— Почему? — смотрю на бабушку и вижу сожаление в её глазах. Она явно не была готова об этом говорить и теперь сильно переживает за то, как я отреагирую на такую информацию.

— Потому что я поняла — ты для меня самый дорогой человек на свете, — за спиной слышится такой родной и любимый голос мамы. Сердце вздрагивает, а душа падает на пол. Не могу обернуться, ибо моё тело словно парализовало. Я очень рада слышать её голос, но мне почему-то кажется всё это нереальным. Я как сломанный термостат, который не способен поддерживать нужный градус эмоций.

Где она была?

Почему она не сказала про отца? Эти и ещё сотни вопросов просятся наружу.

— Марк не был готов к семье. У меня не было времени ждать, когда он повзрослеет, — она обнимает меня со спины, а я слышу как сильно бьётся её сердце.

— Но зачем ты сказала, что он сам ушёл? — задаю вопрос дрожащим голосом. Внутри всё как-то неправильно, будто вверх ногами. Только разум из глубины сознания нашёптывает правильные слова. Я не хочу её ранить или устраивать истерик. Нет, мне просто нужен ответ. Почему взрослые на такие вопросы сначала не отвечают, потому что «ты ещё маленькая и не поймешь», а потом придумывают ложь, но только чтобы не озвучивать правду.

— Я боялась, что ты будешь винить меня за то, что росла без отца, — горечь, она произносит свои слова с горечью. Мама всхлипывает, будто старается сдержать слёзы.

Вина, её сейчас мучает именно это чувство.

Разворачиваюсь на стуле, чтобы обнять её. И обнимаю. Крепко-крепко, чувствуя как она громко дышит, пытаясь выровнять дыхание.

— Мам, я тебя люблю, — шепчу ей на ухо, поглаживая по спине. Мне не хочется, чтобы она себя в чём-то винила. Может отчасти потому, что душевный термостат ненадолго самоисцелился.

Бросаю взгляд на Миссис Стелс и Саймона. Она стоит в проходе с большой сумкой в руках. Видно, что женщина чувствует себя неловко, став невольным свидетелем наших семейных откровений. Какой бы Руни не была сдержанной и уверенной по своей натуре, сейчас ей трудно скрыть свои эмоции. Она далеко не глупая, и понимала, что их отношения будут сопровождаться чередой таких моментов. Мой друг же, оперевшись головой о дверной откос, смотрит на нас какими-то непостижимым для меня взглядом. О чём он думает сейчас? Словно Саймон случайно попал в мою голову, и сейчас наблюдает за тем, как там, поскрипывая, крутятся шестеренки.

— Что случилось? Почему вы так долго? — разум диктует следующие вопросы, дабы немного сдвинуть вектор всеобщего внимания.

— Ну. Алекс был немного пьян и решил удариться в воспоминания, — говорит мама, глубоко выдохнув остатки накативших чувств. Она всё ещё обнимает меня со всей теплотой и нежностью.

— Мы три часа смотрели нашу семейную видеотеку, — скривив пренебрежительно лицо, произносит Миссис Стелс. Её ответ мне кажется каким-то грубоватым. Всё-таки это её муж и отец её сына, который стоит к тому же рядом. Не думаю, что ему это приятно слышать, тем более в таком тоне.

— Папа снимал всё, начиная со свадьбы, — грустно добавляет Саймон, игнорируя интонацию матери.

— Дорогая, как ты себя чувствуешь? — Руни подходит ко мне и слегка приобнимает. Мне немного неудобно от того, что она весьма резко переключилась на меня. И пока не знаю, как вести себя с девушкой моей мамы, особенно после того, как мы две минуты назад обсуждали моего отца.

— Нормально, — вру, а что мне ещё делать, сказать правду? И смотреть на их реакцию? Пожалуй, я пока к этому не готова. Нам всё-таки жить в одном доме. Всё было бы проще, если я сегодня бы не проснулась в психиатрической лечебнице, а девушка моей родительницы не была бы мамой моего лучшего друга.

***

После насыщенного вечера меня просто вырубило в своей кровати. Мне было достаточно только положить голову на подушку. Я бы наверное так и проспала до утра, если бы меня не разбудила смска от Майкла.

«Если что, я ночевал сегодня у тебя. Утром зайду.»

Что за херня, скажите мне, пожалуйста?!

