Из ствола сифонофора с гулом вылетела отвратно воняющая керосином струя, которая, пройдя через трут, вспыхнула и уже дальше полетела веселой огненной дугой. Полетела недалеко, всего-то шагов на двадцать, где и спалила соломенное чучело, приготовленное специально для этой цели. Капли горючей жидкости, попавшие на мокрую после дождика траву, уж гасли, оставив на месте падения плешивую черную дорожку от самого огнемета до мишени. Огнесмесь быстро потухла, а в безветренном воздухе стояла густая, словно пригоревшая каша, керосиновая вонь.

Результат испытаний был весьма спорным, ведь Самослав представлял себе это все совсем иначе. Греческий огонь, про который он читал когда-то бесконечно давно, прилипал к любой поверхности, горел на воде и его метали куда дальше. Впрочем, тут был совсем не греческий огонь, который, как известно, содержал нефть, серу, масло и канифоль, а нечто совсем иное, ничуть не похожее на напалм древности.

— Вот! — мастера сияли, словно новые полтинники, а Горан, который стоял неподалеку, был слегка бледен. Ему, язычнику, все это казалось невероятным, почти божественным действом, где человек подчинил себе стихию огня.

— Что-то не так, ваша светлость? — мастера прочитали по озадаченному лицу князя, что результата он ждал совсем не такого.

— А что, дальше эта штуковина не бьет? — спросил, наконец, князь.

— Силы мехов не хватает, — развел руками мастер-ромей. — И так, и этак пробовали. Кожу по швам рвет давлением.

— А нефть с маслом и серой не пробовали смешивать? — спросил князь. — Она вроде бы после такого должна сама по себе на воздухе вспыхивать.

— Не вспыхивает она, государь, — виновато понурился Геннадий. — Не только не вспыхивает, но и горит очень плохо. Я знаю, что в Аравии бывает другая нефть. Она более горюча. Я с ней работал, ее иногда в Александрию в кожаных бурдюках привозили. Эта же нефть тяжелая и густая, она не похожа на ту, что я видел раньше.

Действительно! Самослав задумался. Нефть в районе Персидского залива легкая и малосернистая, а в России и Румынии наоборот, тяжелая. Из нее все больше дизель делают… Делали… Или будут делать?… Он совсем запутался. Может быть, именно в этом была вся проблема? Ответа он, конечно же, не получил. Что же, придется работать с тем, что есть.

— Там, ваша светлость, первой еще одна жидкость выходит, — робко сказал Илья. — Но ее мало совсем и она испаряется быстро. А уж горит как! Никакого сладу с ней нет! Истинный элементаль огня! Я ее в кувшине с притертой пробкой храню, да еще и воском заливаю, иначе не удержать никак.

— Набери-ка мне той жижи в стеклянную бутыль, смешай с тем, что у тебя после возгонки в кубе остается, и потом меня позови. Бутыль из-под настойки и кусок тряпки есть?

— Есть, конечно, как не быть, — хмыкнул Горан. — Сейчас принесем. Уж в пустых бутылках у нас недостатка нет. Мы же люди воинские, нам без этого дела никак…

Минут через десять перед князем стояла бутыль из мутного зеленоватого стекла, из которой отчетливо несло таким знакомым и родным запахом. Самослав вставил в горлышко бутыли тряпку и поджег ее от все еще тлеющего фитиля. Он задумчиво подержал бутыль в руках и вдруг внезапно осознал, что ее срочно нужно куда-то бросить и, причем немедленно. По какой-то странной причине, когда он поджигал фитиль, эта простая мысль его не посетила. Самослав немного отвык от нефтепродуктов и от последствий неосторожного обращения с ними. Выбор был невелик, и жертвой он выбрал сарай, стоявший неподалеку.

— Ах, ты ж!… Да что б тебя!… Мать твою так! — послышалось вокруг, когда на каменной стене вспыхнул огненный круг, который жадно потянулся к черепичной крыше.

— Моя лаборатория! — завопил Геннадий и отважно кинулся тушить огонь.

