– Я просчитался, – сказал он, – ошибся в расчетах. Неверно рассчитал ход. Салинги оказались на волосок ближе, чем надо, к бортам, а гнезда уключин – слишком близко к корме. Она не смогла развернуться с такой же скоростью, как этот рыжебородый сукин сын, и он захватил нас без единого выстрела. Урок пошел мне на пользу, я погорел на своей же ошибке. Теперь такого бы не произошло, вот что я тебе скажу. Мои корабли обгоняют всех.

Следующие два года Леонардус провел прикованным к веслу и чуть не сошел с ума. Однажды он попытался покончить с собой во время оживленного морского боя, когда его судно вступило в бой не на жизнь, а на смерть с испанской галерой. Он стоял у весла, какой-то испанец решил пристрелить их капитана из аркебузы, но Леонардус бросился прямо на пулю. Хотел таким образом покончить со своими страданиями. Корабельных дел мастер очень сожалел о том, что случайно спас капитану жизнь, а сам отделался ранением в плечо. В ту зиму, когда он восстанавливал здоровье в Алжире, у него был шанс сбежать с весел, продемонстрировав свои навыки кораблестроения. Османский султан Сулейман провозгласил Барбароссу капудан-и-дерья, то есть адмиралом морей, поскольку был намерен отобрать у христиан контроль над Средиземным морем. Новый адмирал с радостью отдал Леонардуса в услужение Фаруку, у которого и сам покупал корабли.

Вскоре Леонардус понял, что его умения идут ему и на пользу, и во вред. Мастера-корабелы ценились на вес золота, а их дело было столь же таинственным и сокрытым от посторонних, как у колдунов. Его наверняка не лишат жизни, но и не отдадут за выкуп и не отпустят на свободу. Ему было суждено умереть рабом, строя корабли для заклятых врагов братьев во Христе.

– Лучше бы я умер на галерах, – вздохнул Леонардус.

После множества попыток побега на ночь его приковывали цепями в его жилище на верфях. Ему всегда приносили алкоголь, а четыре-пять раз в месяц стражники приводили ему какую-нибудь шлюху из города в знак признания ценности корабельных дел мастера.

– Что ж, – перебил его Нико, – а вот я планирую сбежать! Если хочешь, давай со мной!

– Уж не сомневайтесь, капитан, – рассмеялся Леонардус. – Смотри не подведи меня. Вечером поймешь почему. А пока нас с тобой ждет работа.

Леонардус командовал целой армией рабочих и, несмотря на количество потребляемого алкоголя, очень быстро перемещался из одного конца верфи в другой, пристально контролируя все до малейших подробностей. Верфь была огромная и оживленная, бригады занимались целым рядом разных задач. Сейчас на стропилах стояло пять галер разной степени готовности. Три галеры были совершенно новые: первая пока напоминала скелет огромной, выброшенной на берег рыбы. У второй был уже обшит корпус, вокруг нее суетились рабочие, сооружая судовые надстройки. Плотники забивали бронзовые гвозди и загоняли дюбели, а конопатчики затыкали стыки паклей – чесаной просмоленной пенькой. Другие рабочие покрывали корпус смесью смолы и нагретого воска, которая помогала судну скользить по воде, а также защищала от корабельного червя, который в противном случае мог превратить борта галеры в пчелиные соты.

– Когда под моим началом строились первые два корабля, я проследил, чтобы одно место на корпусе составом не покрыли, – обманул этих тупоголовых, и мы нанесли на доски цветной воск без добавления смолы. Черви сделали свое дело, и галеры пошли ко дну. Но потом Тургут-реис поймал меня на горячем. Только он достаточно умен, чтобы догадаться, что я сделал.

– А что они с тобой сделали? – спросил Нико.

Вместо ответа Леонардус снял ботинок: на ноге было только два пальца – большой и мизинец.

– На другой ноге так же, – сказал мастер. – Юсуф, этот волосатый засранец, который привел тебя ко мне, отрезал их, фаланга за фалангой. Резал тупым ножом, поэтому каждый палец у него занимал около двух дней. Потом сказал мне, что я смогу ходить, только если мои корабли будут плавать. Так что с тех пор я таких фокусов не вытворяю.

