— А Глеб? Его мама волнуется? Мне говорили, одна машина удрала — прямо по льду? Может, он с ними…
— Не знаю. И так сказал больше, чем разрешено. У меня всё подвешено, хоть бросай практику, пиши заявление в универ на академический отпуск и восстанавливайся на следующий год… Если откручусь от военкомата. Давай так. К тебе от меня никаких претензий и обид, сам вляпался. Но пока лучше не общаться. Глеб — главный подозреваемый. Если он задержан, не знаю, что скажет обо мне. Очных ставок мне с ним не делали. Если в бегах — задача с дополнительными неизвестными. Объявится — передай, что он мне двадцать штук должен за выигрыш, не мои проблемы, что нас накрыли. Я всегда свои долги стрясаю. Что-то узнаю нового — перезвоню. Сюда больше не ходи.
Ольга несколько раз глубоко вздохнула. Хлопала глазами, недоверчиво глядя, и трудно было понять, из-за чего сокрушается больше — от исчезновения кузена или прекращения встреч с перспективным парнем, с которым даже не успела переспать.
— Ты что-то недоговариваешь.
— Я очень много недоговариваю. Сказал только главное на этот момент. Давай так, через неделю обязательно вызвоню тебя, хорошо? Чуть согрелась?
— Не вполне…
— Но это — не комната свиданий, — он положил руку поверх её перчатки. — Возьми пять рублей и поймай такси, дома обязательно выпей горячего чаю.
Открыв дверь на коридор, показал головой: на выход, аудиенция окончена.
Девушка была растеряна и раздосадована. Её обуревали далеко не лучшие чувства, зрело понимание — в чём-то обманута. Если бы Егор вдруг захотел возобновления встреч и сближения до уровня постели, задача получилась бы со звёздочкой.
Вместо ОБХСС пришлось навестить розыск. О чудо, Лёха обретался на месте, хотя большинство его коллег расползалось к вечеру по опорным пунктам да по вверенной территории — раскрывать преступления или хотя бы создавать видимость работы.
— Привет, Дима Цыбин. Тут барышня тебя искала. Мол, беременная и брошенная. Ей показали настоящего, она — не тот, мой выше ростом, не плюгавый. Димка, наверно, обиделся. Советую выйти через задний дворик и дальше через забор.
— Даша⁈ Искала меня здесь?
Егор прикрыл за собой дверь и расслабленно растянулся на стуле.
— Не, Ольга. Искала меня, а не тебя. Про Цыбина спросила чисто заодно. Возмутилась, что в ОБХСС не знают никакого Жору. Хреновые мы с тобой конспираторы.
— Твои комбинации никогда до добра не доводят…
— А ты нахаляву потрахался. Дважды? Что — плохо?
— Четыре раза по три раза, но это не твоё дело.
— Не моё? — Егор даже в ладоши хлопнул. — Ну, так сам выкручивайся. Кстати… Знаешь, что все твои угнанные тачки числятся раскрытыми?
— Ну… Да. Жаль, Папаныч все пирожки в город забрал.
— Не кручинься. Зато не нужно складывать бумажки «принятыми мерами розыска не представилось возможным». Проблема в том, что виноватым назначили одного единственного — двоюродного брата Ольги Глеба Василевича. Теперь смотри сам. Трахен-трахен с её соседкой по квартире никаким грехом не является. А вот Ольга — член семьи преступника, хоть не близкий родственник. Присунешь и потом не отмоешься.
— А ты… — почесал репу Лёха.
— Не притронулся. Клянусь. А если бы и побывал в её пещерке, то — по долгу службы, для разоблачения её братца.
— Так и я — для разоблачения, — прикинул сыщик. — Для сбора дополнительных доказательств о преступнике.
— Так собирай их в Больнице скорой помощи на Кижеватого.
— Нафига?
— Морг позади главного корпуса знаешь? Василевич там. В холодильнике. Ольга и семья пока ничего не знают. Ты — тоже. Но я тебя предупредил. Не ходи к этим студенткам. Стрёмно.
— За брата зарэжэт?
— Скорее уж меня надо, — вздохнул Егор. — Но я далеко, а ты вот лежишь, и горло с кадыком у тебя такое розовое, беззащитное. Или спина, когда залезаешь на Дашу.
Лёха ощутимо вздрогнул.
— Ты его завалил?
