— Не с ним, ага. — прорычала Травка. — Я прям поверила. Прибежал сразу, тоже тварь какую-то привёл.

Гера возмущённо фыркнула, посмотрела на меня офигевшим взглядом.

— А вот это было обидно, — заметил я. — Она всё понимает, между прочим.

Девушка растерялась. Она была готова биться до конца, выгрызать у этого мира, у меня и у суки-Системы свою жизнь. А я взял, и обманул её ожидания. Стою, весь из себя спокойный, не проявляю агрессию. Даже упрекаю. Вот и что со мной, таким, делать?

— У тебя арбалет не заряжен, — доброжелательно сообщил я, закрепляя успех. — Бывает, разволновалась.

Она скосила глаза вниз, ойкнула — как то совсем уж по дурацки, не боевито, но на удивление мило. Рванулась натягивать тетиву «козьей ногой», но вдруг замерла. Арбалет с белой вспышкой исчез, она опустилась на корточки, закрыла лицо руками — и заревела. Прям в голос, прям навзрыд.

Я вздохнул, тихо буркнул под нос:

— М-мать…

Так уж сложилось, что все крутые герои боятся женских слёз. Слишком они мужественные, слишком суровые, чтобы проявлять чудеса эмпатии. Слишком много тестостерона вбрасывают в организм их стальные яйца.

Я вырос с сестрой, и мы с малых лет очень часто по месяцу-два жили с ней вдвоём, без отца, уматывающего в свои странные командировки. Девушка плачет — мужик воспринимает это проблемой, которую надо решить. Мы, мужики, вообще существа очень конкретные, и в мироздании выполняем роль молотков. Торчит гвоздь — забей, и молись, чтобы его шляпка не оказалась крепче твоего цельнометаллического лба.

А женщинам нужны эмоции: погрузиться в их омут с головой, пережить момент. Пандя научила меня, что слёзы не нужно прекращать, им нужно дать пролиться до конца.

Я молча подошёл к Травке (выбрала блин ник, тоже), плюхнулся рядом с ней. Она вздрогнула — но не погнала. А я бесцеремонно обнял её и подтянул к себе. С корточек девушка упала на колени, чуть на меня завалилась — и слава богу.

Очень уж волнительная до этого была поза, и замеченная случайно полоска чёрной ткани меж двух смуглых ножек навела меня на мысли, в текущей ситуации неуместные.

— Эй, не надо, — она упёрлась в меня руками, но отталкивать пока не стала. Заглянула в глаза — вроде, и с опаской, но ещё и с надеждой. И очень мило покраснела.

— Да ладно, чё ты, — буркнул я, и привлёк её к себе окончательно. В наглую стянул с головы капюшон, стал гладить волосы — рыжевато-чёрные, собранные в конский хвост, с широченной зелёной прядью на чёлке.

Тыщу лет не видел девчонок с чёлкой, не модно же…

Травка опять разрыдалась, уткнувшись лицом куда-то в полу моего плаща. К нам подошла Гера, положила на её голые коленки голову. Девушка сгребла несчастную рысь, подтянула к себе, заставив застынь в неудобной позе — и обняла.

Так и сидели: она обнимает Геру, я обнимаю её. Прям как на терапии в «Бойцовском клубе», только вообще нифига не похоже.

Вот она, реакция здорового человека на убийство другого человека. И ведь, даже не в первый раз, Метка смерти-то на ней есть. Всё равно убивается. Почему у меня не так?

Нефелим?

Психопат?

Нефилим-психопат?

Всхлипы наконец затихли, Травка выпустила Геру и отстранилась от меня, не пытаясь, правда, окончательно вырваться из моих объятий. Рукавами принялась утирать слёзы. Зато, рысь тут же свалила от греха подальше, бросив на нас полный осуждения взгляд.

— Тебя как зовут? — спросил я тихо.

Девушка помедлила, но ответила:

— Валя.

— Максим. Этот парень заслужил то, что ты с ним сделала?

Она вздрогнула. Я знал, что вопрос опасный, и может привести к новому витку рыданий, но посчитал важным задать его.

— Да, — отрезала Валя, и лицо её на миг окаменело, стало решительным и злым.

Есть в девочке стержень. Продолжит бороться — и над пролитой кровью тоже перестанет плакать.

Супер, беру. Заверните, пожалуйста.

— Пойдём тогда, — я решительно встал, помог ей подняться. Задравшееся худи снова подарило мне миг ненужных сейчас эмоций. Приятных, но…

Но.

