Я тянусь за пакетом с едой, решив пока оставить это в покое. Мы с ним ничего не улучшим, если будем ссориться, я это знаю. Если есть выход из этого положения, нам придется найти способ работать вместе, чтобы разобраться в нем или, по крайней мере, нам нужно будет ладить.

— Я хочу услышать больше о том, чем ты раньше занимался, — говорю я ему, ковыряясь в еде, проглатывая кусочек за кусочком. — Тебе не обязательно рассказывать мне о действительно кровавых вещах, если ты не хочешь. Просто… я не знаю. Что-нибудь авантюрное.

Левин посмеивается, сидя у камина.

— Подобных историй много, — говорит он, откусывая еще кусочек от своего ужина. — Тебе придется быть немного более конкретной.

— В скольких странах ты был? Во всех? — Я скрещиваю ноги, наклоняюсь вперед, проглатывая еще один кусочек, и тянусь за бутылкой воды, стоящей между нами. — Или только в большинстве?

— В большинстве, — говорит Левин, забирая бутылку с водой, когда я заканчиваю с ней. — Хотя я побывал практически на всех континентах. В Антарктиде ничего нет, пингвины нечасто заключают контракты с людьми. — Он улыбается мне, и я чувствую, как мои губы подергиваются в ответ, улыбка невольно расплывается по моему лицу.

— Какая твоя любимая страна?

— Хм. — Левин задумывается, откусывая еще кусочек и отставляя поднос в сторону. — Россия была домом, так что это довольно далеко в списке, даже если там произошло много смешанного хорошего и плохого. Франция прекрасна. Мне также особенно нравилось ездить в Японию, но я не часто там бывал. Их собственные организации, как правило, разбирались со всем до того, как мы добирались до этого.

— Не фанат Мексики? — Я дразню его и вижу, как напрягается его челюсть.

— Там достаточно мило, — говорит он более резким голосом, чем раньше, и я знаю, что снова зашла с ним слишком далеко.

— Ты когда-нибудь ездили куда-нибудь просто в отпуск? — Спрашиваю я с любопытством. — Просто для развлечения, не по делу?

Он тихо смеется, его лицо снова смягчается, совсем чуть-чуть.

— Не часто, — печально говорит он. — Раньше у меня не было времени. Синдикату не понравилось бы. А потом…

Его голос снова затихает, когда он замолкает, и я сижу там, наблюдая за ним по другую сторону огня. Я так много о нем не знаю. Так часто, я кажется, спотыкаюсь о тему, которая заставляет его замолчать, и я подозреваю, что это связано с его покойной женой. Все в нем интригует меня, заставляет желать его еще больше, узнать его не только физически, но и таким, какой он есть. Он старше меня, но это заставляет его казаться мудрым и сексуальным, это привлекает меня, а не отталкивает.

Он единственный мужчина, которого я когда-либо встречала, который заставляет меня чувствовать себя так.

— Это был долгий день, — наконец говорит Левин, когда мы заканчиваем есть. — Нам обоим нужно попытаться немного поспать.

Я киваю, разглаживая одеяло, которое мы использовали в качестве импровизированной кровати прошлой ночью, и укладывая поверх него то, которое я использовала ранее, теперь уже высушенное. Я бросаю на него взгляд и вижу его нерешительность. Я знаю, что он думает о том, чтобы снова лечь спать по другую сторону костра, на песке вместо того, чтобы быть так близко ко мне.

— Согреешь меня? — Тихо спрашиваю я и вижу, как на мгновение напрягаются его челюсти, прежде чем он кивает.

Он ложится рядом со мной на одеяло, натягивая верхнее на нас обоих. Я чувствую дюйм пространства, который он оставил между нами, как пропасть, намеренно не позволяя нам касаться друг друга, насколько это возможно, как будто он не уверен, что произойдет, если он хотя бы коснется меня. По иронии судьбы, от этого еще труднее подавить желание, бурлящее в моих венах. Я остро ощущаю, как он лежит позади меня, ощущаю теплый аромат его кожи, исходящий от одеяла, вспоминаю, как хорошо мне было прошлой ночью, когда он прижимался ко мне. Я хочу его так, как никогда ничего не хотела, и я чувствую, как это почти вибрирует во мне, пока мне не приходится сжать руки в кулаки у груди, чтобы не потянуться к нему.