— Перестань. Пытался скрыться и как последний дебил провалился под лёд. Утонул. Сам дурак, короче. Но Ольге я не буду пытаться объяснить.
— Я, пожалуй, тоже не стану звонить Даше. Хотя она знает этот телефон. Расстроил меня.
— Не горюй! — Егор поднялся. — Намечается замут с часовым заводом. Это такой заповедник женских сердец и тел, что нархоз отдыхает. Девочки простые, душевные, работящие. Тебе понравятся.
— Лучше я сам один напрошусь к ним на дискотеку в общежитие. Авось обойдётся без смертей и увечий, это — твоя традиция.
— Растёшь на глазах! Чао!
Цыбин переехал с самого конца коридора, где в кабинет поднимались ароматы из нужника, расположенного этажом ниже, в резиденцию замначальника ОБХСС. Крикливый босс отправился на повышение в область, на его место стал бывший зам, на место старшего опера — бывший не старшим…
— В общем, Егор, навёл ты паники в наших рядах. Но нескольким позволил вырасти на ступенечку.
— Так, и где проставка? Через меня скакнул с капитанской должности на майорскую.
Цыбин поднял пухлые пальчики к небу.
— Три месяца на службе, а стал настоящим следователем, Егор? К операм заходишь со списком требований, будто мы — крепостные холопы?
— Вы же позволяете так с собой обходиться. Но я — не свинья неблагодарная. А благодарный кабан. К делу по часовому заводу тебя подпустили?
— Ты, с пятачком, должен понять: не наше свинячье дело. Там жёлуди роет КГБ. Даже городской отдел БХСС послан в Африку.
— Отлично! Значит, горожане и контора не отнимут жёлуди у районных простофиль. Смотри сюда. Завтра я получу копию всех процессуальных действий КГБ. Ребята упёрлись в тот конец цепочки. Часовые механизмы ехали за пределы СССР. То есть кто-то забугорный платит нашим, и они на крючке. Кому нужны советские граждане на иностранном крючке?
— ЦРУ? — хихикнул Цыбин.
— Зря смеёшься. Завод «Луч» периодически выпускает командирские часы. Значит, по объёму заказа Министерства обороны враг может узнать о пополнении советских офицерских кадров. А ещё, как быстро оборудование завода можно переключить на выпуск патронов для автомата Калашникова, каков будет месячный объём выпуска. Ты снова ржёшь? Наивный! Для КГБ это всё равно, что отказной материал Давидовича, где «гуси сплыли по течению». Или твоя «преступная ненарезка огурца». Тот же фуфел, но совершенно на ином, общегосударственном уровне. Госбезопасность не дремлет, спи спокойно, родная советская страна, а на кителях готовы дырки для новых орденов.
— Убедил. Мне что с того?
— Убогий ты. Без воображения. Пятьдесят тысяч механизмов скоммуниздили не за день. Три рубля за механизм, а нужно более пятидесяти рублей? Значит, сегодня вынесли двадцать, вчера — тоже, позавчера… Уже три палки. Начальник цеха в доле — отлично, хищение с использованием служебного. Тупо не досмотрел — халатность, тоже палка. Первомайцы в шоколаде, один «Луч» тебе сделает план квартала. Нужно только с умом подойти.
Окрылённый перспективой, Цыбин не обиделся на «убогий без воображения». Договорились, что как только Егор получит в руки копии документов КГБ, можно топать на завод в сопровождении опера, за промышленность отвечающего. Что-то наверняка накопают.
Воодушевив ОБХССника, заглянул в свой бывший 57-й кабинет. Вильнёв как раз заканчивал допрос и сунул бланк на подпись свидетелю.
— На каждой странице. Так, в конце: «Мною прочитано, с моих слов записано верно».
Встречались субъекты, которым этот диктант оказывался непосильным, и тогда следователь побуквенно просил вывести: «читал, верно». Октябрьская Революция ликвидировала безграмотность, но после неё прошло слишком много лет.
— Привет, Николай. Можешь не вставать при появлении представителя вышестоящего отделения.
Вильнёв поперхнулся, потом заржал.
— Наглец! Ну, что мне не удалось, может, городские сумеют. Как тебе у них?
— Тесно. Непонятно. Прикинь, запретили проставку за вливание в коллектив. Ладно, следователи. Как опера работают? У них же так — не нальёшь, не получишь «источник сообщает».
