Я рассказал ему свою историю, а потом задал ему такой же вопрос. Он пожал мышцами живота.

– Мое органическое тело пришло в негодность, – сказал он. – Настало время стать сохраненным разумом, и я предпочел проделать это дома. А как вы? Вам здесь хорошо?

– А вам?

Он сделал ладонью жест, означающий несущественность вопроса.

– Мы, хичи, всегда знаем, что нас ждет жизнь после смерти, жизнь, полная размышлений и служения. И готовы к этому. – Он помолчал. Мышцы его лица напряглись, потом снова расслабились. – Ну, хорошо, Марк, – сказал он, – достаточно, как вы говорите, церемоний вступления. Догадываетесь, зачем я хотел вас видеть?

Я осторожно ответил:

– Полагаю, это имеет отношение к системе безопасности, которую я начал создавать.

Хичи не смеются, но Термослой издал легкий икающий звук, близкий к смеху.

– Вовсе нет. Конечно, ваша подготовка к установке такой системы дала мне возможность понять, что вы здесь, но причина, по которой я вас пригласил, совсем иная. Вы знаете, кто такой Альберт Эйнштейн?

Я понимал, что он спрашивает не о древнем ученом-человеке с таким именем.

– Конечно. Искусственный интеллект. Одно время был всего лишь корабельным мозгом Робинетта Броудхеда, но теперь как будто существует как самостоятельная личность.

– Совершенно верно. Больше того. Альберт создал для особых случаев несколько независимо функционирующих подсистем. Одна из таких подсистем – индивид по имени Зигфрид фон Психоаналитик – оказалась весьма полезна при лечении людей, страдавших душевными болезнями во время работы на вашем астероиде Врата…

– Интересно, – сказал я. Я помнил, что Термослой всегда любил поговорить. – Так что с этим Альбертом?

– Да. Альберта в Ядре нет, но он послал сообщение Зигфриду фон Психоаналитику, а тот передал его мне. Его тревожит некая человеческая личность – теперь это сохраненный разум – по имени Вэн Энрике Сантос-Смит. Я знаю, что некогда вы встречались с этим человеком. Можете что-нибудь рассказать мне о нем?

У меня не было причин скрывать, поэтому я рассказал ему о путешествии к планете Арабелла – моем, Гарри и резервуара, полного Врагов. Он внимательно выслушал, потом поджал свои тонкие губы хичи.

– Альберт знает об этом? – спросил он.

– Не знаю. Мне кажется, Альберт знает очень многое, – ответил я, – но, возможно, стоит послать ему эти данные.

Он наклонил черепообразную голову.

– Если не возражаете, я сам это сделаю, сообщив доктору фон Психоаналитику. Обычно он находится в постоянном контакте с органической человеческой личностью Джель-Кларой Мойнлин. Когда-то она представляла сексуальный, хотя и не репродуктивный интерес для самого Робинетта Броудхеда, а совсем в другое время – и для этого Вэна.

– Сексуальные отношения органических существ бывают такими запутанными, – заметил я.

– Поистине. Корабельный мозг Клары тоже будет информирован.

– Да, Гипатия. Мне приходилось с ней разговаривать. Весьма деятельная особа.

– Да, – рассеянно согласился он. Казалось, он ведет какой-то сложный внутренний диалог, выражение его лица постепенно менялось от вежливого любопытства к озабоченности – и даже к тревоге.

Я не хотел отнимать у Термослоя время, нужное для решения его внутренних проблем.

– Вас что-то беспокоит?

Он покачал головой.

– Ах, Марк, от вас ничего не скроешь. Скажите, помните ли вы необычное поведение звезды во внешней галактике, той самой, которую вы называете Фомальгаут?

– Фомальгаут, – повторил я – не для того, чтобы, как органические существа, выиграть время и подтолкнуть память, но примерно с той же целью – обращаясь к тем разделам моей памяти, которые нечасто бывают нужны в повседневной работе. – Конечно. Звезда, которая несколько дней – то есть несколько сотен внешних лет – назад стала сверхновой.

– Совершенно верно, – с горечью подтвердил Термослой. – Однако, Марк, это не обычная сверхновая. Ее взрыв вызван посторонним вмешательством.