На верфи было еще два корабля – большие галеры, захваченные в бою у испанцев. Их не перевооружали и не ремонтировали, а полностью разбирали, а потом из этих же материалов строили новые корабли – меньше, легче и гораздо быстроходнее, как и любили корсары.

– И в этом, да падет кара Божия на их головы, они правы! – воскликнул Леонардус. – Только испанцам приходит в голову делать корабли такими же тяжеловесными, как их женщины. Зад у них широковат, но вот эта просто не сможет порадовать супруга, а другая – приведет к неминуемой гибели.

Все элементы корабля тщательно маркировались и сортировались, а потом доводились до желаемой формы и размера. При должном усердии и наличии дополнительных бревен из двух кораблей можно было сделать три. К Леонардусу то и дело подходили бригадиры, задавали вопросы о веслах, мачтах, корпусе и такелаже. Казалось, корабельных дел мастер знает ответ на любой вопрос. Он обладал непререкаемым авторитетом и острым глазом, был своеволен, легко выходил из себя и ругал подчиненных на четырех языках. Что-то привлекло его внимание в пильной яме, над которой на поперечных балках лежало огромное бревно. На дне ямы человек держал пилу за один конец, а другой наверху – за второй. Они пилили бревно, стараясь не отклоняться от линии, помеченной мелом с обоих концов. Нико распил показался идеальным, острые зубцы тяжелой пилы вгрызались в бревно, в яме стоял сладковатый запах опилок. Но Леонардус каким-то чудом сразу понял, что что-то идет не так, спрыгнул в яму и оттолкнул с дороги пилильщика.

– Hijo de puta![4] – взревел он. – Ты ослеп от оспы или просто тупой? Криво, не видишь, что ли?

При помощи стоявшего наверху пилильщика Леонардус вынул пилу из распила и поправил направление, немного сместив лезвие в сторону. Выбравшись из ямы, он приказал выпороть бригадира, который не заметил, что происходит.

– Но ты же и сам раб! – нахмурился Нико. – Как ты можешь наказывать такого же, как ты?

– Господи, да потому, что они строят мои корабли! Если ты плохо выполнишь свои обязанности, я прикажу и тебе нос отрезать!

– Но это же не твои корабли! Они принадлежат врагу!

– Твоя правда, – согласно кивнул Леонардус, – но я их строю. Тебе пока не понять, парень. В жизни каждого человека наступает момент, когда ему приходится выбирать между тем, что правильно, и тем, что помогает ему остаться в живых. К сожалению, первое и второе не всегда совпадают. Скажу тебе честно: я трус. С жизнью я готов расстаться в любой момент, но мне не нравится терять маленькие части себя. Поэтому я сделал выбор: строить прекрасные корабли, не терять больше пальцев на ногах и развлекаться со шлюхами, – заключил Леонардус и снова приложился к фляге.

Тем вечером Нико узнал, что имел в виду Леонардус, когда говорил, что ему не удастся сбежать. Всех рабочих заставили собраться в одном конце верфи у самого подножия холма. Леонардус стоял в первом ряду, Нико – рядом с ним. На холме возвышался одинокий кипарис, к которому крест-накрест приколотили две доски. Вскоре появился Юсуф в сопровождении троих стражников. Они вели закованного в цепи пленника. Цепи были такие короткие, что ему приходилось прыгать, чтобы не упасть. Около кипариса пленника заставили встать на колени.

– Что они будут делать? – прошептал Нико.

– Не они, – тихо отозвался Леонардус, – а Юсуф. Он слишком любит свое дело, чтобы позволить кому-нибудь другому сделать то, что собирается.

На верфи воцарилась зловещая тишина, и Юсуф принялся спокойно и методично избивать пленника. Не было слышно ничего, кроме хлестких ударов кожаной плетки о плоть и кости и душераздирающих воплей пленника. Юсуф работал тщательно, точно рассчитывая силу ударов, чтобы не убить пленника раньше времени и не дать ему потерять сознание. Когда он понял, что довел того до предела, стражники потащили пленника к кресту, подняли его за ноги и распяли вверх ногами. Нико смотрел на лицо мужчины, почти потерявшего человеческий облик. Его губы беззвучно шевелились в последней молитве.