Сына нужно было чем-то кормить, да и себя тоже. Профильного образования у тети Люси не было, и она, недолго думая, занялась уборкой замызганных подъездов. Какой-никакой, а заработок. Со временем тетя Люся так навострилась, что ее стали нанимать для профессионального клининга элитных квартир. А это уже совсем другие деньги. И вот по прошествии нескольких лет тетя Люся заработала себе безупречную репутацию, а вместе с ней и тяжелую степень остеохондроза.

Кроме того, здоровье тети Люси подтачивало скребущее чувство вины перед Егориком за отсутствие отца. Она заваливала единственного сына дорогущими подарками по поводу и без. К нашему с Иркой счастью, эта избитая до чертиков ошибка матерей-одиночек никак не сказалась на характере Егорика. Скорее, наоборот: вдоволь насмотревшись на мамины страдания, Егорик задался целью купить ей двухэтажную виллу в Испании. Уборкой виллы, согласно его грандиозному замыслу, должна была заниматься не тетя Люся, а специально обученный человек под кодовым названием «секси-горничная». Клише, Егорик. Но я тебя прощаю.

Тетя Люся включила чайник и, выставив на кухонный стол весь имевшийся в арсенале Глининых ассортимент съестного, побежала собираться на работу. Егорик залил кипятком раскиданные по трем кружкам остатки растворимого кофе. Он приоткрыл дверцу полки над вытяжкой и беззвучно достал початую бутылку дешевого армянского коньяка. Тетя Люся использовала его для приготовления своей фирменной ром-бабы, ну а мы – по прямому назначению.

Егорик без зазрения совести пригубил немного прямо из горла, а затем подлил адского пойла в наши кружки с кофе. Тут главное не переусердствовать. И я не про количество алкоголя, потребляемого за один присест несовершеннолетними. Сколько нальют, столько и выпьем. Я про нервы тети Люси. Убывание коньяка не должно было бросаться в глаза.

Мы тихонько чокнулись кружками, и Егорик побрел в свою комнату переодеваться в домашние шмотки. Воспользовавшись моментом, в кухню впорхнула тетя Люся.

– Девчата, как вы думаете, – она стыдливо опустила глаза, – Егорик мой не того?

Мы с Иркой ошарашенно уставились на тетю Люсю в ожидании расшифровки таинственного «того».

– Ну, – не поднимая глаз, продолжила она. – Ну… Не голубой?

– А что вас натолкнуло на эту мысль? – деликатно уточнила Голицына.

Можно было только позавидовать Иркиному самообладанию. На ее месте я бы не смогла сдержать приступ истерического смеха.

– Как что. – Тетя Люся взглянула на нас так, будто мы с Луны свалились. – Я ни разу не видела ни одного его друга. Водит он сюда, – она поджала губы, – водит он сюда только вас, девчата.

– Так и радуйтесь, – улыбнулась Голицына.

– Понимаете, – тете Люсе было явно неловко вести этот разговор, – это как-то… Модно, что ли, стало в последнее время. Ну, мальчики с мальчиками, девочки с девочками и все тому подобное… А он без отеческой руки растет, – она всхлипнула. – Боюсь я, что затянет Егора в омут, а мне его вытащить будет не под силу.

Нам стало не до смеха. Тетя Люся буквально уменьшилась в размерах, когда призналась нам в своих опасениях.

– Не волнуйтесь. – Я накрыла ладонями ее беспокойные руки. – Егорик точно не из «этих». Он давно сохнет по Нике Царевой, – уж если сдавать друга, то с потрохами.

– Угу, – поддержала меня Ирка. – Видели бы вы, с какой любовью он пялится на ее сиськи.

Тетя Люся прыснула.

– Кого обсуждаем? – спросил Егорик, одним своим видом уничтоживший все наши с Голицыной старания по очищению его репутации: это ж надо было додуматься напялить на голову мамин жемчужный ободок для волос.

– Что? – уточнил «неголубой», напряженно вглядываясь в наши с Иркой перекошенные лица.

– Возможно, ваши подозрения не беспочвенны, – резюмировала Голицына.

– Удобно же, – начал оправдываться Егорик. – Волосы в глаза не лезут.

– А ты подстригись. – Тетя Люся взъерошила сыновью шевелюру и вышла из кухни. – Долго не засиживайтесь, завтра будний день, – крикнула она из коридора.

– Да, сэр, – крикнул ей в ответ Егорик.

– Мэм, – поправила его тетя Люся и захлопнула за собой входную дверь.