Тут он замолчал и встревоженно посмотрел на меня, как будто ждал, что я спрошу, о каком вмешательстве он говорит. Но я не спросил. Все части головоломки встали на место. Я понял.

– Термослой, – сказал я, – когда мы проникли в крепость Вэна на Арабелле, он первым делом спросил меня, знаю ли я, как взорвать звезду. Поэтому, вернувшись, я спросил Тора Метателя Молота. Тор ответил, что слышал, будто вы, хичи, работаете в этом направлении, но ваша установка, кажется, еще не действует.

Это произвело впечатление на Термослоя. Мышцы его живота дернулись и напряглись.

– Да, – печально сказал он, – тогда она не была готова. Но сейчас готова и действует. – На этот раз он даже вздохнул – доказывая, как хорошо овладел манерой людей вести разговор. – Это устройство – вариант разрушителя порядка, который мы использовали для проникновения в черные дыры. Ликвидируя гравитацию звезды, он заставляет саму звезду распадаться. Понимаете, – взволнованно продолжал он, – установку вовсе не предполагалось применять к звездам, особенно когда поблизости есть населенные планеты. Вы ведь помните, где живет Враг?

– Конечно. В Кугельблице. Большая часть моего существования прошла на расстоянии нескольких сотен единиц от этого Кугельблица, на Колесе.

Он оскалил зубы в знак согласия.

– Для этого и предназначался Большой Разрушитель. Он должен был уничтожить гравитацию, которая сдерживает Кугельблиц, и тем самым заставить Врага разлететься по пространству в виде разреженного дисперсного облака обособленных частиц. Утратив единство, они бы не представляли угрозы.

Идея привела меня в восторг, но я сказал только:

– Но оружие никогда не применялось.

– Никогда. Даже против Врага. Мы мирный народ. Мы не стремимся к уничтожению разумной жизни… любой жизни. К тому же, – добавил он, – установка все равно не была готова.

– До взрыва Фомальгаута, – подсказал я.

– Да, до взрыва Фомальгаута. Когда она была готова, кто-то решил ее испытать, и она сработала превосходно. Понимаете, – продолжил он, окончательно впадая в лекторский тон, – когда уничтожается гравитация звезды, прежде всего взрывается невероятно плотный центр, который постоянно находится под очень высоким давлением. Но это еще не все. Согласно оценкам лучших сохраненных разумов, детонация одной звезды в пределах Ядра вызовет потери от десяти до сорока четырех миллионов жизней, причем еще от тридцати до двухсот миллионов серьезно пострадают как физически, так и от вреда, причиненного окружающей среде. Причина в том – как вы, несомненно, знаете, – добавил он, нисколько не снижая темпа, – что цепная реакция, которая служит источником светового излучения звезды, происходит именно в центре. Энергия, произведенная здесь в форме фотонов, не сразу высвобождается в космос. Внутренность звезды очень плотная. Каждый фотон на своем пути к поверхности отражается множество раз. – Он помолчал, чтобы усилить эффект. – На то, чтобы добраться до поверхности, ему требуются миллионы лет.

– О, – сказал я, начиная понимать. Но он продолжил:

– Это, конечно, означает, что разлетевшаяся звезда мгновенно высвобождает все фотоны: и те, что добрались до поверхности, и те, что только еще возникают в центре, и все те, что находятся посередине. Это означает, – он несколько мгновений помолчал, как будто подсчитывал в уме, – что энергия, рассчитанная на высвобождение в течение нескольких миллионов лет, выделится в течение двух-трех часов. Понимаете, Марк? Эта энергия, вероятно, разрушит несколько соседних звездных систем. Ущерб распространится до самой дальней периферии Ядра.

Я пытался не показать своего замешательства.

– Спасибо, – ответил я и решил в ближайшее же время заняться курсом звездной динамики.

Тут он одарил меня самым близким подобием улыбки, на какую только способен хичи.

– Но, конечно, – с довольным видом продолжил он, – мы не знаем, есть ли у Вэна в распоряжении такая установка. Мы даже не знаем, направляется ли он к нам. И умеет ли он применять установку: ведь все-таки в прошлом он органическое существо.