Дрожащими пальцами Нико принялся расстегивать пуговицы. Послышался тихий шелест одежды, и он почувствовал, что она подошла совсем близко. Амира прикоснулась к его спине, и он вздрогнул.

– Мехмед суров с тобой, так?

Нико не знал, что ответить. Ему казалось, что Мехмед может подслушивать под дверью, да и какого-то положения он в этом доме пока не заработал.

– Я сам виноват, госпожа, – с трудом нашелся он. – Он потерял терпение, потому что я глуп, неотесан и медленно учусь местным порядкам.

– Такой ответ лишь доказывает, что ты куда умнее, чем притворяешься, – ответила она. – И все же сегодня Мехмеда можешь не бояться. Я попросила его оставить нас наедине. Возможно, я смогу помочь тебе и научить тебя тому, что любит наш господин. Но сначала надо позаботиться о твоей спине.

Амира окунула платок из тончайшего шелка в таз с водой и промокнула алеющие рубцы. Нико поморщился, но ее прикосновение дарило облегчение.

– Повернись, – закончив, сказала она.

Женщина стояла довольно близко. Нико посмотрел ей в глаза.

– Вижу, ты плакал, – произнесла она, и снова ее заботливый голос напомнил ему мать, снова она обращалась с ним как-то по-особенному. – У тебя глаза трепетной лани, – продолжила она, вытирая следы слез с его лица. – Ресницы длинные, как у девочки, – добавила она и рассмеялась, заметив, как напрягся Нико. – Не обижайся на добрые слова! Эти глаза послужат тебе верой и правдой, если ты научишься ими пользоваться.

Она погладила его по щеке и приподняла подбородок, так что ее губы оказались совсем рядом с его. Он чувствовал ее запах, ее дыхание и гулкое биение собственного сердца. В ее присутствии он ощущал невероятную неловкость. Предупреждение Иби звучало у него в ушах: опасно оставаться наедине с женой Эль-Хаджи Фарука. Но сейчас у него не было другого выбора, кроме как повиноваться ей.

– Я голодна, – сказала Амира, и Нико с облегчением начал подавать ей еду.

По ее просьбе он отрезал толстый кусок лепешки и намазал на него мед с помощью деревянной лопатки. Когда он передавал госпоже лепешку, она испачкала пальцы медом, неторопливо слизала его, а потом взяла его за руку. Окунула его пальцы в мед, а потом, к его удивлению, облизала его пальцы один за другим, медленно и ласково прикасаясь языком к его коже и продолжая смотреть ему в глаза. Нико было щекотно, но что-то подсказывало ему, что смех – не та реакция, которую она пыталась у него вызвать своим странным поведением. Он не очень понимал, что сделать, чтобы угодить ей, но потом взял ее руку и засунул пальцы себе в рот. Похоже, именно этого она и добивалась. Она долго не открывала глаза, и ему показалось, что она застонала.

– Я причинил вам боль, госпожа? – быстро отодвинулся он.

– Разве что боль удовольствия, – поняв, что он испугался, улыбнулась она. – Господину это понравится, – добавила она и отпустила его руку, села на подушки и жестом приказала ему сесть рядом. – Покажи мне свой фокус с запоминанием, – попросила она и начала называть имена своих дядей, теток, кузенов и кузин.

Нико безупречно повторил все сказанное, и она от восторга захлопала в ладоши. Читать Амира не умела, но знала наизусть несколько сур из Корана целиком. Чтобы выучить их, ей потребовалось несколько лет, но когда она процитировала несколько стихов, Нико повторил их слово в слово.

– Если бы ты не был таким невинным мальчиком, а эти слова не были бы священными, я бы сказала, что ты колдун, и приказала бы вырвать тебе язык!

Нико не сразу понял, шутит она или нет, но потом решил, что все же она говорит серьезно.

Около часа они развлекались такими играми, пока она не сказала, что ему пора уходить. Амира заметила, как жадно он смотрит на остатки лепешки, и дала ему большой кусок, окунув его в мед.

Мехмед поджидал Нико за дверью и сразу же выхватил лепешку у него из рук.

– Ты же знаешь, что тебе запрещено есть эту еду!

– Но мне дала госпожа!

– А я забираю! За свое непослушание ты будешь наказан: вечером останешься здесь и не пойдешь добывать еду! Если пожалуешься кому-нибудь, тебя опять высекут!

