— Примем все необходимые меры. Часто угнанные машины мы находим брошенными. Покатались — и кинули. Максимум вырвут магнитолу или стащат запаску.
— Да хрен с ней, с запаской. А вот магнитола хорошая, дорогая. «Гродно-302-стерео». Через знакомых на базе «Культторга» достал.
Егор пометил в протоколе допроса индивидуальные черты «шестёрки»: магнитолу, меховые чехлы, цветной плексигласовый набалдашник на кулисе переключения передач, после чего отбыл в РОВД.
— Мда, новобранец. Ты раскрываешь больше других. Но приносишь отделу глухарей ещё больше. Каждое твоё дежурство — трагедия для статистики. Три автомобильных кражи до трёх часов дня! Чемпион, ничего не скажешь, — саркастически отметил Сахарец. — Хоть вообще от дежурств освобождай.
— Есть! Рад стараться! За время, свободное от дежурств, успею больше!
Егор вытянулся по стойке «смирно», не слишком хорошо, он ни дня не служил в армии и даже военные сборы в университете профилонил.
— Не надейся! — Сахарец сунул в рот любимую вонючую беломорину, от которых в его кабинете пропахли, наверно, даже лампочки в потолочном светильнике. По крайней мере, покрылись копотью. — Будешь как все. И на Новый год дежуришь, на пару с Вильнёвым. Ты не женат пока?
— Женат. Но брак зарегистрируем в апреле. Рапорт подал, вы сами визировали.
— Сожительница — не жена. Свободен! Стой.
— Да?
— Из КГБ по твою душу звонили. Опять с ними шашни крутишь? — он протянул листок с шестизначным набором цифр.
— Если бы крутил, они бы знали, как вызвонить напрямую в кабинет, а не спускали через начальство.
Номер был не знаком. Точно не Селезнёва или Аркадия.
Егор поднялся к себе на третий этаж и, не снимая шинели, одеваемой редко, но осточертевшей даже за дни дежурств, когда приходилось её цеплять, принялся накручивать диск. Вильнёв, углубленный в свои бумажки, ненавязчиво кидал взгляды, заметив слегка нервное состояние питомца.
— Это КГБ? — с притворным энтузиазмом гаркнул Егор, как только звуки на том конце провода возвестили, что трубка снята.
— Управление по Минску и Минской области, — ответил начальственный бас. Наверняка телефонные разговоры после звонков левых граждан начинаются в иной последовательности и тональности.
— Мне этот телефон дали, сказали позвонить. Звоню.
Равнодушное выражение лица Вильнёва сменилось на заинтересованное. Воспитанник включил дурака в разговоре с комбинатом глубинного бурения? Что-то новое.
— Кто звонит?
— Егор меня зовут.
— Фамилия? — градус раздражения нарастал.
— Евстигнеев.
— Место работы?
— Знаете ли, дорогой товарищ майор, я совсем не уверен, что вы — правда из КГБ. Не буду же я вам раскрывать всего себя, тем более — по телефону и незащищённой линии. Советские граждане должны быть бдительными, враг подслушивает.
Вильнёв прыснул. Беззвучно.
— Та-ак… Судя по несерьёзному разговору, вы — из милиции. Первомайский РОВД?
— Нет. Да.
— Что значит «нет, да»⁈
Если бы телефонная линия проводила не только звуки, но и жидкости, из трубки наверняка брызнула бы слюна.
— Нет, не из милиции. Да, из Первомайского РОВД. Я — следователь. Моя служба не относится к милицейской.
Как-то он пытался объяснить одной из подруг, почему следователь — офицер милиции, но не милиционер. Похоже, гэбист отличался не большей понятливостью, чем молодая девица.
— Сами разбирайтесь в своём бардаке… Слушайте, Евстигнеев. Вы расследуете дело об угоне с улицы Седых, 12. Бежевая «волга» ГАЗ-24. Её нужно найти непременно! Дело на контроле в… Вы поняли.
— Не понял и не расследую. Материал сдан в дежурную часть. Начальник рассмотрит. Сменюсь с дежурства, отдохну сутки. Там, если мне распишут, посмотрю, что сделать.
Вильнёв, слышавший гундёж в трубку и с того конца провода, покрутил пальцем у виска: нафига дразнишь? Егор пожал плечами.
— Никаких послезавтра! Слышишь⁈ — тот перескочил на «ты». — Немедленно!
— Никак не получится. Я на дежурстве, езжу по вызовам. Завтра — законный выходной. Суббота и воскресенье. Вот с понедельника…
Последовала эмоциональная тирада с обещанием заставить всех рыть землю круглые сутки, потому что распустились, ну, ничего, попляшете… А также требование прибыть немедля по знакомому адресу на улицу Комсомольскую, у дежурного сказать, что вызван к Ковальчуку.
Милицейский начальник в подобной ситуации орал бы, этот издавал грозное, но негромкое рычание. Наверно, считал его зловещим.
