За картами прощебетать всю ночь),

К полудню встав, свой крепкий чай мешает

Со сплетнями: «Как это освежает!

Дай мне газету, Лисп, — как хорошо! (Отхлебывает.)

«Вчера лорд Л. (отхлебывает) был пойман с леди О.».

Как это помогает от мигрени! (Отхлебывает.)

«Хоть миссис Б. и опускает шторы,

Сквозь них легко проникнут наши взоры».

Да, это зло; жестокая заметка;

Но, между нами (отхлебывает), право, очень метко.

Ну, Лисп, читайте вы, отсюда вот!

Так-с!

‎«Пусть лорд К., тот самый, что живет

На Гровнор Сквэр, себя побережет:

Хоть леди У. он и дороже сына,

Но уксус горек».

— «Это я! Скотина!

Сейчас сожгите, и чтоб в дом мой эту

Впредь не носили подлую газету!»

Так мы смеемся, если кто задет;

А нас заденут — смеха больше нет.

Ужель наш юный бард так юн, что тщится

От моря лжи плотиной оградиться?

Иль он так мало знает грешный мир?

С нечистой силой как вести турнир?

Он биться с грозным чудищем идет:

Срежь Сплетне голову, — язык живет.

Горд вашей благосклонностью былой,

Наш юный Дон Кихот вновь вышел в бой;

В угоду вам он обнажил перо

И жаждет Гидре погрузить в нутро.

Дабы снискать ваш плеск, он будет, полон пыла,

Разить, — то бишь писать, — пока в руке есть сила,

И рад пролить для вас всю кровь, — то бишь чернила.

Перевод В. Чешихина-Ветринского

Francis Fawkes (1720–1777)

The Brown Jug

Dear Tom, this brown jug, that now foams with mild ale,

(In which I will drink to sweet Nan of the Vale)

Was once Toby Fillpot, a thirsty old soul

As e’er drank a bottle or fathomed a bowl;

In boosing about ‘t was his praise to excel,

And among jolly topers he bore off the bell.

It chanced, as in dog-days he sat at his ease,

In his flower-woven arbour, as gay as you please,

With a friend and a pipe, puffing sorrows away,

And with honest old Stingo was soaking his clay,

His breath-doors of life on a sudden were shut,

And he died full as big as a Dorchester butt.

His body when long in the ground it had lain,

And time into clay had resolved it again,

A potter found out in its covert so snug,

And with part of fat Toby he formed this brown jug;

Now sacred to friendship, to mirth, and mild ale,

So here ‘s to my lovely sweet Nan of the Vale.

Фрэнсис Фокс (1720–1777)

Бурый кувшин

Милый Том, сей наполненный бурый кувшин

(Из него пью за Нэн, что живет у долин)

Звался встарь Тоби Филлпот, и был он мастак

Осушать содержимое кружек и фляг,

Поднимал он немало кувшинов заздравных,

И среди выпивох он не знал себе равных.

Как-то в самое пекло, в полуденный час,

Он в беседке зеленой, приятной для глаз,

Вместе с другом сидел и дымил табаком,

Наполнял себе пузо добротным пивком,

Но внезапно удар как хватил бедолагу!..

И он помер, надут, как пивная баклага.

Тело долго лежало, укрыто землей,

Да и сделалось снова глиной сырой,

А гончар заприметил, что глина мягка,

И слепил из останков того толстяка

Сей священный для дружбы с весельем кувшин;

Пью за милую Нэн, что живет у долин.

Перевод А. Серебренникова

Mark Akenside (1721–1770)

For a Statue of Chaucer at Woodstock

Such was old Chaucer. Such the placid mien

Of him who first with harmony informed

The language of our fathers. Here he dwelt

For many a cheerful day. These ancient walls

Have often heard him while his legends blithe

He sang of love or knighthood, or the wiles

Of homely life, through each estate and age,

The fashions and the follies of the world

With cunning hand portraying. Though perchance

From Blenheim’s towers, O stranger! thou art come

Glowing with Churchill’s trophies, yet in vain

Dost thou applaud them if thy breast be cold

To him, this other hero, who in times

Dark and untaught, began with charming verse

To tame the rudeness of his native land.

Марк Эйкенсайд (1721–1770)

Надпись к статуе Чосера в Вудстоке

Таков был ветхий Чосер и таков

Спокойный лик того, кто благозвучье