Однажды утром Юсуф сказал Нико, что, согласно указаниям Эль-Хаджи Фарука, настало время познакомить его с искусством кораблестроения. Верфи Фарука, самые большие на Варварийском берегу, строили галеры для корсаров или торговцев, способных заплатить за них.

– Что я там должен делать, хозяин? – спросил Нико.

– Смотреть в оба, – коротко ответил Юсуф.

Нико сначала даже не поверил, что ему так повезло и сегодня его ждет такая легкая работа. Обрадовавшись возможности провести день вдали от Мехмеда, он собирался узнать все, что можно узнать, а также поискать возможности побега.

Юсуф управлял верфями, сидя под навесом неподалеку от городских ворот, где бóльшую часть времени он занимался бумагами и записями. Настоящим хозяином верфей оказался корабельных дел мастер Леонардус. Юсуф вызвал мастера к себе и объяснил на искаженном мавританском диалекте, что от него требуется.

– Мальчика надо научить строительству галер, – сообщил он. – Он не должен отходить от тебя ни на шаг!

Леонардус оказался коренастым, энергичным мужчиной с густой седой бородой и черными как смоль волосами. Глаза слегка покраснели от алкоголя, но во взгляде была жестокость. Он бодро улыбнулся, слегка поклонился Юсуфу, а потом заговорил с пораженным Нико на мальтийском, чтобы Юсуф его не понял:

– У меня похмелье, и мне срочно нужна шлюха, а ты, жирный червяк, ты, вор, свинья и казнокрад, приводишь мне дурачка, чтобы я научил его строить корабли? Лучше бы привел мне пса, чтобы я научил его ходить под парусом! Думаешь, построить корабль проще, чем оприходовать сзади кого-то из твоих дружков, а? – А потом, сохраняя приветливое и вежливое выражение лица, Леонардус запросто перешел на местное наречие. – Для меня это великая честь и удовольствие, эфенди! – слегка поклонился он.

Юсуф помрачнел, когда Леонардус заговорил на мальтийском. Он явно подозревал, что содержание речи было оскорбительным, но проглотил обиду, презрительно кивнул и взмахом руки отослал их прочь.

– Я не дурачок! – с негодованием произнес Нико по-мальтийски, когда они отошли подальше.

Леонардус посмотрел на него с удивлением.

– Но ты же ребенок, разве нет? – улыбнулся он. – Хоть в чем-то я не ошибся. Святые титьки Пресвятой Девы, ты что, с Мальты?

– Из Биргу, господин.

– О яйца Иисуса, теперь нас тут двое! Остальные свинтусы – испанцы и французы, – махнул он рукой на работников верфи. – Они тупее, чем доски, которые таскают. А этого, – он махнул рукой в сторону навеса, под которым сидел Юсуф, – мать родила не через ту дырку! Однажды я перережу ему горло!

– Прошу прощения, господин, но разве не опасно говорить ему в лицо то, что вы сказали? А вдруг бы он понял?

– Этот рябой ублюдок – настоящий садист, но вот вместо мозгов у него сточные воды! Однажды он причинил мне боль, это правда, но его прóклятый Богом отец больше не позволит ему тронуть и волоска на моей голове. Я им слишком нужен. Они сами не умеют строить корабли так, как я. Моих секретов они не узнали и не узнают, Господом Богом клянусь! – провозгласил Леонардус, вытащил из-за пояса флягу и открыл ее. – В любом случае приятно встретить среди рабов соотечественника с нашего затерянного в море несчастного камешка, хотя у него еще борода и не выросла. – Он сделал большой глоток и передал флягу Нико.

Мальчик застыл в нерешительности, но ему очень хотелось доказать, что он чего-то стоит. Горло обожгло огнем. Он закашлялся и густо покраснел.

– Неплохо, парень! – рассмеялся Леонардус и хлопнул его по плечу. – Со мной не пропадешь! И глазом моргнуть не успеешь, как волосы на яйцах вырастут!

Весь день Нико хвостиком ходил за великаном-корабелом в восторге оттого, что с кем-то может поговорить на родном языке, к тому же Леонардуса не смущали его бесконечные вопросы. Леонардус тоже был рабом. Он служил матросом на мальтийском торговом судне, но, попав в Венецию, устроился там работать к Веттору Фаусто, известному корабельных дел мастеру, и трудился в гильдии плотников, а со временем и сам стал мастером. Казалось, ему обеспечено блестящее будущее. За неделю до свадьбы он вывел в пробное плавание первую галеру, построенную на собственной верфи, но у Сицилии судно захватил корсар Барбаросса.