В толпе людей раздались женские крики и детский плач. Обвиняемые покаялись и поклялись соблюдать законы ислама. В таких случаях мусульмане обычно проявляли милосердие. Но только не сегодня. Суровый судья не собирался щадить тех, кто обагрил свои руки кровью его единоверцев. Стефан стоял тут же, в толпе воинов. После боя в лагере он стал почти своим, и даже получил долю в добыче. Его одобрительно похлопывали по плечу, не забывая пошутить насчет глубоко спрятанных яиц. Каждый из воинов считал, что именно он придумал эту шутку первым и веселился, как ребенок. Впрочем, свирепые бойцы и так напоминали детей, ведь они, с точки зрения дворцового чиновника, были необыкновенно просты и доверчивы.

— Ты! Ты! Ты! И ты! — по знаку Халида вытащили четырех приговоренных. — Вы забили мусульманина камнями. И вас самих ждет та же участь. — Он отдал команду. — Приступайте!

Толпа вздрогнула, когда взгляд эмира мусульман обратился на нее.

— Чего смотрите на меня, как бараны? — рыкнул он. — Вы поклялись, что являетесь добрыми мусульманами, так исполняйте закон или становитесь с ними рядом. Ну! Или вы тоже отступники?

Люди несмело подбирали камни с земли и стояли, пряча друг от друга глаза. По короткой команде эмира камни полетели в приговоренных. Сначала несмело, падая у ног казнимых, но после зуботычин, которые щедро раздали воины, камни полетели густо и в полную силу. Бросали камни даже соседи и родня, пораженные ужасом в самое сердце. Через несколько минут забитые по полусмерти отступники были оставлены умирать на земле.

— Та-а-ак! — удовлетворенный Халид ибн аль-Валид снова подошел к пленникам. — Вы трое сожгли двух мусульман заживо! Да воздастся вам той же мерой!

Столбы, обложенные сухими ветками, были уже готовы, и упирающихся пленников подтащили к ним и привязали крепко-накрепко. Страх в их глазах уступил место обреченности. Они уже не надеялись ни на что, только издали дикий крик, когда пламя стало облизывать их ноги. А правосудие все продолжалось, и закончилось лишь тогда, когда пятерых расстреляли из луков, и еще десяток бросили со скалы. Эти люди умерли так же, как и мусульмане, казненные ими.

— Добрые люди! — Халид повернулся к жителям городка. — Правосудие свершилось. Вы все правоверные мусульмане, а потому находитесь под защитой закона. Ни одну женщину не тронут, и ни в один дом не войдут. Ваше имущество и ваши жизни в безопасности. Мир вам! Можете идти домой! Славьте Бога и нашего Пророка, да благословит его Аллах и приветствует!

Жители, которых все еще трясло от пережитого ужаса, разбрелись по своим домам, а Халид повернулся к Стефану, который стоял неподалеку.

— Мы уходим в Ирак. Халиф повелел нам взять Хиру(1). Ты пойдешь с нами или останешься здесь?

— Пойду, — пожал плечами Стефан. — Мне не добраться до Медины самостоятельно. С тобой, Халид, мне как-то спокойнее. Ну, почти всегда… Да и брата моего тут все равно нет. Может быть, он на севере?

— Да, мы пройдем через земли бану Тамим, — кивнул Халид. — Я разошлю гонцов и, если он там, мы его найдем.

— Скажи, почему вы решили напасть на персов? — полюбопытствовал Стефан.

— Сам халиф дал мне такой приказ, — пожал плечами Халид. — Я сегодня пообещал воинам, что со мной пойдут только добровольцы.

— И сколько же у тебя осталось людей? — полюбопытствовал Стефан.

— Две тысячи человек, — спокойно ответил Халид. — Остальные отправятся домой. Удивлен, что ты тоже решил пойти с нами! Ты настоящий храбрец! Вот никогда бы не подумал!

— Мне послышалось? — ошеломленно спросил Стефан, до которого, наконец, дошло, куда он только что вляпался. — Ты что, хочешь с двумя тысячами бойцов напасть на войско шахиншаха Ездигерда?

— Это же мои лучшие воины! — пояснил полководец. — Ну, и халиф прислал мне подкрепление. Сам Аль-Каака ибн Амр ат-Тамими прибыл вчера.

— Отлично! А сколько воинов он привел с собой? — оживился Стефан, перед которым забрезжила робкая надежда дожить до старости.