— С удовольствием!
Пока топал вниз на этаж к Сахарцу, тот уже знал от Вильнёва об очередной выходке лейтенанта и в расстройстве запалил новый «Беломор».
— Ладно, своя голова не дорога. Нас зачем подставляешь? Два часа в твоём распоряжении. Я ведь должен другого следователя на вызовы отправлять. А у всех свои планы. Не мог поговорить с этим петухом по-человечески?
— А не будет по-человечески, — Егор опёрся кулаками о столешницу. — Читали? Вчера бывший Председатель КГБ Федорчук назначен на место Щёлокова. Мы с вами, товарищ капитан, теперь федорчукчи. Как бывший верховный гэбист относится к ментам? Как к прилипшим к подошве собачьим какашкам. И всем по вертикали спустится то же отношение. Если будем лебезить, сожрут нас с потрохами. Я насмотрелся на их шайку, когда участвовал в расследовании взрыва в гастрономе. Им только дай фас, указав на нас как на дичь…
— Уже указали. Ещё до смещения Щёлокова, — тихо возразил начальник отделения. — Если только себе жизнь сломаешь, это одно. Но не порть её всем нам. Прокуратуры и проверяющих из УВД — и без того выше крыши. Гэбня с твоей подачи меня вообще вгонит в инфаркт. Может, за речку попроситься?
— Если считаете, что в Первомайском РОВД хуже, чем будет в афганской мясорубке, то пробуйте. Постараюсь уложиться в два часа. Дольше тот придурок меня не выдержит.
Естественно, часть времени ушла на тупое высиживание в коридоре. Из вредности Егор не поменял шинель на штатское и в таком ментовском прикиде расхаживал взад-вперёд, надеясь не встретить здесь контрразведчиков Сазонова. Другие сотрудники минского управления смотрели на него… примерно как на гоя, забредшего в синагогу и уплетающего на глазах евреев свиную ветчину с салом. Спасибо, не били палками.
Пока время всё равно уходило впустую, думал об угонах.
Странно, что кражи машин — практически в одном районе. Даже та, что ушла из Советского, ожидала своей участи всего в нескольких сотнях метров от территории Первомайского. Если бы не тупое ожидание у дверей гэбешного хозяина жизни, начал бы с привычного: попросил бы оперов поднять все автоугоны за год по городу.
Для обычного вора даже одна машина — неплохо. Вариант раз: перебить номера и по липовым документам на самодельных номерах перегнать на солнечный Кавказ, где «ласточка» попадёт в очень заботливые руки новых владельцев.
«Гиви, слушай, да! Я новы „волга“ купил!» — «А какого цвета?» — «Прэдставь чистое синее небо над Кавказом. Преэдставил, да?» — «Представил!» — «Вот такого цвета. Только бэжевого».
Вариант два: в неком гараже машина разбирается до винтика, и все её кишочки, а также кузовные части разбредаются по другим гаражам, где предприимчивые белорусские умельцы наладили автосервис, успешно конкурирующий с государственным. Чуть дольше и хлопотнее, но навар выше.
Вариант три — взяли покататься — не годится. Зачем сразу четыре?
В любом случае гораздо безопаснее красть один автомобиль. На жалобные стенания потерпевших слетится столько милиции, что каждый последующий угон рискованнее прежнего. Зачем сразу автопарк? Да ещё кучно? Значит, имелась определённая общая цель, пока из внимания ускользнувшая.
Есть и четвёртый вариант, самый приятный, это если дела с разных районов объединят в одно и передадут расследование в город, избавив Первомайское следствие от хлопот. Лично его, Егора, избавив. Несчастному бывшему хозяину «шестёрки» с пижонскими меховыми чехлами на сиденьях — не полегчает.
Откровенно говоря, за неполный год пребывания в СССР «развитого социализма» так и не пришло до конца понимание, отчего народ так убивается из-за машин. Тем более, столь несовершенных и порой откровенно уродливых. В Москве XXI века купить новую машину несложно даже при среднем достатке, если брать в кредит, и не «Ладу-Гранту», а импортную марку, пусть российской сборки. В Советском Союзе достаточно подсуетиться — и проблема тоже решаема. В его случае деньги, достаточные для приобретения «пятёрки» и открытки на право её покупки, поступили с нескольких гастролей. Конечно, сидя на кухне, попивая пиво и изливая весь избыток энергии на критику партии, правительства и установленных ими порядков, много не отложишь. Но так везде: хочешь жить — умей вертеться. Наверно, всякие социальные блага, вроде бесплатного жилья после ожидания в очереди, породили в советских гражданах рефлекс иждивенчества. Подобные Кабушкиной, готовые проявить инициативу и не залезать в глубокий криминал, мелкие торговые художества — не в счёт, составляют меньшинство, презираемое большинством с примесью неприкрытой зависти.
