– Ты прекрасно знаешь, что я знакома далеко не со всеми вариантами. А те, что помню, представляют тебя не с лучшей стороны. Например – рассказ о том, как ты получил вот это. – Она указала на мой плащ и зажала складку материи между пальцами. – Вроде бы он еще сырой после дождя, однако почему у меня на руке не осталось ни капли влаги?

– Стало быть, ты желаешь, чтобы я начал именно с плаща? – поддразнил я ее. – Хочешь знать, как он мне достался? Что ж, этот рассказ позволит многое понять о моей жизни, но далеко не все. – Я пожевал губами и поднял взгляд к потолку. Сделал паузу. Пусть немного позлится.

– С начала, пожалуйста.

Элойн запрыгала на стуле, словно ребенок, предвкушающий длинную увлекательную сказку. Сказку о моем прошлом.

У меня слегка потеплело на душе.

Каждый желает, чтобы его рассказ был не пустым звуком. Для этого требуется хороший, внимательный слушатель, который будет ахать и охать в самых важных местах. Нужно кое-что еще: условный собеседник не должен осуждать ваши грехи, особенно если те переходят допустимую грань.

Именно такого слушателя я надеялся найти в лице Элойн.

– Что ж, прекрасно. С начала – значит, с начала. Позволишь мне собраться с мыслями?

Я уставился вдаль, однако не преминул лукаво покоситься на свою спутницу, и та усмехнулась:

– Сколько я слышала подобных просьб! Вот только последующий рассказ оказывался уж совсем куцым, во всяком случае – на мой взгляд. – По ее лицу расплылась озорная улыбка. – На этот раз надеюсь, что твоя история будет длинной и занимательной.

Мои щеки невольно запылали.

Негоже великому сказителю терять самообладание. Я откашлялся и сложил материю разума – сперва в два раза, а затем в четыре. Каждая грань восприятия пока оставалась девственно чистой, словно новенький холст, установленный на мольберт живописца. Идеальное пространство, которое можно расцветить любыми красками, будь то история жизни или твердая вера, что позволит преобразить окружающую действительность.

В моем случае следовало запечатлеть на каждой грани другое место и другое время. Место, ни в каком смысле не сравнимое с Этайнией. Место, которое я мог назвать домом.

Двери таверны с треском распахнулись, и на пороге появилась троица. Похоже, вновь прибывшие не ведали другого занятия, кроме как травить невинных. В центре стояла медленно приближающаяся к среднему возрасту женщина, подле нее – двое мужчин в кольчугах и белых, ниспадающих с плеч длинных плащах с узором. Золотые зазубренные кольца – символ солнца.

Пастыри…

Я тяжело сглотнул и отвернулся, продолжая незаметно посматривать в их сторону. Лицо женщины – жесткое, острое, угловатое, словно вырезали из камня. От него так и веяло холодом.

На ней было длинное бурое пальто и кожаные штаны оттенка свежих оливок, на бедре – притянувший мой взгляд клинок. Тонкая рукоять, причудливо изогнутая гарда. Меч для знати или для высших чинов.

Я нахмурился. Пастыри – церковные воины Этайнии, поклявшиеся служить высшим религиозным органам до последнего. Своих обетов они придерживались неукоснительно. Прикажи им церковный деятель сжечь человека заживо – сожгут и не задумаются, а Господь потом разберется. Подобные безжалостные фанатики представляли собой идеальный инструмент террора, поддерживающий теократический режим Этайнии.

– Боюсь, с рассказом по очевидным причинам придется повременить, – прошептал я, склонившись к уху Элойн. – Мне бы не хотелось, чтобы эти люди поняли, кто перед ними сидит. – Я печально усмехнулся и тут же помрачнел, взглянув в лицо моей прекрасной спутницы.

Элойн застыла на месте, приоткрыв рот и широко распахнув глаза. У нее на шее выступили крупные капли пота.

– Им нет никакого дела до того, кто ты есть и кем был…

Она судорожно вздохнула, склонилась над своей миской и, словно невзначай, прикрыла лицо рукой, опершись локтем о стол. Просто усталая странница, которая вдруг почувствовала себя неважно.

