Когда Стэн позвонил в консульство, мистера Гудпастора на месте не было, но его пожилую секретаршу новость потрясла.

– О Стэнли! Опять этот ужасный Гнев! Как я тебе сочувствую! Твой отец был… гм… очень хорошим человеком.

Стэн знал, что в общепринятом смысле это справедливо лишь отчасти. Его отец был добрым, мягкосердечным, великодушным и очень ненадежным пьяницей, и работу в консульстве ему предоставили единственно по той причине, что он американец, а американцу не пристало наниматься к туркам. И когда Стэн почтительно спросил, не осталось ли каких-нибудь невыплаченных отцу сумм, секретарша была сама тактичность.

– Боюсь, что нет, Стэнли. Ты знаешь, я отправляю все чеки от имени мистера Гудпастора. И уверена, что ничего не осталось. На самом деле, – смущенно добавила она, – боюсь, что все наоборот. Видишь ли, твой отец недавно получил несколько чеков авансом, так что превысил свой кредит. Но не волнуйся, дорогой. Я уверена, никто с тебя не спросит.

Для Стэна ее слова не стали новостью: он знал, что отец хронически нуждался в деньгах. Тем не менее это обострило его проблемы. Американцы, возможно, и не потребуют с него денег, но мистер Озден определенно потребует. Уже потребовал. И сделает все, чтобы эти деньги получить. Когда в последний раз из их дома выселили за неуплату жильца, мистер Озден забрал себе все его вещи до последней нитки, чтобы продать их и покрыть долг.

Последнее соображение заставило Стэна оценивающе осмотреть крошечную квартиру. Мебель не в счет, потому что принадлежит мистеру Оздену. То же с постельным бельем и кухонной утварью. Скудный гардероб отца, конечно, заберут. Древний проигрыватель Стэна и стопка записей американского джаза, его собрание космических приключений – для бодрствования и для сна, его учебники, небольшое количество еды на полках… то, что можно выручить за все про все, вряд ли покроет долг. Единственная относительно ценная вещь – музыкальные инструменты: видавшая виды труба и барабаны. Конечно, на барабаны мистер Озден не имеет права, поскольку они не принадлежат Стэну. Их принес его друг Тан Кусмероглу, когда его родители заявили, что больше не потерпят музыки в своем доме.

Относительно этих вещей можно кое-что предпринять. Когда Стэн позвонил, ответила мать Тана. Услышав новость, она заплакала. Прошло немало времени, прежде чем миссис Кусмероглу сообщила Стэну, что Олтана нет дома. Он на работе, но она передаст ему печальную новость, и если они могут чем-нибудь помочь…

Поговорив с миссис Кусмероглу, Стэн посмотрел на часы. У него оставалось достаточно времени до похода в морг, поэтому он отдернул занавеску, за которой спал, – лечь в постель отца он был еще не готов, – и лег: вдруг захочется поплакать еще.

Но он не плакал. Он мгновенно уснул, что принесло ему гораздо больше пользы. Несколько часов спустя его разбудил Тан Кусмероглу. Стэн услышал крик муэдзина, с маленького минарета на углу призывавшего правоверных к молитве. Но возбужденный голос Тана почти заглушил этот крик. Тан тряс Стэна, пытаясь его разбудить.

– Давай, Стэн, проснись! Старый пердун на молитве, а я занял у босса фургон. Лучшего времени, чтобы вынести наше добро, не будет!

Это означало, что у них в лучшем случае есть десять минут. Стэн не стал спорить. Чтобы загрузить в фургон трубу, барабаны, драгоценные музыкальные диски и кое-какую мелочь, потребовалось даже меньше времени. Они уже отъезжали, когда Стэн вспомнил.

– Мне нужно в морг, – сказал он.

Тан оторвал взгляд от туристического автобуса перед ними и грузовика, который пытался подрезать их сбоку, – оторвал ровно настолько, чтобы искоса посмотреть на Стэна. У него было необычное выражение – сочувственное и одновременно слегка возбужденное, словно он задумал какое-то новое приключение.

– Я об этом думал, – провозгласил он. – Тебе не нужно туда идти.

– Но я должен опознать тело отца, так что придется.

– Нет, не придется. Что с тобой сделают, если ты не придешь? Ведь тебя заставят платить за погребение, а как ты это сделаешь? Никак. Не показывайся там.

Стэн просто спросил:

– Куда же мне деваться?

