– Что? – нахмурилась я, не разделяя ее энтузиазм.
– Да так, – Ирка стрельнула ехидным взглядом в Макарова. – Просто интересно, сколько времени потребуется нашей приме, чтобы охмурить новенького.
Я закатила глаза. Как говорится, против лома нет приема. Это как нельзя лучше описывает Нику Цареву. Максимум неделя, и Бессмертный под стать Антоше будет вилять хвостом у ее королевских ног. А вот насколько это затянется, одному богу известно. Большинству ухажеров Ника умудрялась надоесть меньше чем за месяц. В конце концов, одними сиськами сыт не будешь, как бы двусмысленно это ни звучало. Но были в ее арсенале и особо преданные поклонники, к коим относился не только Киселев, но и Егор Глинин. Насчет последнего особенно обидно. Ведь он по совместительству наш с Иркой лучший друг.
Из ненавистного кабинета физики мы с Голицыной направились прямиком в школьную столовку. Полутеплые булочки с изюмом и мочай (приторная жижа, гордо именуемая поварихами «свежезаваренный чай», по цвету больше походила на одну известную физиологическую жидкость) не только не вызывали у нас отвращения, но и странным образом поднимали настроение.
Мы не раз задавались вопросом, где поварихи затаривались смехотворящим изюмом. Накануне одной из школьных дискотек даже собирались спросить их об этом, но не стали. Из-за Егора не стали, между прочим. Он был уверен, что поварихи первым делом настучали бы о нашем нездоровом интересе к изюму директрисе, а у него, мол, и без того проблем с ее предметом хватало.
Вспомнишь солнце – вот и луч. В дверях столовки появился Егорик. Астеник наш несуразный. Но он не парился – пошел фигурой в папу, а тот был статным мужиком. Так что лет через пять Егорик обрастет мышцами и станет грозой женских сердец. А пока… Чем богаты, тем и рады.
– Историчка заболе-е-ела-а-а, – пропел он радостно.
– Скорбный вид хоть сделал бы ради приличия, – хмыкнула Ирка.
– Зачем? Я рад за нее. Пусть человек выспится и отдохнет в кои-то веки, – подмигнул нам Егор.
– Ага, а потом с новыми силами продолжит свои пытки Великой Отечественной, – невесело отозвалась Голицына. С историей дела у нее обстояли не намного лучше, чем с физикой.
– И что, вас домой отпускают? – позавидовала я.
– Лидка, ты сама наивность, ей-богу, – улыбнулся Егор. – Нас с вами объединяют на черчение.
Да, да. Несмотря на то, что практически во всей стране черчение давно перешло в разряд факультативов, в нашей школе этот предмет никто не отменял. Почему? Все банально – наша директриса, она же историчка, души не чаяла в преподе по черчению. Отдать должное Андрею Валерьяновичу, выглядел он в свои 45 очень даже ничего. Худощавый, правда (недаром его прозвали Циркулем), зато без залысин. Чего еще желать разведенной женщине бальзаковского возраста в лице Нелли Федоровны?
Честно говоря, я была рада, что нам оставили черчение. По сути, это единственный предмет, который мне нравился. За исключением изо, конечно. Но его, к сожалению, в старших классах не преподавали даже в нашей школе.
– Кисель снова впал в немилость? – Егор сощурился при взгляде на потерянное лицо Антоши.
– Типа того. – Ирка оторвала кусок от булочки с изюмом и виртуозно закинула его в рот. – Но на твоей улице праздника не будет.
– Почему это? – обиделся Егор.
– У мадам Царевой другие планы, – Ирка многозначительно взглянула на Бессмертного, так кстати появившегося у столовского порога.
– Это что за крендель? – по выражению лица Егорика стало понятно, что мысленно он уже проиграл схватку за сердце Царевой загорелому Макарову.
– Наш новенький, – ответила я.
– Надеюсь, Волчара предстала перед ним во всей красе? – ухмыльнулся Егор.
– Ага, как же, – насупилась я. – Он приперся посередь занятия, а она мало того что на него не наорала, так еще и пятерку нарисовала!
Ирка с готовностью прикрыла слишком широко открывшийся рот удивленного Егорика.
– Король законов Ньютона, – вздохнула Голицына.