— Нисколько, — недоумевающе посмотрел на него Халид. — А зачем? Это же аль-Каака! Светлейший халиф Абу-Бакр ас-Сиддик как-то раз сказал о нем: «Войско, в котором есть подобный ему, непобедимо». Успокойся, все будет хорошо! Ты просто не знаешь этого парня, он настоящий зверь(2).

— Сигурд! — простонал Стефан, и с мученическим видом поднял очи к небесам. — Прости меня, дружище! Ведь я всегда считал, что ты самый ненормальный человек на свете! Как же я ошибался! Да по сравнению с ними ты сама осторожность! Ведь у этих ребят и вовсе мозги набекрень!

1 Хира — древний город на левом берегу Евфрата, бывшая столица арабского царства Лахмидов, вассального персам. В описываемое время эта арабская автономия была ликвидирована и управлялась персидскими чиновниками.

2 Исторический факт. Халиф Абу Бакр послал на помощь Халиду ибн аль-Валиду только одного воина, Аль-Кааку ибн Амра. Остальное войско набирали по дороге из племен северо-востока Аравии. Изначально Халид пошел в поход на Персию, имея всего две тысячи воинов.

Март 633 года. Александрия.

Вацлав сошел на твердую землю, слегка покачиваясь с непривычки. Неждан и Яромир сошли следом за ним, как и Коста, который с любопытством оглядывался вокруг. Они были в пути без малого месяц. Купеческий кораблик пробирался вдоль берега, зайдя попутно на острова Хиос и Родос, а потом в Кесарию Палестинскую. Там Вацлав встретился с Ицхаком и познакомил его с Костой, который плыл с ним в Египет, к новому месту службы. Им еще вести вместе дела, они должны знать друг друга. От Стефана новостей больше не было. Он был где-то в Аравии, а там бушевала война, отголоски которой чувствовались даже в Палестине. Уже не раз и не два в погоне за своими врагами к южным городам имперской провинции подходили отряды мусульман на верблюдах и конях, грабили посады и уходили в свои пески. Проконсул Тигран скрипел зубами, но ничего сделать не мог. У него попросту не было сил, чтобы перекрыть всю границу. Кесария не впечатлила Вацлава вовсе. Обычный городок со следами недавней войны и легким намеком на былое великолепие. Невысокие стены и ленивая стража со скверным оружием вызвали у него понимающую усмешку. Здесь стояли лимитанты, пограничные части, на содержание которых никогда не хватало денег. Они получали в разы меньше, чем красавцы схоларии, охранявшие императорский выезд. И служил в этих частях, как правило, всякий сброд, плохо обученный и вооруженный. В Кесарии они пробыли два дня, и снова сели на опостылевший корабль. Три дня, и они у цели. Эта убогая лоханка едва плелась.

В пору расцвета, при императоре Траяне, в Александрии жило полмиллиона человек. Но вот только расцвет ее давно миновал. Сейчас здесь жила едва ли десятая часть от прежнего числа жителей, и все равно этот город был одним из крупнейших в мире. Грандиозный маяк, построенный первыми Птолемеями, изумлял своими размерами непривычных людей. И даже огромная статуя Посейдона, которая венчала его, все еще была на своем месте. Никому и в голову не пришло покуситься на нее. Александрия явно знавала лучшие времена, ведь она пережила и взятие города императором Аврелианом, срывшим городские стены, и религиозные столкновения, в результате которых был разгромлен огромный иудейский квартал и Серапеум, мировой центр учености, и грандиозный пожар 536 года. Персидская оккупация довершила несчастья великого города. Александрия съежилась, а ее новые стены отсекли восточные кварталы, которые теперь по большей части представляли собой руины, застарелые пепелища и убогие лачуги бедняков. Вся крупная торговля Империи постепенно уходила в Константинополь, а столица Египта понемногу превращалась в сонное захолустье, чьи гавани мелели и затягивались илом. Лишь центральные улицы, что были шириной в сотню шагов, все еще изумляли приезжих. А вот общественные здания вдоль них были в довольно жалком состоянии. Город, в котором во времена Адриана и Марка Аврелия насчитывалось пятьдесят тысяч жилых строений и полторы тысячи бань, теперь был бледной тенью самого себя. Он так и продолжит чахнуть, мучимый постоянными землетрясениями, пока Наполеон не увидит на его месте селение, вмещавшее в своих жалких стенах шесть тысяч человек.