Погрузите, чтоб я не восстал.

Присмотри за покупкой, брат-гробовщик,

Чтоб в могиле обрел я покой;

В переулке святого Мартина купи,

В самой честной у нас мастерской.

В церкви брата пусть похоронят мой труп

И запрут ее на замок.

Пусть припрячут скорей ключи от дверей,

Чтобы вор проникнуть не мог.

Пусть на страже, в ризнице, три силача

До рассвета глаз не сомкнут.

Дайте каждому крепкого пива галлон

И бочонок джина за труд.

Дайте пули, порох и мушкетон,

Чтоб мой труп не унес гробокрад,

Дайте пять гиней тому из парней,

Кто вобьет в гробокрада заряд.

Три недели должно мой жалкий прах

Охранять, не жалея сил,

Чтоб пустил я дух и порядком протух

И покой в могиле вкусил!»

Тут упал больной на подушки спиной,

Взор померк в предвестье конца,

Грудь застыла вдруг и от смертных мук

Исказились черты лица.

Братья саваном облекли мертвеца,

Поместили тело в свинец,

И свинцовый гроб они взвесили, чтоб

Не обжулил мастер-подлец.

И, дотошно свинцовый гроб осмотрев,

Запаяв на совесть металл,

В гроб особый другой и весьма дорогой

Погрузили, чтоб труп не восстал.

В переулке святого Мартина они

Гроб особый приобрели,

В самой честной у нас мастерской городской,

Чтоб изделье взломать не могли.

В церкви брата они схоронили труп,

Безопасного места ища,

И могильщику, накрепко дверь заперев,

Не доверили вовсе ключа.

И три стража в ризнице поклялись

Охранять три недели подряд,

С мушкетонами ждать и промашки не дать,

Если ночью придет гробокрад.

Первой ночью могильщик, фонарь засветив,

Соблазнял гинеей плутов,

Намекнув им, что с этой золотою монетой

Мистер Джозеф расстаться готов.

Но их воля тверда, и невыгодна мзда,

И они в благородном пылу

К Вельзевулу ужо вместе с мистером Джо

Предложили убраться послу.

И всю ночь они пиво глотали и джин,

Одурев от хмельной суетни,

И немало историй о том и о сем

Рассказали друг другу они.

Но двумя гинеями ночью второй

Соблазнял могильщик плутов,

И шепнул напоследки: мол, эти монетки

Мистер Джозеф отдать готов.

Но их воля тверда, и мала эта мзда,

И можно содрать с лихвой;

И стражи сугубо, но менее грубо

Отказ подтвердили свой.

И всю ночь они пиво глотали и джин,

Одурев от хмельной суетни,

И немало историй о том и о сем

Рассказали друг другу они.

Третьей ночью могильщик пришел с фонарем,

Снова стражей взял в переплет;

Он шепнул им: «Смотри! Мистер Джозеф три

Золотые гинеи шлет!»

Трое стражей алчно скосили зрачки,

А монеты слепили, горя;

Драгоценный металл так маняще блистал

Под неверным лучом фонаря.

Стражам было невмочь отослать его прочь,

И они не противились впредь:

Хитрым глазом своим подмигнул он троим

И заставил монеты звенеть.

Сразу разум притих, и от совести их

Даже тень сохранилась навряд.

Шельмы знали давно, что в могилах темно

И покойники не говорят.

Мушкетоны, в которых были пули и порох,

На гинеи сменяли плуты:

За кувшином кувшин пили пиво и джин,

Веселясь до ночной поздноты.

Хоть от храма ключи брат-священник хранил,

Но могильщику все нипочем!

Он в двенадцать часов откинул засов,

Дверь открыв запасным ключом.

В храм проникли они, с ними Джо-негодяй;

Еле-еле чадил фитилек.

Церковь мрачной была, и зловещая мгла

Уходила под потолок.

И они киркой отвернули плиту,