Я понял ее молчаливый намек и придвинулся ближе. В жилах у меня закипела кровь, и плащ взметнулся, отвечая на мое душевное состояние. Раскинув руки, я прикрыл Элойн и притянул ее к себе.

– Надеюсь, это не слишком большая вольность с моей стороны?

– Надеюсь, твоя дерзость не перейдет границ.

Ее голос дрогнул, а огонь, до того горевший в глазах, погас, и взгляд стал холодным, отстраненным.

– Трактирщик! – окликнула женщина хозяина постоялого двора.

Ну и голос… Словно острым железом по льду. Жесткий, решительный тон. Так может говорить лишь человек, облеченный абсолютной властью.

Трактирщик засуетился и, пробормотав вполголоса проклятие, замер на месте, однако уже в следующий миг взял себя в руки.

– О блюстительница Правосудия…

– Именно. – Голос женщины, словно меч, рассек надвое повисшую в зале тишину. – Час уже поздний. Ты ведь послал весточку?

Весточку?

Я покрутил это слово в уме, и у меня остался вопрос: с какой целью?

– Да, уважаемая… э-э-э…

Трактирщик заломил руки, пытаясь избежать взгляда блюстительницы.

– Мое имя не имеет значения. Сьета? Мой ранг – это все, что тебе следует знать.

Хозяин послушно кивнул и тут же указал подбородком в мою сторону. Я напрягся, сомкнув пальцы на рукояти посоха. Не стоит действовать опрометчиво. Обдумав собственный совет, я подавил усмешку. Мысль благоразумная, и все же…

Когда я соглашался с осторожным внутренним голоском?

Не успел сделать и пару вдохов, как блюстительница правосудия нависла надо мной, окинув меня презрительным взглядом. Как еще смотреть на низшее существо?

В подобной ситуации оставалось лишь одно. Совершить поступок, способный донельзя взбесить тех, кто причисляет себя к элите и считает, что в их жилах вместо красной кровушки текут золото да серебро. Я бросил на блюстительницу взгляд, каким удостаивают не воинов церкви, а деревенских девчонок, с которыми позволительно встречаться под луной.

– Господи, похоже, я благословен, коль мной интересуется дева неземной красоты.

– Если желаешь насладиться неземной красотой, взгляни в зеркало, – поморщилась блюстительница. – Ты достаточно смазлив, чтобы смотреться в него день и ночь.

Я не позволил ее едким словам стереть улыбку с моего лица. Лицедействовать так лицедействовать.

– А если я найду зеркало, в отражении которого мы поместимся вдвоем? О, это будет непревзойденная картина…

Блюстительница помолчала, затем назидательно подняла вверх жесткий, словно штырь, палец. Ткнула в висящий на груди металлический кружок с острыми выступами – нечто наподобие солнца с огненными лучами.

– Знаешь, что это? – сузила она глаза.

– Знаю.

Блюстительница коротко кивнула:

– Я удостоена железного знака самого понтифика и дарованного им меча. – Она указала глазами на зачехленный клинок и добавила, приложив два пальца к металлическому кружку: – Я уполномочена говорить от имени самого Солюса. Внимай тому, что слышишь. Ты обязан обращаться ко мне с должным почтением и отвечать на любые вопросы. Сьета.

Склонив голову, я не изменил позы. Стоит двинуться – и плащ соскользнет с плеча полуприкрытой им Элойн. Попытаешься вновь оградить ее от пристального взора – лишь возбудишь лишние подозрения.

– Ты не из наших мест. Не из Этайнии.

Я покачал головой.

Блюстительница застыла на месте, не сводя с меня глаз:

– Ах, рассказчик…

– Сказитель, – твердо ответил я, дав понять, что перед ней лучший из лучших.

Не для того я годами зарабатывал свою славу, чтобы меня смешивали с племенем бродячих сказочников.

Мое ремесло – моя кровь, дар моего народа. Я заслужил право быть первым среди равных.

Слегка расслабившись, блюстительница фыркнула и сделала шаг в сторону, пытаясь сунуть нос под мой плащ.

– Кто с тобой?

– Моя спутница. Она устала и проголодалась. Тяжелый путь без еды и воды. Она заслужила право на вечернюю трапезу в тишине и покое. – В моем голосе зазвучал металл, глаза блеснули вороненой сталью.