Окружающие забегали, оставив князя в гордом одиночестве ковырять землю носком сапога. Он изо всех своих сил делал вид, что именно так все и было задумано. Огонь, облизнувший обожженную глину кровли, разочарованно затих, с плотоядным интересом занявшись стропилами, которые высунули наружу свои деревянные ноги. Впрочем, тут его быстро потушили, князь не зря велел строить город из камня. Народ, который впечатлился не на шутку, смотрел теперь на своего государя со священным ужасом. У него и раньше была прочная репутация колдуна, но теперь она превратилась в гранит.

— Ну, вы в общих чертах идею поняли? — спросил князь, с трудом сохраняя непроницаемое выражение лица. — Я вам показал, что нужно сделать, а вы тут дальше самостоятельно с ингредиентами поработайте. И не смотрите на меня так! Я за вас работать не собираюсь. Сами, ребятки, сами! И огнемет не бросаем! Двадцать шагов — это же просто смешно. Нужно минимум пятьдесят! И ствол у вас совсем никуда не годится. Сделайте морду дракона на конце.

— Дракона? — выдавил из себя удивленный ромей.

— Да-да, непременно дракона, это очень важно! Горан, пусть твои люди начинают слухи среди купцов распускать, что у нас прирученный дракон есть. Мы его… э-э-э… из неведомых стран привезли.

— Не поверят, государь, — возразил Горан.

— И очень хорошо, что не поверят, — проникновенно сказал Самослав. — Ведь в этом весь смысл. Понимаешь?

— Понимаю, — почесал затылок Горан, который схватывал такие вещи на лету. — Мы ведь после такого любую чушь запустить сможем, и они это схарчат за милую душу.

— Все свободны, кроме мастеров, — вздохнул князь.

Кузнечные мехи — полное дерьмо. В этом мире должен появиться простейший насос. И сегодня он снова даст кучу туманных намеков, которые будут стоить его людям многих месяцев работы.

Июнь 632 года. Мец. Австразия.

Венды словно сорвались с цепи. Их набеги терзали Тюрингию и земли подвластных саксов. Мелкие банды дикарей вытаптывали поля, жгли деревни и уводили скот. Да и людей они, по слухам, тоже куда-то уводили целыми селениями. В рабство продавали, не иначе. Сильные отряды налетчиков уже видели в окрестностях Кельна и Маастрихта. Запад Франкии был разорен дотла, теперь настал черед востока. Нужно было бы провести карательный поход, но проводить его было некем. Франки собирали ополчение, но защищали лишь собственные паги(1), наотрез отказываясь удаляться от своих домов. Графы и герцоги только руками разводили, слишком много людей и оружия было потеряно в прошлом году.

Делегация знатных саксов смотрела на короля исподлобья. Они его ненавидели, а он их презирал, и это не было секретом ни для кого из собравшихся в огромном зале старого дворца короля Теодеберта. Двухэтажное здание под крышей из деревянной дранки служило правителям Австразии уже второй век. Крошечные окошки, которые закрывались зимой наглухо, теперь пропускали внутрь толику света. Зимняя затхлость ушла вместе с серой холодной слякотью, а лето принесло, наконец, чистую свежесть в жилище короля. Римский Диводурум растаскивался на камни, но строили из него все больше городские стены, монастыри и церкви. Новые здания были куда меньше и проще, чем римские образцы. Слишком дорого это было по нынешним временам. Старые общественные постройки давно забрала себе церковь, и даже собор святого Петра, который простоит еще полторы тысячи лет, был переделан из старых бань. В городе не нашлось здания лучше, а строить так уже не умели.

Крепкие мужи с длинными светлыми бородами и волосами, расчесанными на пробор, горделиво выпячивали грудь. Германцы были одеты просто, лишь воинские пояса были украшены золотом и серебром. И длинные ножи, что носили имя их племени, имели богатые рукояти, недоступные простым общинникам. Они стояли перед королем без своих мечей, но лишить свободного мужа его ножа было просто немыслимым оскорблением. Охрана поглядывала на саксов с опаской. Их ножи были в локоть длиной, и управлялись с ними северные гости на редкость умело. Послы представляли весь многочисленный и сильный народ саксов, все его четыре племени. Тут были вожди нордальбингов, вестфалов, остфалов и энгров. Все они принесли к королю свои горести и беды. И все они ждали справедливого суда.