— Елена? — Голос Левина доносится до меня из темноты, низкое бормотание. — Ты нервничаешь.

Я слышу вопрос в его голосе, и мне хочется рассмеяться. Я прикусываю нижнюю губу, не желая отвечать, но мгновение спустя я слышу его снова.

— Ты в порядке?

Я резко выдыхаю, чувствуя, как в груди поднимается чувство разочарования.

— Ты не можешь вести себя так, будто не знаешь почему. — Я тяжело сглатываю, напрягаясь рядом с ним, желая прикоснуться к нему так сильно, что это почти причиняет боль. — Я знаю, что ты знаешь.

— Мы не должны говорить об этом. — Его голос низкий и тихий, как будто здесь есть кто-то, кто может нас услышать. — Просто спи, Елена.

— Так ты знаешь. — Я внезапно поворачиваюсь к нему лицом, разочарование пульсирует во мне, пока я не чувствую, что могу взорваться от этого. — После того, что мы сделали на вечеринке, я не знаю, почему это так важно. Мы могли бы просто…

Я слышу, как он резко, коротко вздыхает.

— Это было для твоей безопасности, Елена. Это единственная причина, по которой все произошло на вечеринке. У меня не было другого выбора.

— А если бы у тебя он был? — Я не думаю, что он может видеть выражение моего лица даже при лунном свете, но я все равно смотрю на него. — Ты хочешь сказать, что ничего бы не сделал?

Наступает момент тяжелого молчания, и Левин глубоко вздыхает.

— Мне хотелось бы думать, что я бы этого не сделал, — говорит он наконец. — Честно, Елена? Я не могу сказать наверняка. Но сейчас я могу не заходить слишком далеко.

Я придвигаюсь немного ближе на одеяле, мое сердце бешено колотится в груди.

— Ты сказал, что хочешь заботиться обо мне, — шепчу я. — У меня есть кое-что, о чем мне нужно, чтобы ты позаботился.

Медленно я беру его руку, переплетаю свои пальцы с его пальцами и опускаю ее ниже, к краю моей рубашки, а затем еще ниже, между моих бедер.

— Я хочу узнать, на что это похоже, — бормочу я, скользя своей рукой по его руке, пока она не оказывается прямо там, где мне больше всего нужны его прикосновения. — Я всего лишь изредка сама себя доводила до оргазма. Я хочу узнать, каково это, когда это делает кто-то другой. Кто-то, кого я действительно хочу.

Я чувствую дрожь, которая проходит по нему. Его голова откидывается назад, и в слабом лунном свете я вижу, как сжимаются его челюсти. Я чувствую, как его рука сжимается на мне, ненадолго ложась между моих бедер, когда он испускает глубокий, прерывистый вздох, и я чувствую, как он смягчается.

Он смотрит на меня, его взгляд прикован к моему, и в его глазах есть что-то решительное.

— Только это, Елена, — тихо говорит он. — Я покажу тебе. Я заставлю тебя кончить, и ты будешь наслаждаться каждой секундой этого. — В его голосе звучит низкое, хрипловатое обещание, от которого по мне пробегает дрожь предвкушения, пульсирующая между моих бедер, где все еще покоится его рука. — Но только это. Никакого секса. Хорошо?

Я киваю, затаив дыхание при мысли о том, что он прикасается ко мне.

— Да, — шепчу я, глядя на него, когда мои зубы впиваются в нижнюю губу, мое тело напрягается и дрожит. — Пожалуйста…

— Не волнуйся, — бормочет он, его рука скользит вверх, чтобы расстегнуть пуговицу моих шорт, ловко расстегивая молнию вниз, когда его пальцы проскальзывают внутрь. — Я заставлю тебя кончить, птичка. Как ты и просила меня. Но медленно. Я очень хочу, чтобы ты кончила.

Волна вожделения пронзает меня, когда я чувствую, как его пальцы скользят по моей обнаженной плоти, все еще снаружи, не погружаясь между складочек. Мои бедра мгновенно дергаются вперед, выгибаясь навстречу его руке. Левин слегка посмеивается, его рука снова обхватывает меня, а другой рукой он тянется к моим шортам, стягивая их вниз.

— Такая страстная, — бормочет он, его голос становится более глубоким, хриплым от желания. — Помедленнее, птичка. Позволь мне сделать так, чтобы тебе было очень хорошо, как я могу.