Я сошла с ума давно. Решила, что если можно убежать от смерти – мужа с ножом- то можно убежать от нищеты.

За время литературного рабства в редакции обнищала, вещи превратились в одежду для пугала. Ночью дети нищеты – Кризис и Моль -прокрадывались в шкаф и грызли добротные колготки, сапоги, молнии на куртках, ручки у сумочек. Не хватало денег на стоматолога, кусок корня упрямо торчал вверх острым концом, продыроколил язык. Когда я уходила на работу, старуха и дети съедали продукты, и вечером на ужин была пустая тарелка – оскал нищеты, выкидыш российского капитализма.

Проклятая старуха добралась до окна – сломала задвижки, и в комнате похолодало. Я спала под тремя одеялами, а на голову надевала старые колготки, в которых сделала прорези для глаз – дабы проснуться вместе с солнцем.

ххх

Найти работу в большом городе только кажется простым делом. Когда приходила в издание, взглянув на моё резюме, работодатели начинали меня выпроваживать:

–Не возьмём ни за что!

–Почему?

–Издания, где работали, закрылись!

–Но я не виновата… Это Кризис постарался…

Правду не воспринимали, а сын нищеты проделывал свои мерзкие делишки. Кругом были только мошенники.

–Не можем взять в штат, – редактор – правдоборец смотрел чистыми глазами. – Только пятьсот рублей за полосу можем вам платить.

–А что, журналистов моего профиля много в вашем городе?

–Мало! Но Кризис!

Борьба за прозрачные расходы в сельском хозяйстве привела это издание к плагиату: мой материал, опубликованный в журнале, они нагло разместили на своём сайте, лишь слегка отрерайтив.

ххх

К пяти часам особняк пустеет. Типографские работники торопятся домой, остаюсь в двухэтажном доме одна. Охранник приносит ключи, бегу за ним до входной двери, чтобы закрыться изнутри на задвижку. Поговаривают, что по лестницам и длинным коридорам погуливают привидения. Не пугают потусторонние лики. Здесь есть более мерзкий житель, обосновавшийся давно – Смерть. Пока я закрываю за охранником дверь, она успевает выскочить из угла комнаты, сесть за компьютер и зайти в почтовый ящик. Открывает только что пришедшее письмо от одной иностранной фирмы:

«Уважаемая Наталья!

Ознакомились с присланными работами и очень бы хотели встретиться с вами в нашем офисе. Напишите, когда будет удобно нас посетить.

С уважением,

Группа компаний БРИГ».

Смерть улыбнулась и быстро застучала костяшками пальцев по клавиатуре, набирая ответ:

«К сожалению, подходит срок занять вакантное место под пуховым одеялом земли: «горит» электронная запись на кладбище. Похороны в следующую пятницу.

С уважением,

грешница Наталия».

Вхожу в кабинет. Смерть стала невидимой и наблюдает с потолка, лезвие косы склонилось надо мной, старуха беззвучно смеётся. Наконец, восемь часов беспрерывного чтения заканчиваются, собираюсь домой. Закрываю входную дверь особняка Голицына. Лес окатывает кислородом, он не только поступает в лёгкие, но и пропитывает насквозь одежду и обувь. Хочется оторваться от земли и полететь, а может, это просто кружится голова. День просидела на лапше, от которой фигура расползается вширь, растут бока и живот, но сил при этом к вечеру совсем не остаётся. Голодно журчит вечно недовольная рационом поджелудочная железа, а желудок тихонько ей подвывает диким зверем. Я – голодная, но при этом я – «издатая». Отрывок рассказа недавно был напечатан в солидном издании. В сумочке лежат ключи от особняка, но это не мой особняк, хотя по моим сосудам лениво течёт голубая кровь. Сто лет назад кучка голодранцев расстреляла, повесила, отправила в ссылку лучших людей эпохи. Частица моей крови – прабабушка Евфросинья Лаврова, живущая в Питере, лишилась имущества и чтобы не умереть с голода, устроилась работать гувернанткой. Познакомилась с мужчиной, и, опасаясь преследований, ездила по стране, надеясь хоть где-то укорениться. В глухой, далёкой деревне сожгла документы и записалась под новой фамилией.

