Стелла смеется, и как кажется Клэр, больше от облегчения – она рада, что не испортила им весь вечер, пусть и ненамеренно. Скотти, покосившись на нее, поворачивается к Эйдену.

– А знаешь, что самое классное? – спрашивает он, и его улыбка становится еще шире. – Когда ты наконец свалишь, я смогу спокойно пригласить кое-кого на свидание. Может, она даже поможет мне съесть всю пиццу…

Эйден не сразу понимает, о ком речь, но, осознав, хмурится.

– Чувак, – говорит он, качая головой. – Я в последний раз предупреждаю тебя – даже близко не подходи к моей сестре!

И только Скотти считает это очень смешной шуткой. Для Эйдена же эта тема до сих пор как соль на рану. Любого напоминания о прошлогоднем весеннем бале, когда они с Клэр решили сбежать пораньше и наткнулись в темном коридоре на его лучшего друга, целовавшего его младшую сестру, достаточно, чтобы у него на виске начала колотиться жилка.

Эйден всегда стремится защитить Райли. Даже когда позже всплыла вся история – что его сестру бросил парень, с которым она пришла на бал, что Скотти проявил любезность и составил ей компанию, а потом одно повлекло за собой другое, – он по-прежнему был в ярости. После этого Эйден и Скотти не разговаривали несколько недель, хоть Клэр и пыталась наладить отношения между ними. И хотя их дружба в конце концов взяла верх – чему немало поспособствовали признание Райли в том, что это именно она захотела поцелуя, и клятвенные обещания Скотти, что этого больше никогда не повторится, – Эйден все еще воспринимает эту тему весьма болезненно.

Большинство нормальных людей старались бы обходить такие вещи в разговорах. Но не Скотти, который время от времени напоминает о том событии, видимо надеясь, что со временем это станет просто забавной ситуацией. Этого пока никак не происходит.

– Слишком рано, – говорит Клэр, бросая в него скомканной в шарик салфеткой.

Стелла же смотрит на него через стол взглядом, в котором явственно читается: «Перестань вести себя как идиот!»

Улыбка Скотти гаснет, и он пожимает плечами.

– Ладно, ладно, – поднимая руки вверх, говорит он Эйдену. – Я просто пошутил. Клянусь, твоя сестра под запретом.

– И у тебя все равно не было бы шансов, – ворчит Эйден, скрещивая руки на груди.

– Эй! – восклицает Скотти и поднимает на друга глаза после неудачной попытки сдуть обертку с соломинки. – Я настоящее сокровище!

Стелла тут же начинает так смеяться, что в итоге заходится кашлем. Она несколько раз стучит по груди, а лицо Скотти снова мрачнеет.

– Что? – с вызовом спрашивает он у Стеллы. – Ты считаешь меня придурком, который даже не смог поступить в настоящий колледж?

– Нет, – твердо отвечает подруга. – Я считаю тебя придурком, у которого язык как помело и чрезмерная самоуверенность.

Эти двое снова начинают препираться, и Клэр переводит взгляд на Эйдена, который обычно выступает судьей в их спорах. Но сейчас он просто наблюдает за друзьями с непроницаемым выражением лица, чуть склонив голову набок. Клэр ловит его взгляд, и он слабо улыбается ей, но заметно, что какая-то его часть тайно наслаждается перепалкой. Это то, чего он ждал от сегодняшнего вечера – чего-то обычного. Чего-то легкомысленного, дурацкого и бестолкового. Чего-то, что не будет казаться концом.

– У меня гениальная идея! – объявляет Клэр, и Скотти со Стеллой поворачиваются к ней с таким видом, словно забыли, что кроме них здесь еще кто-то есть. – Давайте поиграем в молчанку.

– Я сдаюсь, – пожимая плечами, говорит Скотти.

– Еще бы! – подначивает его Стелла, и они вновь погружаются в водоворот взаимных колкостей и споров.

Клэр откидывается на спинку стула и обводит взглядом маленький ресторанчик, освещенный теплым желтым светом. Невозможно сосчитать, сколько вечеров начиналось или заканчивалось здесь, сколько из них проходили по одному и тому же сценарию. Она позволяет себе окунуться в воспоминания: писк игровых автоматов, немелодичное пение девчонок за столиком в углу, запах чеснока и сыра, красный (настолько яркий, что режет глаза) отблеск флуоресцентной вывески в темном стекле окна.