– Ну и денек. – Егорик вальяжно раскинулся в любимом кресле. – Колитесь, как вам новенький?

– Придурок он редкостный, – сказала я и тут же пожалела об этом: Ирке только повод дай для допроса с пристрастием.

– Что-то больно долго вы с ним ворковали в таком случае, – сощурилась Голицына.

Я присосалась к кружке, не желая комментировать ее домыслы.

– Мне кажется или кто-то все-таки ревнует? – хмыкнул Егорик, за что был моментально наказан фирменным голицынским щипком.

Когда Ирке что-то не нравилось, она применяла свой болевой прием. Для нас с Егориком до сих пор оставалось загадкой, как можно двумя пальцами заставить человека пожалеть о сказанном. И делиться секретом Голицына, ясное дело, не собиралась.

– Мне кажется или кто-то слишком много на себя берет? – Ирка перевела взгляд с корчившегося от боли Егорика на меня. – Ну так и? О чем вы болтали?

– Он просто извинился, – пробубнила я в надежде как можно скорее закончить неприятный разговор.

– За что? – Ирка продолжала сверлить меня взглядом.

– За то, что Волчара влепила мне из-за него пару.

– Так, может, она и мне из-за него пару влепила? – спросила Голицына с издевкой. – Что ж он передо мной не извинился?

– Не знаю, – разозлилась я. – Возьми и спроси его завтра. Давай сменим тему, иначе я и правда начну думать, что он тебе нравится.

– Да ладно тебе, я же прикалываюсь, – улыбнулась во весь рот Ирка.

– Да, Фил вряд ли обрадовался бы такому раскладу, – вставил свои пять копеек Егорик.

Ну не идиот ли?

– А я в его одобрении не нуждаюсь, – ответила спокойная, как удав, Голицына.

От удивления я чуть не поперхнулась псевдокофе.

Мой телефон коротко пиликнул, извещая о новом сообщении в Ватсап: «Лидуша, ты где? Папе снова плохо. Нужна твоя помощь». От мамы. Как обухом по голове.

– Что-то случилось? – Егорик усердно тряс меня за плечо. Судя по его нахмуренному лицу, он уже не в первый раз спросил меня об этом.

– Все нормально, – соврала я. – Пойду потихоньку. А то мама негодует, что дома бардак.

Ирка с Егориком мне не поверили, но докапываться не стали. Наскоро собравшись, я выскочила на лестничную клетку и на бегу написала маме ответное сообщение: «Точи карандаши».

Айны. Жаль, что мне на глаза ни разу так и не попался ни один живой представитель этой народности, иначе я отвесила бы ему язвительное «спасибо» за предоставленную возможность проживания в промозглой охинской дыре. Ладно, вру. Если верить маме, я имею самое прямое отношение к коренному народу Сахалина. Ведь я – наполовину айн(ша).

Чинукара Куру, или Большая Медведица. Так зовут мою маму. Нет, никто не называет ее полным именем, это ж язык сломать можно. Для всех она просто Кара. Да уж. Небесная, не иначе.

Мама свято верила во всю эту мифическую айнскую ерунду. Знакомство с папой и мое зачатие (прости господи) были для нее не чем иным, как подтверждением ее правоты. Переубедить маму было невозможно. Мы пробовали. И не один раз. А потом просто забили, списав все на ее психологическую травму.

Травма эта, кстати, не надумана: мама родом из Нефтегорска. В Оху ей пришлось перебраться после жуткого землетрясения, случившегося в лохматом 1995 году. Мама не любила рассказывать об этом. Ее можно понять: из-за катастрофы она осталась круглой сиротой. Если верить интернету, мамин родной поселок стерло с лица земли за каких-то 17 секунд. Уму непостижимо. Стихии потребовалось меньше полминуты, чтобы похоронить под завалами большую половину населения. Если верить маминому дневнику (нет, мне не стыдно, что я периодически его почитываю), изнутри трагедия выглядела иначе.

Да, дома действительно рассыпались целиком (печально, что при их строительстве подозрительным образом не была учтена повышенная сейсмоопасность района). И да, уцелели только жильцы верхних этажей. За одним маленьким исключением. Квартира, в которой жила мама с родителями, находилась на первом этаже. Шансы выжить у всех троих были нулевые, но мама спаслась. Лучше не спрашивать у нее как. В ответ она каждый раз выдает свои бредовые идеи о возложенной на нее защите предков. Да не каких-то там, а самых древних. Даю подсказку: айны считали, что произошли от медведей.