Ее рука скользит вниз по моей груди, пробегая по моему прессу, по влажной ткани моих боксеров. Я не могу двигаться достаточно быстро, чтобы остановить ее, когда она просовывает руку внутрь, ее пальцы смыкаются вокруг моего члена, и на короткую секунду мне кажется, что я попал в рай… И тут я понимаю, что она делает, когда ее рука проводит по всей длине до моего набухшего кончика, и это выбивает меня из колеи.

— Черт возьми, Елена! — Я прерываю поцелуй, отворачивая голову, когда хватаю ее за талию, отстраняя ее от себя и отодвигая на несколько дюймов, когда отступаю, возясь со своим членом, чтобы вернуть его обратно в боксеры. — Мы не можем этого сделать. Я не должен был позволять этому зайти так далеко.

Ее зубы впиваются в нижнюю губу, и на секунду мне кажется, что я вижу, как ее глаза затуманиваются, прежде чем она с трудом сглатывает и вздергивает подбородок, отворачиваясь, скрестив руки на груди.

— Ты можешь принести мне одеяло? — Наконец спрашивает она, ее плечи слегка согнуты внутрь, когда она отворачивается. — Будет холодно, когда я вылезу из воды.

Я хочу подойти к ней. Я хочу обнять ее, развернуть к себе и зацеловать до бесчувствия хотя бы для того, чтобы снова увидеть улыбку на ее лице. Я могу представить, каково это, когда эта улыбка растекается по ее губам, когда она целует меня, как она будет задыхаться и стонать, как она будет выгибаться мне навстречу. То, как сладко ее тело открылось бы для меня, добровольно и страстно, давая мне все, о чем я мечтаю. Вместо этого я заставляю себя отвернуться и выйти из воды, направляясь обратно к пляжу и одеялу, о котором она просила.

Вдали от того, чего я хочу в этот момент больше всего на свете.

23

ЕЛЕНА

Я не хочу, чтобы Левин видел, как я разочарована. Я отворачиваюсь от него, когда он шагает по воде обратно к берегу, скрестив руки на груди, как будто он еще всего этого не видел. Я чувствую, что хочу замкнуться в себе, смущенная и уверенная в том, что я снова потерпела неудачу, но я также не хочу возвращаться и исправлять это.

Целовать его приятнее, чем я когда-либо представляла, а я много раз представляла, каково это, целовать кого-то, прикасаться к кому-то, делать все то, чего я никогда не могла сделать. Того, кого я выбрала, кого хотела соблазнить.

Я прочитала стопки любовных романов, представляя героя в своей голове, представляя себя на месте всех героинь. Я представляла себе момент, когда мужчина больше не может сдерживаться, когда его желание берет верх, когда он просто не может смириться с тем, как сильно ему нужна героиня. Я думала, что именно там мы с Левиным и были. Я почувствовала, какой он твердый, то, как он крепче прижал меня к себе, его язык переплелся с моим, и я подумала, что мы перешли эту черту. Я думала, что, когда прикоснусь к нему, он сдастся.

Дрожь пробегает по моей спине при воспоминании о том, как я ощущала его, горячего, твердого и пульсирующего, в своей руке. Он казался таким большим, даже больше, чем когда я сидела у него на коленях на вечеринке, и это немного напугало меня, но это не помешало мне хотеть его.

Это не имеет значения, потому что он все равно оттолкнул меня.

— Елена! — Он зовет меня по имени с берега, и я оглядываюсь через плечо, чтобы увидеть, что он держит одно из одеял. Я с трудом сглатываю, обхватив себя руками, и начинаю идти по воде к берегу, не в силах посмотреть ему в глаза. Если мы все равно умрем, какое это имеет значение? Я чувствую себя глупо, говоря это сейчас, чересчур драматично, но именно так я и чувствовала.

Я все еще чувствую то же самое. Зачем утруждать себя притворством, что мы не хотим друг друга? Зачем беспокоиться о том, что произойдет позже, если этого не произойдет позже?

Однако, очевидно, что он так не считает.

Я вижу, как он отводит глаза, протягивая мне одеяло, когда я выхожу из воды.

— Вот, — натянуто говорит он, и я беру у него одеяло, заворачиваюсь в него, проходя мимо него.