Огибаю чужой особняк. На дереве сидят две белобрюхих красавицы-белки, распушившие шёрстку. Что-то грызут, держат съестное в маленьких лапках. В оконном проёме заметен силуэт, Смерть машет мне костлявой рукой, а я – в ответ.

ххх

Тороплюсь домой, но иду по лесу не спеша, силы на исходе. Под ногами скользкие дорожки. Смерть старается изо всех сил увеличить травматизм: насылает на город снежные вьюги, а затем оттепели, покрывает льдом дорожки и тротуары, ломает ночами двигатели снегоуборочной техники.

Аллея склонилась запушёнными деревьями над постелью маленького существа – младенца в голубом одеяльце. Наверное, ещё жив. Должно случиться чудо! Не может быть всегда плохо и омерзительно скверно! Я однажды спасла человека. Какой-то молодой папа решил оставить грудничка в коляске у входа в магазин, а сам ринулся за сигаретами.

–Подождите, а как же дитя?

–Я на пять минут!

–Да его же своруют, и никогда не найдёте!

–Неужели кому-то нужен пищащий и писающий комочек?

–Конечно. Сколько маньяков кругом…

Перворазный отец вдруг прочувствовал опасность и тут же вернулся к коляске. Поднимаю ребёнка со снега и пытаюсь тихонько разбудить. Одеяло холодное, на него падают снежинки и малыш внутри – тоже снежинка. Каждую зиму младенцы замерзают в парках, в скверах, у крылец домов, на лавочках. Их последний охрипший писк никто не слышит, он поднимается к ангелам в небо, и они поют «Лакримозу». Вроде бы решили отменить ледяную казнь подкидышей – принять закон о беби-боксах, специально оборудованных приёмных окнах в родильных домах, но потом передумали, подсчитав, во сколько обойдётся нововведение…

Несу в руках конверт, словно возвращаюсь из леса с прогулки. Я снова мама! Придём в тёплый дом и раскутаемся, будем пить молоко и играть погремушками…Но ничего не сбудется. Я несу в руках трупик. Там, где никому не нужны взрослые, никому не нужны и дети.

2019 г.

Тренер:

– Не бойся падать!

–Не бойся боли!

–Не бойся смерти!

–Не бойся…..

ххх

Журналистика – пьяная отрыжка сегодняшнего дня.

ххх

Какую статью не напишу, директор предприятия всегда хочет меня убить.

ххх

Даже газеты с белоснежными страницами со временем желтеют.

ххх

Редактор- человек, который понял, что же хотел сказать автор.

ххх

Непомерное горе устроиться к ним на работу, счастье уйти.

ххх

На работе, где платили нищую зарплату, мне высасывали всю кровь, убивали нервные клетки. Устроилась на хорошую, с окладом в два раза выше и меня только хвалили.

ххх

Редакторша выбила мне комнату в общежитии с тараканами. Комендант с первого взгляда сразу зауважала. Наверное, такого насекомого, как я, она прежде не встречала. Раньше она тоже жила в этом же общежитии и даже койка здесь осталась, которую мне отдала на время:

–Мой Коленька на ней раньше спал.

–А где он теперь?

–Умер. – Прямо на этой койке?

– Не помню.

Сначала меня обеспечили, как и всех жителей общего жития, панцирным чудищем советской эпохи. На койке коменданта спать было очень удобно, на ней был мягкий, но упругий матрас. Вот только каждую ночь ко мне приходит Коленька:

–Это моя койка!

–Мне её твоя мать обменяла за палку сервелата, коробку конфет и чай.

–Почему ты живёшь и спишь на моей кровати, а я умер молодым и гнию в могиле?

– Моей вины в твоей смерти нет. Кардиолог проглядел опасное заболевание. Приходи каждую ночь к ней, чтоб она не сгубила еще кучу юных жизней.

И перестал с того дня тревожить мой сон Коленька.

ххх

«Надо голову прикладывать! Механически работают только те, кто не думает!»– частенько говорит мне редакторша. Я открываю черепную коробку, достаю оттуда мозги и прикладываю их к статьям, потом прячу обратно.

–Ну, вот, можешь же, когда хочешь,– читает она текст.

ххх

Работала в газете и никак не могла уместиться в её формат – разворот (две полосы). Пашу в журнале и снова не могу вместиться в его формат (шесть полос). В выходные резала себя на части: сокращала текст. И принялась я писать книги…