– К нам, придурок! Можешь пожить в моей комнате. Или, – с улыбкой добавил он, – в комнате моей сестры. Если предпочитаешь. Но сначала тебе нужно будет на ней жениться.

Все в семье Кусмероглу работали. Мистер Кусмероглу был младшим бухгалтером на фабрике, производившей на экспорт машины по корейской лицензии. Тан доставлял заказы из скобяной лавки. Его шестнадцатилетняя сестра Наслан работала в кондитерской одного из больших отелей на берегу Босфора. Даже миссис Кусмероглу работала на дому, собирала из бусин браслеты, на которых написаны стихи из Корана, – для продажи туристам, – когда не варила, не стирала и не чинила одежду всех членов семьи. Но Стэну не нужно было объяснять, что они, как ни старались, едва сводили концы с концами, а это означало только простейшую Базовую Медицину и постоянный страх перед будущим. Теперь закончить школу Стэну стало так же невозможно, как и Тану. И невозможно было долго жить за счет Кусмероглу.

Следовало найти способ зарабатывать.

Но это нелегко. На постоянную работу Стэн рассчитывать не мог, даже если бы она была: по турецким законам, он незарегистрированная личность. Конечно, он не один такой. В нищем Стамбуле таких миллионы. И вряд ли власти станут тратить время на его поиски – конечно, если он не даст маху и не угодит в какие-нибудь официальные сводки.

Однако в его положении есть и плюсы. Хорошо, что сейчас только начало весны, которая еще не скоро станет летом. Это означает, что обычное двадцатипятимиллионное, в основном нищее население с каждой неделей вырастает на два или три, а может, даже на пять миллионов туристов. Людей, которые по определению располагают деньгами и стараются потратить их на виды Стамбула, на еду, сувениры и жителей города.

– Ты можешь стать гидом, – провозгласил за обедом мистер Кусмероглу. – Ты бегло говоришь по-английски и по-турецки, Стэнли. У тебя хорошо получится.

– Гидом, – повторил Стэн. Из вежливости повторил с благодарностью, но в глубине души посомневался.

– Конечно, гидом, – одобрительно подхватил Тан. – Отец прав. Ты знаешь о Стамбуле все, что необходимо. Помнишь всю скучную историю, которую нам вбивали в голову в школе? Просто забудь об Оттоманском периоде и сосредоточься на Византии. Туристы хотят слышать только об этом. К тому же можно взять в библиотеке путеводитель.

Стэн сразу упомянул самое существенное затруднение:

– Но я не могу получить лицензию гида. Полиция…

– Тебя не потревожит, – решительно сказала мать Тана. – Держись только Топкапи и Большого Базара. Когда увидишь американцев, которые путешествуют самостоятельно, не в группе, по-дружески предложи им что-нибудь рассказать. Скажи, что ты американец и учишься здесь, – это ведь почти правда, верно? А если полицейские начнут задавать вопросы, говори с ними только по-английски, объясни, что ищешь родителей, у которых твои документы. У тебя светлые волосы, голубые глаза – к тебе не станут привязываться.

– Но он одет не как американец, – вставила Наслан.

Мать задумчиво поджала губы, потом улыбнулась.

– Пожалуй, с этим мы справимся. Мы с тобой, Наслан, сошьем ему одежду. Тебе все равно пора научиться шить.

Бесконечные запасы вещей, забытых посетителями в отеле, где работала Наслан, составили основу, а женщины Кусмероглу эти вещи подогнали. Стэн стал образцовым американским студентом в туристической поездке: яркие цветные брюки, грязноватые кроссовки, бейсболка с эмблемой далласских «Доджеров» и футболка, на которой спереди написано «Врата или разорение», а сзади – «Я разорен». Толпы туристов оказались вполне пригодными для доения. Больше того. Американцы, на которых он сосредоточил свое внимание, все были при деньгах и, казалось, не знали, на что их потратить. Например, пожилую супружескую пару из Ривердейла, штат Нью-Йорк, так поразили огромные номиналы турецкой валюты, что Стэн, который помог им найти чистый туалет, получил в благодарность банкноту в миллиард лир, когда миллион или два было бы верхом щедрости. А когда Стэн указал на ошибку, престарелые супруги настояли на том, чтобы он взял эти деньги в награду за честность. Так что за первую же неделю Стэн заработал больше Тана и почти столько же, сколько Наслан в своем отеле. Он попытался отдать все это миссис Кусмероглу, но та взяла только половину.