— Куда? — она не спорила, только уточнила, приняв моё право командовать. Сейчас, не под адреналином, шагала очень неловко. Учитывая, что у неё на ногах — не удивительно.

Я кивнул на труп:

— Там твой лут. Я на чужое не претендую.

— Погоди, — Валя притормозила, старательно не глядя в сторону убитого парня. — Я… Я так не могу.

— Так, давай-ка разберёмся. Прости за вопрос, но у тебя кроме этого худи одежда есть вообще? Броня, может?

— Нет, — она потупилась, покраснела. Словно только сейчас вспомнив, как одета, одёрнула подол — и натянутая ткань ярче очертила холмики груди. — У меня есть броня, на старте получила. Но я не могу её носить, на худи еле налезает, не пошевелишься нормально. А на голое тело, ну… Натирает очень. А футболка — вот.

И девушка указала на грязные обмотки на ногах.

— Угу, — буркнул я, присаживаясь перед ней на корточки. — Можно?

Валя помялась, нервно прикусила губу — но кивнула.

Я аккуратно взял её стопу, потянул вверх — она послушно подняла ногу.

Ну… Всё фигня. Футболка у неё была тоненькая, синтетическая. Из той самой породы синтетики, которая ни от жары, ни от холода, ни от влаги не защищает. Единственный плюс этой футболки — то, что она мгновенно стала бы прозрачной, намокнув — исчез, когда она превратилась в обмотки на ногах.

Валя обмотала тряпками стопы, затянув на щиколотках шнурком. Видимо — вытащила из капюшона.

— Я вообще в шоке, что ты два дня так ходишь, — хмыкнул я. — Лучше бы у худи рукава срезала.

Девушка пожала плечами, проворчала:

— Не сообразила.

— Да ладно, — я выпрямился. — Сейчас снарядим тебя. И вон там я вижу примерно твоего размера джинсы. И кроссовки… Ну, они, по крайней мере, есть, а дальше мерить надо.

Травка зажмурилась и покачала головой туда-сюда — быстро-быстро.

ОЯ +50

Блин, привык я к Лене. Она — девчонка прагматичная. Да и как такой не стать, с самого раннего детства мотаясь по лесам и горам, живя в палатках, охотничьих избушках, деревнях, да даже в городах — но вдвоём с братом всего на год старше, вечно без отца?

— Так, Валь, послушай меня, — я не хотел, но мой голос прозвучал жёстко. В целом, пусть, так даже лучше. — Ты вокруг посмотри. У нас тут нахрен — «Голодные игры», «Королевская битва», «Бегущий человек». «Мастера Меча Онлайн», «Атака Титанов». Долбаный «Поворот не туда» — да что угодно, блин! Эта сучья трёхглазая Система притащила нас сюда, и мясом кинула против местных тварей из Кунсткамеры. И, что ещё хуже, против друг друга, потому что нашлись уроды, считающие, что тут им позволено всё. Судная, сцуко, ночь — на сорок дней без перерыва. Смекаешь?

Валя промолчала.

— Ладно, ладно, — я усмехнулся. — Ты, кстати, не думала раньше, как нам повезло — родиться в XXI веке? Мы не дохли от чумы, нас не жгли на костре. Не угоняли в рабство. Тебя не отдали замуж в восемь лет за изуродованного оспой и сифилисом деда. И я, блин, не рисовал говном на стенах пещеры, потому что до изобретения интернета ещё двадцать тысяч лет и чё то скучно!

Хм, и кого тут понесло? Бинго — Икара понесло! Это ничего, это ладно, продолжаем:

— Аккурат к нашему рождению лучшие умы человечества дали цивилизации «Тик-Ток», ядерное оружие и гумманизм. И мы росли, зная, что у нас есть права на жизнь, вероисповедание и остальную фигню. Что убивать, грабить и насиловать — плохо, если ты, конечно, не демократический миротворец на Ближнем Востоке. Да блин, мы даже родились в России, а не в Индии или там Нигерии. Обросли жирком благополучной жизни, в которой не нужно драться с собаками за дохлую крысу на завтрак!

Валя смотрела на меня офигевшим взглядом. Кажется, хотела что-то сказать — но не нашла, что, и промолчала.

— Здесь нет ни гуманизма, ни «Тик-Тока». Нет интернета, «Голубого огонька» на Первом канале. Джека Лондона читала? Закон дубины и клыка, блин!