— Спасибо, — бормочу я, быстро шагая по песку обратно к тому месту, где оставила свою одежду. Бесшабашное веселье дня ушло, но я все еще могу заняться чем-то полезным, в данном случае это будет стирка моей одежды и оставление ее сушиться, чтобы я не чувствовала себя так отвратительно.

Я также хочу на некоторое время оставить некоторое пространство между мной и Левином. Я думала, что у меня лучше бы получалось соблазнять кого-нибудь, если бы у меня была такая возможность в прошлом. На самом деле, я никогда не думала, что у меня будет такая возможность. Я всегда предполагала, что меня выдадут замуж за кого-то, кого я не выбирала, за кого-то, с кем мой отец договорился о браке. И я никогда не видела себя в состоянии соблазнить кого-то, кого я действительно хотела, не совсем.

Теперь у меня есть самый великолепный мужчина, которого я когда-либо видела в своей жизни, защищающий меня, и я хочу его. То, что мы делали на вечеринке, должно было напугать меня, я думаю, но все, что это сделало, это заставило меня захотеть узнать больше, почувствовать больше. Я хочу узнать все загадочные вещи, о которых я не знаю, все то, о чем я никогда не думала, что у меня будет шанс попробовать с кем-то, кто заставил меня на самом деле захотеть сделать это с ним. Такое чувство, что у меня под рукой есть фантазия, которую я никогда не думала, что смогу испытать, и она просто вне досягаемости.

Я не хочу умирать, так и не узнав, на что это похоже.

Неудивительно, что Левин держится от меня на расстоянии до конца дня. Я укутываюсь в одеяло, как в пляжное полотенце, стираю одежду в соленой воде и раскладываю сушиться, старательно не глядя на него, когда развешиваю ее на камнях.

— От соли она станет жесткая, — замечает Левин, сидя на валуне возле нашего импровизированного лагеря и возясь с поврежденным радиоприемником. — Ее будет не очень удобно надевать.

— Лучше, чем пропитано кровью, грязью и потом, — парирую я, по-прежнему не глядя на него. — Вообще-то, я думала укоротить джинсы. Если бы я могла одолжить твой нож…

Я слышу, как он встает, идет по песку ко мне и протягивает его, вкладывая ручку в мою ладонь.

— Осторожно, — это все, что он говорит, прежде чем отступить обратно на пляж.

Стиснув зубы, я отрезаю ткань чуть выше колена с обеих сторон, проводя лезвием по ней немного сильнее, чем необходимо. Я отбрасываю остатки материала в сторону, оставляя шорты сушиться, возвращаюсь в лагерь и возвращаю Левину его нож.

Мне никогда так сильно не хотелось чем-то заняться. Даже дома, во второй половине дня, когда я должна была оставаться в своей комнате, потому что у моего отца были гости, которых он не хотел видеть ни со мной, ни с Изабеллой, у меня были книги, чтобы занять себя, или сад, в который я могла улизнуть. Теперь нет ничего, кроме тянущегося дня и вновь возникшего напряжения между мной и Левиным, которое нужно пытаться игнорировать.

Как только моя одежда высыхает, я хватаю ее и отхожу немного дальше по пляжу, чтобы одеться, наполовину надеясь, что Левин не сможет удержаться и украдкой посмотрит, как я натягиваю свои недавно обрезанные шорты, и блузку через голову.

Одежда в точности такая, как он и говорил, но это все же лучше, чем рубашка, наполовину пропитанная кровью. Порез на боку щиплет от соленой воды, и я морщусь, натягивая рубашку, чувствуя, как натягиваются швы. Я не замечала этого раньше, когда мы плавали, я слишком наслаждалась собой, но теперь я чувствую, как подкрадывается боль.

Я все равно иду прогуляться по пляжу, в основном для того, чтобы избежать неловкости с Левиным, пока он пытается поработать с радио. Когда я возвращаюсь, уже почти сумерки, и он разводит костер, подбрасывая свежую щепку, два пакета с пайком готовы и ждут нашего ужина.

— Вот ты где, — говорит он, откидываясь на пятки и наблюдая, как загораются ветки. — Я надрывался над горячей плитой на ужин, — добавляет он, подталкивая ко мне один из пакетов с улыбкой, которая говорит мне, что он пытается сгладить ситуацию.