Стоп. Мне это не привиделось? Под плотным слоем ее тоналки выступил едва заметный румянец. И это могло означать только одно.
– Ага! – я бессовестно ткнула пальцем в краснеющее на глазах свидетельство Иркиной симпатии к Бессмертному.
– Что? – вздернула брови Голицына.
– Он тебе понравился, вот что, – заговорщически прошептала я, довольная своей прозорливостью.
– Кто? – не сдавалась Ирка. – Новенький? Не смеши меня, – фыркнула она.
– А Лидка права, – расплылся в улыбке Егорик. – Театральный грим не скроет твои свекольные щеки.
– Тоже мне, Шерлок и доктор Ватсон, – прошипела пойманная с поличным Ирка. – Заткнитесь, пока я не натравила на вас собаку Баскервилей.
Звонок на урок застал нас врасплох. Жадный до еды Егорик вмиг заглотил недоеденную Иркину булочку. Мы понеслись на второй этаж к кабинету черчения и, поцеловавшись с закрытой дверью, поняли, что впихнуть пятьдесят учеников на совмещенный урок можно только в актовый зал.
От зала этого, к слову, осталось одно лишь название. Некогда начищенный до зеркального блеска пол безбожно скрипел. Доски, выстилавшие центр сцены, не шлифовались так давно, что даже счастливые обладатели обуви на толстой подошве не были застрахованы от острых заноз. Добрая половина кресел была пригодна разве что… Да ни для чего. Обивка разодрана, сиденья разболтаны, даже рюкзак на них не положишь.
В общем, не зал, а этакая миниатюра нашего города – обители нефтяников, не справившейся с кризисом 90-х и превратившейся в обитель зла. Одним словом, Оха. Самый неприветливый уголок Сахалинской области. Треть населения уже свалила отсюда на материк. Еще треть собиралась последовать примеру первой. Я и сама с удовольствием оказалась бы в числе отъезжающих, будь на то моя воля. А пока горстке местных жителей, включая меня, приходилось довольствоваться догнивающим наследием застройки 70-х годов.
Мы успели вбежать в зал ровно за секунду до того, как Циркуль начал перекличку. Все вакантные места с худо-бедно приспособленными для размещения пятых точек креслами были заняты, и нам пришлось усесться на свои рюкзаки прямо посередь прохода. Спустя десять минут закономерно начала ныть поясница. Неудобная поза и сквозняк – так себе сочетание.
Циркуль был представителем вымирающего вида учителей. Он умудрялся преподавать свой предмет интересно, и ему, в отличие от Волчары Палны, не нужно было запугивать нас двойками за поведение или черт знает чем еще ради соблюдения тишины в классе. За это ценное качество Андрею Валерьяновичу спускали с рук регулярное потребление алкоголя. Все знали, что в своем волшебном термосе он таскал отнюдь не мятный чай. Зато на уроках черчения никто не боялся выходить к доске. Плохих отметок Циркуль не ставил. И вот как раз за это ему часто прилетало от начальства. Еще бы. Из-за высокого среднего балла по черчению рушилась вся школьная статистика успеваемости.
Мои затекшие ягодицы были застигнуты врасплох внезапной вибрацией. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы достать смартфон из единственного надежного кармана рюкзака. Краем глаза я увидела, что все мои одноклассники тоже потянулись за гаджетами. Прекрасно. Наверняка кто-то настрочил очередную идиотскую шутку в общий чат.
Сашка Петров, наш единственный и неповторимый админ, в начале учебного года создал в Ватсапе два чата: один с Любовью Станиславовной, второй – без. В первом чате – тишь да гладь. Любовь Станиславовна была бесхребетным классным руководителем, да и биологом тоже. Однако всем хватало ума не материться в ее присутствии. Чего не скажешь о втором чате… Случались, конечно, и конфузы, когда особо невнимательные личности путали переписки между собой и отправляли свои скользкие опусы, приправленные отборной нецензурной лексикой, в чат с классухой. Любовь Станиславовна вряд ли стала бы их скриншотить для демонстрации родителям на собрании, но всегда лучше перестраховаться. Поэтому литературные шедевры молниеносно удалялись их же создателями.
– Вот сучка, – прошипела Ирка сквозь зубы.