Закрываю глаза, чтобы уснуть. Но вот бывает же так, что резко просыпаешься и всё, хоть овец считай, но навряд ли это поможет. Во рту пересохло. Может пойти и попить воды? Недолго думая, встаю с постели, накидываю халат, и иду еле переставляя ноги. Ковыляя по лестнице, слышу звук телевизора. Проходя мимо часов, вижу, что сейчас половина третьего ночи. Спускаюсь в гостиную, на разложенном диване под одеялом лежит Саймон и смотрит старое видео. Похоже это футбольная игра. По полю бегают мальчишки лет девяти. Сердце пропускает удар, когда в центр кадра попадает малыш Стелс с мячом. Делаю несколько шагов к дивану, находясь в чём-то наподобие транса.

В голове только слова друга, произносящие, что он больше никогда не будет играть в футбол. Эта фраза из прошлого срывает швы с ещё кровоточащих душевных ран. Меня накрывает волна дикого чувства вины, забирая остатки кислорода из лёгких.

Обращаю внимание на то, как маленький Саймон счастлив. Он так улыбается с мячом в руках. Я вообще не помню, чтобы Стелс так когда-либо улыбался. Это что-то настолько искреннее и непосредственное, от чего уголки моих губ невольно ползут вверх. Только вот по щеке предательски течет слеза. Это полный душевный диссонанс.

Парень поворачивает голову, словно почувствовав, что я стою за его спиной. Быстро смахнув влагу с лица, чтобы не подавать виду, задаю самый нелепый вопрос: «Ты чего тут делаешь?»

— Вообще-то я тут сплю, — усмехается друг, переводя свой взгляд с меня обратно на экран. Он завороженно смотрит в прошлое и наверняка думая о чём-то хорошем. По крайней мере я надеюсь на это.

— Это?

— Моя первая игра. Стащил сегодня у отца пару кассет, — говорит Саймон, не отрываясь от телевизора. В его голосе звучат нотки грусти. Глядя на экран, мне почему-то в голову приходит мысль об Александре Стелсе. Отце, который снимал это видео для своего сына. Сомневаюсь, что он мог тогда предположить, что его маленькому футболисту в семнадцать запретят играть. А в восемнадцать лет Саймон будет смотреть это видео один, лежа на диване в доме женщины, которая увела его мать из семьи. Мы с мамой как-то разрушительно влияем на судьбу Стелсов. И это очень больно осознавать. Всхлипываю, забывая о том, что друг может услышать.

— Ты что плачешь? — парень поворачивает голову и недовольно хмурит брови. — Иди сюда, — он протягивает руку, я хватаюсь за горячую ладонь. Ещё секунда, и я спотыкаюсь и падаю в объятия друга. Становится только хуже. Мне больно от такого тепла. Почему я не могу дать ему то же, что и он мне? Я только забираю, только рушу его жизнь.

— Прости меня, — шепчу сквозь град слёз, которым нет конца.

— Ты с ума сошла? За что? — возмущается Стелс, укачивая меня в объятиях как маленького ребёнка.

— Ты не играешь больше в футбол из-за меня, — эти слова режут по горлу, потому что для меня они горькая правда. Правда, которая в буквальном смысле сводит с ума.

— Я не играю из-за Райана. Не ты вложила ему биту в руки, — произносит парень, я отрываю голову от его плеча и смотрю ему в глаза, и нахожу в них такую же боль, как и в моём сердце. Ему хреново, так же как и мне.

— Но… — мне хочется выговориться, но мозг виснет, подбирая правильные фразы.

— Боже, никаких но… Я ни в чём тебя не виню, всё, что произошло — не твоя вина, — он обхватывает мою голову руками и говорит так, чтобы его слова были выжжены в моей памяти, —Запомни, если бы я смог повернуть жизнь вспять, я бы ничего не поменял, как бы жестоко это не звучало, — Саймон замолкает на секунду, но в итоге добавляет: «Я бы прошёл через всё это с тобой, в любом случае».

Слёзы продолжают катиться по щекам. Я просто не могу не плакать в такой момент.

— Тише, не плачь, — он снова прижимает мою голову к своему плечу и нежно гладит по спутанным волосам. Слышу, как Саймон шумно выдыхает.

— Не могу.

— Тогда посмотри, как Тёрнер проворонил мяч, — внезапно произносит Стелс, и мой мозг впадает во временное замешательство.