Когда она поворачивается к Эйдену, он улыбается ей.

– Привет, – говорит он и наклоняется, чтобы нежно толкнуть ее плечо своим.

– Привет, – тихо отвечает Клэр, и ее голос почти тонет в шуме зала, в шуме, который больше уже не будет принадлежать им. Но Эйден все равно слышит ее.

– Ты можешь передать пармезан?

Она берет сыр и протягивает ему с легкой улыбкой. Но позже, когда никто не видит, когда пицца съедена и никто не помнит про шейкер с сыром, Клэр просто не в силах сдержаться – она снова берет его и прячет в свою сумочку.

Компания выходит на улицу. Небо уже стало темно-розовым, превратив деревья, фонарные столбы и двускатную крышу железнодорожного вокзала в таинственные силуэты. Все вместе друзья идут к машине Эйдена, припаркованной на углу улицы, и, остановившись у капота, как было тысячи раз до этого, решают, куда поехать и чем заняться дальше.

Только вот раньше их всегда было больше и они громко спорили. Но за последние пару недель все остальные друзья разъехались в разные концы страны, и теперь их маленький пригород Чикаго был словно центр колеса, от которого в разные стороны расходились спицы. Кэролайн уехала в Техас, Уилл – в Огайо, Элизабет – в Северную Каролину. Джорджия еще сто лет назад отправилась в специальный поход для первокурсников к северу от Нью-Йорка, а близнецы Люсия и Матео поехали на машине в Стэнфорд, чтобы успеть посмотреть по дороге достопримечательности. А на этой неделе, когда начался учебный год в Университете штата Иллинойс, они потеряли и остальных – их друзья разом переселились южнее.

– Странно как-то, да? – спрашивает Клэр, засовывая руки в карманы.

Стелла кивает, неподвижно глядя на асфальт.

– «И стало их четыре…»[5] – цитирует она, и все погружаются в молчание.

Сумерки еще не сменила ночная темнота, но вдруг вспыхивают фонари, отбрасывая на тротуар длинные тени.

Скотти наконец решает заговорить:

– Ну так что, каков план?

– Ничего интересного, – говорит Стелла, вытаскивая из сумочки телефон и пролистывая сообщения. – Почти все уже уехали. Но, похоже, Энди Кимбалл собирает у себя народ чуть позже вечером. А Майк Пачтлер и еще кое-кто из парней собираются в боулинг. Говорят, если мы хотим, можем пересечься с ними.

– А на худой конец, мы всегда можем потусоваться у меня на заднем дворе, – говорит Скотти. – Так, ради смены обстановки.

– У тебя есть задний двор? – в притворном удивлении спрашивает Клэр. Ведь этим летом они почти каждый вечер проводили там, поедая под звездным небом испеченное его мамой печенье.

– Если честно, – говорит Эйден, хлопнув по капоту, чтобы все посмотрели на него, – мне кажется, будет лучше, если каждый из нас пойдет куда захочет.

Скотти, помрачнев, смотрит на лучшего друга:

– Так что… все?

– Вот-вот, а как же «провести время с друзьями»? – нахмурившись, спрашивает Стелла у Клэр. – Или ты собираешься в нашу последнюю ночь оставить меня одну с этим клоуном?

– Нет, – быстро отвечает Клэр, заглушая протесты Скотти. – Мы ненадолго. Просто нам еще надо… немного поговорить. Но мы обязательно еще встретимся сегодня с вами, ребята.

– Точно, – поддакивает Эйден. – Только заедем в пару мест.

Стелла смеется:

– Дай угадаю! Клэр составила список!

– Клэр составила список, – соглашается с улыбкой Эйден.

– За и против?

– Нет, скорее это план сегодняшнего вечера.

– Эй! – хмурясь, восклицает Клэр. – А как еще нам все выяснить?

Скотти закатывает глаза:

– Ну да, вы ведь не знали, что поедете учиться в колледж. Это произошло так внезапно!

– Дело не в этом, – говорит Клэр и смотрит на Эйдена. Они встречаются взглядами, и он тут же улыбается. Эту улыбку она любит больше всего – это как рефлекс, автоматическая реакция, от которой не удержаться и которая происходит лишь тогда, когда он смотрит на нее.