud and high—
And the red was on your lip, Mary,
And the love-light in your eye.
The place is little changed, Mary,
The day is bright as then,
The lark’s loud song is in my ear,
And the corn is green again;
But I miss the soft clasp of your hand,
And your breath warm on my cheek,
And I still keep listening for the words
You never more will speak.
‘Tis but a step down yonder lane,
And the little church stands near,
The church where we were wed, Mary,
I see the spire from here.
But the graveyard lies between, Mary,
And my step might break your rest —
For I’ve laid you, darling! down to sleep,
With your baby on your breast.
I’m very lonely now, Mary,
For the poor make no new friends,
But, O, they love the better still,
The few our Father sends!
And you were all I had, Mary,
My blessin’ and my pride:
There’s nothing’ left to care for now,
Since my poor Mary died.
Yours was the good, brave heart, Mary,
That still kept hoping on,
When the trust in God had left my soul,
And my arm’s young strength was gone
There was comfort ever on your lip,
And the kind look on your brow—
I bless you, Mary, for that same,
Though you cannot hear me now.
I thank you for the patient smile
When your heart was fit to break,
When the hunger pain was gnawin’ there,
And you hid it, for my sake!
I bless you for the pleasant word,
When your heart was sad and sore —
O, I’m thankful you are gone, Mary,
Where grief can’t reach you more!
I’m biddin’ you a long farewell,
My Mary kind and true!
But I’ll not forget you, darling!
In the land I’m goin’ to;
They say there’s bread and work for all,
And the sun shines always there —
But I’ll not forget old Ireland,
Were it fifty times as fair!
And often in those grand old woods
I’ll sit, and shut my eyes,
And my heart will travel back again
To the place where Mary lies;
And I’ll think I see the little stile
Where we sat side by side:
And the springin’ corn, and the bright May morn,
When first you were my bride.
Хелен Селина Блэквуд (1807–1867)
Жалоба ирландского выходца
Иду я тропинкой заглохшей,
Поникнув на грудь головой.
Здесь утром весенним однажды
Мы встретились, Мери, с тобой.
Зеленая рожь колыхалась,
И звонко пел зяблик в кустах,
Светилась любовь в твоем взоре,
И розы цвели на устах.
Но многое здесь изменилось:
Всё так же прекрасна весна,
По-прежнему рожь зеленеет
И зяблика песня слышна.
Но руки твои, дорогая,
Моих не сжимают уж рук,
И тщетно хочу я услышать
Любимого голоса звук!
Знакомая взорам ограда
Белеет опять предо мной —
Ограда той маленькой церкви,
Где нáзвал тебя я женой.
А вот и погост… Нарушают
Шаги мои часто твой сон…
Сюда отнесли тебя, Мери;
И здесь же твой сын схоронен…
Теперь я один, моя Мери,
Не нужен бедняк никому;
Но тем дорожит он сильнее
Могилами близких ему.
Была моя жизнь трудовая
Тобою одной лишь светла,
И некого больше любить мне
С тех пор, как ты в землю сошла.
Слабели не раз мои силы
Под гнетом нужды и труда,
И к небу и к людям кипела
В измученном сердце вражда!
Но ты, ты не падала духом,
Ясна оставалась в борьбе,
И вот почему я взываю,
Хоть ты и не слышишь, к тебе:
Спасибо тебе, дорогая!
Ведь голод томил и тебя…
И ты настрадалась немало,
Но только молчала, любя.
Спасибо тебе за улыбку,
